Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом Страница 9

— Выпить-то дайте, черти! — Лютый, прекратив петь, потянулся за стаканом.

— Олега, еще давай! — пьяно орал Васька Клепиков с противоположного конца стола, он сидел у самой двери, а Олег ближе к окну.

— Дай передохну, а то голос сорву на фиг!

Рядом с Клепой примостилась Наташка — светловолосая девчонка с Красноярского алюминиевого, она работала там в столовой. Пышная, словно калорийная булочка с изюмом. С изюмом, потому как было в Наташке что-то неуловимое, из-за чего невозможно было оторвать от нее взгляда. То ли сами глаза ее васильковые с черными густыми ресницами, то ли ласковое выражение лица так действовали, сказать трудно. В чем изюм, Лютаев так и не разобрался, потому что в тот момент, когда потянулся за стаканом, вдруг почувствовал, как тонкая рука сидевшей рядом Иришки под столом расстегнула его ширинку и скользнула внутрь, словно в знакомую норку…

Иришка тоже работала на заводе — нормировщицей — и жила в этом же общежитии. В отличие от Наташи была она высокой и стройной. Черные прямые волосы ниспадали на плечи, прикрывая длинную тонкую шею. Плечи у нее были изящные и хрупкие, а маленькая упругая грудь соблазнительно выглядывала из расстегнутого до пояса голубого трикотажного платьица на бретельках, больше похожего на длинную майку или комбинацию.

— Ты пей, Олежек, пей! — сладко шепнула Иришка на ухо Олегу. — А я тебе закусить приготовлю.

Как только Лютаев опрокинул в себя полстакана самогона, Иришка тут же остервенело впилась в его губы своим красным влажным ртом.

— Горько! Горько! Горько! — заорал Клепа заплетающимся языком.

— Стой, не гони коней, — прикрикнул на него Лютаев, отрывая от себя жадную до поцелуев девчонку. — Какое на хер горько? Погоди, родная, — повернулся он к Иришке и вытащил ее руку из своих штанов. — Еще не вечер. Давайте, я лучше еще спою.

Еще не время песни петь об этом.Еще не время правду рассказать.Афганистан — взбесившееся лето.Нам перед совестью себя не оправдать.На смертный бой вперед идут мальчишки,Их командиры-мальчики ведут.Писатели про них напишут книжкиИ, как положено писателям, приврут.Кто был в Афгане, тот душою ранен,Тот тяжкий крест пожизненно несет.И в этом виноват уже не Сталин,А что-то страшное, что нас давно гнетет.

А солнца глаз, как медный таз над миром!Как медный таз на голубой стене!За Родину! За дырочки в мундирах!За черный крест над холмиком могилы…По чьей-то милости мы — на чужой войне.Мы — на чужой войне…

— Ой! — капризно воскликнула Наташа, закуривая. — Ну, я не могу так! Повеселее что-нибудь можешь спеть, Олежек!

Лютаев двумя пальцами вынул у нее изо рта сигарету и в несколько затяжек выкурил ее до самого фильтра, а потом снова взялся за гитару.

— Повеселее, говоришь? Конечно, могу.

Снова сон, и солнце над КабуломНакаляет металл брони.Снова сон, и чую сзади дуло,И молю: Бог меня храни!Снова сон, и перевалом горнымМы идем в наш последний бой.Снова сон, и вот Тюльпаном ЧернымЕдет к маме Андрей домой!

Что мне орден, коль нету ног?И ушел навсегда Андрей!Сделал все я, что только мог,И не жалей меня, не жалей!Что мне льготы — без ног — к врачу,Если там из свинца дожди?Если каждую ночь кричу:Подожди, Андрей, подожди!

— Эй, народ! — Васька Клепиков, шатаясь, встал со стула и мутным пьяным взглядом осмотрел стол. — А бухла-то больше нет! Вот засада! Чего делать будем?

Закуска на столе была просто-таки царская: домашнее соленое сало, присланное Наташке из деревни матерью; две банки говяжьей тушенки, которые Наташка же умудрилась спереть из заводской столовой; Иришкины — собственного приготовления — соленые огурцы и даже жареные «ножки Буша». После того, как Клепа пообещал познакомить ее сегодня вечером с героем-афганцем, Ирка опрометью понеслась в магазин к знакомой продавщице и умолила ее продать пару-тройку окорочков из-под полы.

— А если к Ритке за самогоном еще раз зайти? — предложила Наташа.

— Нет, — покачал головой Васька Клепиков. — Маргарита больше не даст.

— Почему это не даст? — удивилась Иришка.

— А потому, — пояснил Клепа, — что я ее сукой назвал за жадность. Она же мне вчера литр за пять рублей продала! А сегодня, когда узнала, что у меня гости, в два раза подняла цену. Ну не сука разве?

— Сука, — согласилась Наташка.

— Нет, не сука, — погрозила ей пальцем пьяная Иришка. — И вообще, как тебе не стыдно, подруга? Что ты такое про Ритку говоришь? Никакая она не сука, а блядина она распоследняя!

— Да хрен с ней, — подал голос Лютаев. — Магазин поблизости есть?

— Ну есть, — кивнул Клепа, — а цены там знаешь, какие?

— Да по фигу цены, найдутся деньги. Я из Афгана или нет? Погнали, Клепа, покажешь магазин.

Вдвоем они вышли из общаги. Уже начало темнеть. Ваську Клепикова здорово развезло, он с трудом удерживал равновесие. Лютый шел, как ни в чем не бывало. В планах на ближайшую ночь у него была Иришка. Или Наташка — все равно. Или обе сразу. В конце концов, надо же когда-нибудь позволить себе расслабиться. Разве он не заслужил эту ночь любви с двумя приличными дамами?

— Вот он, магазин. — Показал Клепа рукой на светящуюся витрину. — Тут тебе и водка, и коньяк, и даже шампанское.

— Шампанское — компот, — вынес свой вердикт Лютый. — А водочки мы, пожалуй, выпьем. Айда за мной!

Но стоило им подойти к входу в магазин, как сюда же подкатили две машины — черный джип «чероки» и синий с серебристыми боковыми накладками «мицубиши паджеро».

— Обана! А ну, поканали отсюдова! — испуганно сказал Клепа, в один момент протрезвев. — Давай, давай, не задерживайся! — Он потянул Лютого в противоположную от торговой точки сторону.

— Стой! — Не понял Лютаев. — Куда поканали? С какого перепугу?

— Пойдем, тебе говорят! Это же бандиты приехали! Короче, уносим ноги, пока не поздно.

— Ты больной, да? — Лютаев покрутил указательным пальцем у виска. — Мы что, сюда тащились, чтобы обратно вернуться с пустыми руками?

— Олег, послушай меня хоть раз в жизни. Они и хозяина магазина за горло держат, и весь наш район. Говорят, даже к заводу подбираются. Это опасные люди… — громким шепотом предостерег Олега Клепа.

— Да насрать! Я сам — особо опасный. Двигай за мной. — Лютый шагнул к магазину.

Клепа остался на месте, переминаясь с ноги на ногу.

Олег уже начал подниматься к входной двери по ступенькам, когда его опередили двое широкоплечих и бритоголовых парней из «паджеро».

— Тормози, братан. В магазине переучет.

— Какой, на хрен, переучет? Я же вижу — открыто! — Лютаев сделал шаг вперед.

— Ты че, не врубился, в натуре, с кем говоришь? — Один из парней грубо оттолкнул Олега в грудь. — Вали отсюда по-хорошему!

— Ты сам, падла, вали отсюда! — тихо сказал Лютый, сжимая кулаки до боли в ладонях. — А я куплю водки и уйду. Дай пройти! — попытался он сдвинуть с места преградившего ему путь второго братка.

— Да он нюх потерял, в натуре! — удивился парень и, без размаха, но очень сильно, ударил Лютаева под дых.

Олег от неожиданности тут же согнулся в три погибели. А парень, почти без паузы, нанес ему удар кулаком сбоку в голову. Лютый кубарем покатился по земле.

— Лютый, беги! — закричал ему Васька Клепиков и, отбежав в сторону, спрятался за толстое дерево. — Беги! Убьют они тебя!

Но Лютаев его не слышал, потому что был занят. Он снова впал в знакомое по Афгану состояние холодной ярости: все чувства его обострились и то, что происходило вокруг, он одновременно видел как бы со стороны. После выброса в кровь адреналина боль от ударов мгновенно исчезла, будто ее и не было. Вскочив на ноги, он стремительно бросился на обидчиков.

Тому, кто ударил его, досталась мощная подача ногой в голову. И тут же, с разворота, еще одна — пяткой по правой почке. Браток медленно, словно дело происходило под водой, завалился на бок и больше не поднялся. Зато второй выхватил из внутреннего кармана кожаной куртки пистолет. Он направил ствол на Олега, большим пальцем снял оружие с предохранителя и резко передернул затворную раму, вгоняя патрон в патронник.

— Замочу, сучонок!

— Н-на! Н-на! Н-на! — Лютый провел три молниеносных удара: ногой сбоку — по стволу, выбив его из руки стрелка. Потом — мыском армейского ботинка — чуть ниже колена и, когда тот от боли согнулся, достал его по носу раскрытой ладонью — прямым точным ударом.

Клиент вырубился. Олег окинул взглядом поле боя: мы победили, и враг бежит, бежит, бежит. Вернее, лежит. Нет, это еще не конец фильма.