Борис Балтер - Проездом Страница 9

Он прислушался. В ванной комнате время от времени возникал тугой, всасывающий звук. Он прошел гостиную и спальню. Вода в ванне налилась до краев и выливалась через предохранительное отверстие. Он закрутил кран. Вода была прохладной. Он лежал в ванне, пока не замерз, и слышал гулкие удары сердца. Раньше ему случалось выпить много больше, а сердца он не слышал.

Он лег в постель и заснул, как только согрелся.

Он проснулся на рассвете. Рядом стояла пустая кровать. Он редко просыпался на берегу один. Он провел рукой по холодному шелковому покрывалу. В прозрачном воздухе гостиной предметы казались невесомыми. Его тревожила чуткая к звукам пустота огромного номера. Беспокойство росло. В ванной горел свет и лилась вода. Он хорошо помнил, что закручивал кран, но не помнил, погасил ли свет. Ковер щекотал босые ноги. Он прошел по холодным плитам ванной. Из неплотно закрытого крана тонкой струйкой лилась вода. Он прошел в гостиную. В зеркале виден был рассеянный свет солнца над светло–зеленой водой. Босые ноги обжег холодный бетон мокрого от росы балкона. Набережная была пуста. За мостом стоял газетный киоск. Киоск был закрыт. Надо было как–то дожить до шести часов вечера, а вчера он не знал, захочет ли еще раз видеть Лору.

Он проспал с перерывами до десяти часов утра. Каждый раз, когда он просыпался, в гостиной прибавлялось солнца. Солнце просвечивало сквозь зашторенное окно спальни, и под одеялом стало жарко.

Он позавтракал в номере. Официант в белой, не очень чистой куртке вкатил в гостиную трехэтажную тележку с подносами. Он накрыл салфеткой круглый стол. Дмитрий Сергеевич спросил:

— Как теперь ездят на «Золотой берег»?

Официант ответил:

— Так же, как всегда: теплоходом, автобусом, можно вызвать такси.

— Всегда ездили на извозчиках, — сказал Дмитрий Сергеевич.

— При царе Горохе ходили даже пешком, — ответил официант. Он оставил завтрак и вышел из номера, катя впереди тележку. (В гостиницах «Интурист» очень грамотные официанты.)

Он вышел в одиннадцать часов и прошел набережную от гостиницы до Гавани. Из прилегающих улиц выходили пляжники и шли в одном направлении с ним. На открытом пирсе казалось не так жарко. Зеленые водоросли едва шевелились на стенке, такой спокойной была вода. Он прошел на переполненный теплоход последним, и за ним сразу убрали узкие сходни. На пирсе осталась большая толпа ждать следующий теплоход. Он уже подходил, застопорив машину.

Матрос с морщинистой, как у черепахи, шеей, в стиранной и перестиранной тельняшке, под которой выпирали ключицы, покосился на Дмитрия Сергеевича и длинно сплюнул за борт. А Дмитрий Сергеевич, наоборот, пристально вглядывался в него. Он когда–то знал в лицо всех рыбаков и каботажников. Матрос, расталкивая пассажиров, ушел в шкиперскую рубку. В зелени берегов, между зубчатых вершин кипарисов, стояли дачи и санатории, в большинстве белые. Над ними поднимались склоны гор. Теплоход шел вблизи берега, и везде на прибрежной гальке под отвесными скалами загорали пляжники. Странно было знать, что в городах, из которых они приехали, людей не стало меньше. За скалой, которая торчала из воды, начинался «Золотой берег» — широкая полоса мелкой прибрежной гальки, голая и жаркая, как пустыня. Сколько бы ни было на пляже людей, он всегда оставался просторным. По крайней мере, он оставался таким в его памяти. Теплоход обогнул скалу и пошел к берегу, и навстречу ему накатывались волны зноя и человеческих голосов. Теплоход шел до Алупки, но почти все пассажиры сошли на «Золотом берегу». Матрос, убирая сходни, сказал Дмитрию Сергеевичу:

— Не нужен опытный боцман? Имей в виду Никулина с «Ласточки».

Матрос посмотрел на него равнодушными глазами. Дмитрий Сергеевич сказал:

— Договорились.

Он хорошо знал этот тип моряков, списанных с кораблей за пьянство.

Цвет гальки был сизо–серый, попадались цветные камни, выточенные морем. «Золотым» берег назывался потому, что был открыт солнцу. Пассажиры, скользя по гальке, спешили к зеленым будочкам касс. Он слышал на катере, что главное — захватить топчан или шезлонг.

Он прошел под тент павильона и встал в очередь к буфету. Между столиками проходили с подносами и бутылками в руках мужчины и женщины в купальных костюмах. В очереди на него оглядывались. Он, наверно, странно выглядел в полной морской форме, при галстуке среди, обнаженных тел. Он перенес на столик вазочку с мороженым и бутылку минеральной воды. Ни мороженого, ни воды ему не хотелось, но так было удобней сидеть, не очень привлекая к себе внимание. За соседним столиком разместилась большая компания молодых. На девушках были трусики — узкий треугольник материи ниже бедер. На одних это выглядело красиво, на других уродливо. Никто из них, ни девушки, ни парни, не обращали внимания на свою обнаженность. Ему показалось, они играют в игру — не замечать наготы. Но он подозревал, что они ни на секунду не забывают о ней. Это новая усложненность игры доставляла им удовольствие. В той жизни смысл игры состоял в том, чтобы преждевременно не обнажаться. Одна из девушек оглянулась на него, наверно, ее привлекло веселое выражение его глаз, и что–то сказала своей подруге, и тогда вся компания уставилась на него. Они были в черных очках. Черные очки изобрели от солнца, но он подумал, что их носят по другой причине: черные очки скрывают выражение глаз и можно смотреть, куда хочешь и на кого хочешь. Он повернулся к пляжу. За черной тенью начинался белый зной с блеском воды и гальки. Рядом с павильоном по кругу играли в волейбол. Очень старательно играла женщина с широкими бедрами, загорелым лицом и сильно накрашенными губами. Принимая мяч, она картинно поднимала ногу, старательно вытягивая носок. Ей, наверно, казалось, что выглядит она очень изящно. Но ее партнеры — молодые ребята и девушки — так не думали. Они или не откидывали ей мячи или откидывали так, что она не могла их принять и с готовностью бежала за пропущенным мячом, а ее партнеры переглядывались и откровенно смеялись. Мяч катился к воде, и женщина неуклюже бежала за ним. Он подумал, что ей столько же лет, сколько Лоре, но Лора не стала бы играть в волейбол.

На берегу стоял, сложив на груди руки, мужчина с лицом юноши и седыми волосами, Толпа зрителей кому–то аплодировала.

Он вышел из павильона и пошел мимо кабин для раздевания на высокую веранду под навесом. Отсюда виден был берег у самой воды. Саня большой кинокамерой снимал Вику. Она сделала «мостик», потом перешла в «стойку» на руках и под аплодисменты сделала со стойки шпагат. Вика говорила ему, что несколько лет занималась акробатикой. Саня передал кинокамеру «мыслителю», потом согнул в колене ногу и протянул Вике руку. Она с ноги перешла на его широкие плечи. Коренастый и коротконогий, он вошел в воду с Викой на плечах. Он уходил все дальше от берега, пока голова его не скрылась под водой. Вика стояла на его плечах, и вода покрывала ее щиколотки. Она подлетела вверх, и, прежде чем нырнула, перекувырнулась в воздухе.

Под навесом на двух сдвинутых лежаках деловито торговались преферансисты: «Пас», «А я скажу раз», «Мои пики», «Трефы», «Бубны», «Мои», «А черви?», «Тоже», «Играйте».

Вика вышла на берег. Она расстегнула купальную шапочку и сдвинула ее на затылок. Она отжимала концы волос, наклонив голову к плечу. Ему показалось, что Вика смотрит на него.

Он уходил с пляжа, и это было похоже на бегство. По крутой деревянной лестнице с площадками для отдыха он поднялся к шоссе. Оно было извилистым и узким с низкими заборами на обочинах, удерживающих крутой склон горы от обвалов. Шоссе было таким же, как тридцать лет назад.

По асфальтированной дороге он поднялся к гостинице «Парус» — новой гостинице, построенной высоко в горах. Времени до встречи с Лорой оставалось много. Даже слишком много. Он решил, что успеет пообедать и вернуться в город. На террасе обедали те, кто жил в гостинице и успел вернуться с пляжа. Много столов было свободно. Но потом пошел ливневый дождь, и на террасе срезу стало тесно. По асфальту текла вода. Прямые струи дождя быстро подбирались к шоссе далеко внизу.

Сосед Дмитрия Сергеевича сказал:

— Дождь с пузырями. Это надолго. — Он принес с собой кипу газет и готовился с удобством пересидеть осаду.

За столом рядом сидела семья. Дочь лет пятнадцати в бриджах до колен, в белой кофточке, похожей на мужскую рубашку, пристально смотрела на Дмитрия Сергеевича, а когда он отвернулся, стала смотреть на его соседа. С соседом расправилась быстро: он беспокойно задвигался и, раза два взглянув на нее, закрылся газетой. Она поискала глазами следующую жертву, но ей мешали те, кто стоял в проходах, пережидая дождь. Она принялась за свое мороженое, старательно слизывая его с ложечки кончиком языка. Дмитрий Сергеевич засмеялся, а девушка улыбнулась уголками губ.

Снизу, разбрызгивая на асфальте воду, подъехало такси. Из него вышла женщина и, накрыв голову пиджаком, побежала по террасе, пока мужчина расплачивался с шофером. Дмитрий Сергеевич крикнул ему, чтобы шофер подождал, и пошел разыскивать своего официанта.