Альберт Зарипов - Первомайка Страница 9

Мы залегли в сотне метров от саманного дома и ждали, когда головной дозор обследует его и даст «добро» на дальнейшее передвижение. Боец ударом ноги распахнул дверь и заскочил внутрь. Дом оказался пуст. Лишь недалеко паслось стадо в десяток коров.

По мосту наши группы перешли Терек и опять рассыпались цепью на поле. Где-то впереди было село. Над ним и кружили вертолеты. Но Первомайское я увидал, лишь когда заполз на гребень высокого, в три метра, вала. В полукилометре от нас было село. В бинокль я хорошо видел колонну разнокалиберных автобусов, стоявших на северной окраине Первомайского. Рядом с колонной задрал в небо свой крупнокалиберный пулемет БТР-80. Тут же возвышался сложенный из бетонных блоков милицейский блокпост. Неподалеку от окраины на бугре в окопах торчало три фигуры.

Было видно, что это боевики, выставленные в охранение. Такие же фигуры людей в черном шастали меж автобусов. А вот новосибирских омоновцев нигде не было видно.

Согласно боевому распоряжению, наши группы должны были выйти к омоновскому блокпосту и ждать дальнейших указаний. Но боевики уже были повсюду, и куда выдвигаться и с кем соединяться, было непонятно.

Пока мы лежали за валом и ждали дальнейших приказов, по радиостанции нам передали неожиданную весть: боевики взяли в заложники весь отряд новосибирского ОМОНа. Сибиряки без единого выстрела сдали чеченцам свой блокпост с бронетранспортером, личное оружие и сдались сами. Хуже всего было то, что радуевцы получили безвозмездно и даром целый БТР с крупнокалиберным пулеметом и станковый автоматический гранатомет АГС-17.

Как потом выяснилось, железобетонный мост через Терек был обстрелян управляемой ракетой с боевого вертолета и был частично разрушен в тот момент, когда к нему подъезжал головной автобус. Вдоль движения колонны наши вертолеты выпустили еще несколько залпов неуправляемых реактивных снарядов. После этого автобусы остановились, а боевики повыскакивали наружу и заняли оборону вокруг них. Через несколько часов ожидания колонна автобусов развернулась обратно у разбитого моста и вернулась в село. Автобусы остановились на дороге вдоль северной окраины.

Новосибирцы настороженно встретили возвращающихся террористов, но к ним подошло несколько боевиков, которые объяснили, что на время переговоров они побудут в селе и затем спокойно поедут дальше.

Действительно, вскоре в переговоры с боевиками вступил сопровождавший колонну автобусов милицейский полковник, который командовал 5-й оперативной зоной, куда входили и Кизляр, и Первомайское. Пока Радуев вел с ним переговоры, новосибирцам боевики предложили сложить оружие в одном месте и выставить у него двух часовых — одного чеченца и одного омоновца. Боевики объяснили это тем, что кто-то из милиционеров может случайно выстрелить и этим спровоцировать перестрелку.

Новосибирский ОМОН — народ бывалый, всякое видал… и согласился. Так новосибирцы расстались со своим оружием.

Тем временем чеченцам надоело слушать условия и ультиматумы, которые выдвигал довольный самим собой милицейский полковник. К нему неожиданно подошли двое боевиков, один из которых разоружил его, а второй наставил на него автомат.

Полковник сразу понял, чего хотят боевики от него: выйти к новосибирцам и приказать им сдаться. Взамен боевики пообещали отпустить на свободу самого полковника и его охрану.

Полковник долго не раздумывал и вскоре он уже стоял перед милиционерами и приказал, в связи со сложившимися обстоятельствами, омоновцам сдаться в плен.

Одновременно к часовому-милиционеру подошли несколько боевиков, разоружили его и отогнали к своим. Единственным, кто попытался оказать сопротивление, был заместитель командира милицейского отряда. Но было слишком поздно. Он был сразу же убит на месте короткой очередью. Так офицер ОМОНа расстался со своей жизнью, а оставшиеся в живых его подчиненные — со своей свободой.

А милицейский полковник был отпущен на волю: хоть чеченцы и мастера на такого рода провокации, но свое слово они держат. Особенно по отношению к тем, кто продал своих же.

Отпущенный полковник быстро забрал из сваленного в кучу оружия милиционеров свой автомат и АКСы водителя и охраны. Затем они сели в «УАЗик» и покинули Первомайское.

Полковник приехал на разбитый мост. Там уже находились вылетевшие вместе с нами десантники. Им первым полковник и сообщил новость о том, что Первомайское полностью занято боевиками, а новосибирский ОМОН «сдался в плен».

Правоохранительный чиновник поведал также о том, что его самого Радуев отпустил для передачи властям чеченского ультиматума…

В это же время полевой командир Салман Радуев давал свое первое интервью в захваченном селе Первомайское:

— Мы захватили это село и будем здесь держать оборону. Вместе с нами находятся сто шестьдесят заложников. Кроме того, на блокпосту мы взяли в плен тридцать восемь солдат с их вооружением и еще целый склад боеприпасов и оружия. Мы будем здесь защищаться и здесь мы примем свою смерть…

Оператор перевел видеокамеру на остальных чеченцев, которые на свободной площадке под военные песнопения и хлопанье в ладоши танцевали свой священный танец «зикр»…

Но основная масса боевиков, четко выполняя приказания своих командиров рот и взводов, уже рассредоточилась по Первомайскому, подбирая себе огневые точки в расположенных на окраинах домах…

Наши группы оставались на валу и наблюдали в бинокли и прицелы за селом. Над ним продолжали барражировать вертушки. На северной окраине каких-либо значительных изменений не происходило, и село казалось спокойным. Но по дороге, ведущей на юг, к соседнему селу, сначала небольшими группками, а затем густым потоком потянулись люди. Это были жители Первомайского, которые, наспех собравшись, быстро покидали родное село. Жители выезжали из села на легковых и грузовых автомобилях, тракторах и автобусах, но многие шли пешком.

Начало смеркаться. Тут нам приказали сместиться вправо по валу. Пройдя метров сто вдоль вала, там, где кончалось поле и начинался густой кустарник, мы увидали начальника разведки, комбата и несколько солдат.

— Командиры групп — оборудовать места для ночлега. Остаемся здесь до утра.

Выставить дозоры на валу.

Услыхав распоряжение комбата, я только порадовался тому обстоятельству, что в нескольких километрах в заснеженной канаве спокойно лежит и дожидается нас более десятка суточных рационов сухого пайка. Быстро начинало темнеть, и я первым делом снарядил за сухпаем рядового-контрактника с одним бойцом.

Сержант-контрактник получил в свое распоряжение полевой бинокль и полез на вал наблюдать за боевиками. Часть бойцов отправилась за дровами для костра, кто-то стал охапками собирать камыш, который небольшими островками рос на поле.

Место для костра моей группы было определено комбатом на дне неглубокой канавы, которая тянулась вдоль вала на всем его протяжении. В тридцати метрах правее, на дне этой же канавы, связисты стали готовить место для костра комбата. Начальник связи сразу же забрал своих связистов из обеих групп. А пока солдаты-связисты собирали дрова и расчищали снег для костра высшего комсостава, сам начальник связи разворачивал радиостанцию и готовил ее к работе.

В тридцати метрах левее моей группы готовилась к ночевке вторая группа. У нее было самое лучшее место — среди небольшой, в десяток деревьев, рощицы. Хоть за дровами далеко ходить не надо. А меж деревьев можно было натянуть навесы из плащ-палаток.

Если бы они были, эти плащ-палатки.

Но, кроме оружия, боеприпасов и нескольких радиостанций, у нас ничего не было.

Мы же летели всего на сорок минут.

Пока остальные бойцы занимались сбором топлива, мы — офицеры группы и двое бойцов — при помощи подручных средств расчищали и утрамбовывали площадку на дне канавы. Из подручных средств у нас было несколько шомполов и офицерских ножей, которыми мы пытались расширить откосы канавы. Ведь костер должен не просто гореть на дне канавы, а греть сидящих вокруг него людей. Конечно, мы могли бы развести огонь и наверху, но дул сильный холодный ветер и температура воздуха была минусовая. Поэтому в канаве хоть и было тесновато, но чуть-чуть теплее.

Вскоре посреди небольшой площадки занялся огнем маленький костер. Вокруг него были сложены охапки сухого камыша, на которых можно было сидеть и лежать. Огонек костра горел несильно: ветки и сучья были пропитаны сыростью, и эта вода, нагреваясь, шипела и пузырилась на торцах веток. Изредка в огонь подбрасывали сухой камыш, и тогда яркий сноп пламени на считанные минуты обдавал наши лица и протянутые ладони жаром. Места вокруг огня хватало не всем; одни сидели у костра и иногда отворачивали от сильного жара лица, другие стояли за ними, протянув к огню ладони. Стоявшие тоже иногда отворачивались от огня, но для того, чтобы погреть застывшую спину. Стоявших было всего несколько человек, и они сразу же занимали место у огня, если кто-то из сидевших покидал свое место.