Владимир Кофман - Принцы Кригсмарине. Тяжелые крейсера Третьего рейха Страница 9

Как уже отмечалось выше, оборудование носового и кормового блоков полностью дублировалось, но на „Принце Ойгене“ помещения кормового поста обработки информации пустовали до 1942 года, поскольку все его компоненты предполагалось поставить в СССР для достройки „Петропавловска“ — бывшего „Лютцова“.

Башни имели механизмы дистанционного управления вертикального наведения и теоретически могли полностью (кроме угла по целику) управляться из ПУАО, однако на практике угол возвышения устанавливался непосредственно в башнях, поскольку дистанционная система имела „мертвое время“ срабатывания и вообще установка угла сервомоторами несколько отставала от контрольных указателей в постах управления огнем.

В общем же единственным заметным недостатком столь совершенной системы управления огнем в целом, пожалуй, являлась ее чрезмерная сложность. Многочисленное оборудование, имевшееся в двух-, трех- и даже четырехкратном количестве, имело значительный вес, „поглощало“ столь дефицитные на корабле площади и объемы, и, что немаловажно, стоило очень дорого. Уже в ходе боевых действий германские специалисты под руководством главного технического консультанта по вопросам систем управления огнем д-ра Кордеса вынесли вердикт, что от некоторых компонентов СУАО можно отказаться без ущерба для боевой эффективности. Излишними были признаны посты передачи команд и системы управления огнем осветительными снарядами, а также количество одновременно включаемых в систему дальномеров. Начиная с „Принца Ойге-на“ в управление стрельбой внесли соответствующие изменения, основанные на выводах этого обследования.

Зенитное вооружение

Под стать главному выглядел и вспомогательный зенитный калибр. Немецкие крейсера имели по 6 двухорудийных 105-мм установок С/31 (LC/31), что обеспечивало огонь из 6 стволов в любом секторе. Сами установки уникальны тем, что имели стабилизацию в трех плоскостях — качество, которым не обладал ни один из зарубежных крейсеров, а также дистанционную систему наведения из постов управления зенитным огнем. Правда, в результате на них приходилась заметная доля веса, выделенного на вооружение, а слишком большая механизация и особенно электрификация привели к тому, что незащищенные от брызг электросхемы выходили из строя в плохую погоду. (Несмотря на то, что по внешнему виду спаренные установки выглядят настоящими башнями, наделе они были — открытыми, а их персонал — незащищенным от погодных условий и осколков.) На „Зейдлице“ и „Лютцове“ предполагалось установить новые системы С/37, отличавшиеся от С/31 размещением обоих орудий в единой люльке, что упрощало изготовление, несколько снижало вес и сложность конструкции. Полный вес каждой установки С/31 составлял 26,4 т, из которых 5300 кг приходилось на 10-мм броневую защиту (броня Wh), 1295 кг — на электропривод и 560 кг — на прицельные устройства (на С/37 этот вес достигал 745 кг). Несмотря на значительный вес, установки обладали удовлетворительной маневренностью: скорость вертикального наведения составляла 12 град/с (при ручном управлении — только 1,8 град/с).

По проекту полный боезапас всех 12 орудий по штатам состоял из 6420 снарядов (в т. ч. 240 трассирующих), по 535 на ствол. Однако реально на борт грузилось разное число, в зависимости от конкретных задач: например, в конце карьеры „Хиппер“ принимал 7360 штук, свыше 600 на ствол. В их число входило 3500 фугасов с головным взрывателем (против морских целей), столько же с дистанционной трубкой (для ПВО) и 160 трассирующих. В ранних походах он ограничивался 4800 (по 400 на ствол), что можно считать нормальным боезапасом.

Система наведения зенитной артиллерии, как и в случае главного калибра, являлась весьма развитой и сложной. Она включала 4 дальномерных поста и 2 главных поста управления огнем с 4 компьютерами, разделенных на две полностью дублирующих друг друга группы — носовую и кормовую. Все четыре КДП оборудовались своей индивидуальной системой стабилизации в трех плоскостях. В них помещались 4-метровые стереоскопические дальномеры и приборы для передачи данных к орудиям. В результате посты представляли собой внушительные сооружения, сравнимые по размерами с КДП главного калибра, прикрытые характерными круглыми куполами. Главные посты целеуказания помещались на топе фок-мачты, рядом с директором ГК и также полностью стабилизировались. Поскольку все „хозяйство“ предназначалось для наведения всего шести установок (по 3 с каждого борта), применялась сложная система переключателей, позволявшая включать и исключать отдельные компоненты практически в любом порядке. Так, например, из каждого КДП можно было дистанционно управлять всеми установками „своего“ борта плюс двумя ближайшими с другого. Конечно, это обеспечивало исключительную гибкость в использовании ресурсов, не достигнутую ни в одном флоте мира даже на современных линкорах, но могло привести к нежелательным сбоям при внезапном выходе из строя тех или иных элементов. Непросто было и синхронизировать переключение управления при „передаче“ воздушных целей от одной группы ПУАЗО к другой. Поэтому на практике обычно использовались далеко не все компоненты столь уникальной системы.

Управление стрельбой тяжелых зениток вел 2-й артиллерийский офицер.

Малокалиберная зенитная артиллерия состояла из 37-мм и 20-мм автоматов, оказавшихся не самыми удачными. 37-мм полуавтоматические пушки модели SKC/30 размешались в спаренных стабилизированных установках. Наличие гиростабилизации и ручное управление являлись существенными преимуществами этого изделия фирмы „Рейнметалл“. По огневой мощи установка уступала счетверенным британским „пом-помам“ и общим для союзников „бофорсам“, хотя значительно превышала первый из них по точности огня из-за более высоких баллистических данных. (Начальная скорость снаряда составляла почти 1000 м/с, но снаряд весил только 742 г против 955 г у 40-миллиметровок). Однако попытки опередить свое время, полностью стабилизировав легкую зенитную установку, не вполне удались:

с одной стороны, маломощные гироскопы не позволяли скомпенсировать быстрые „рывки“ корабля при резком изменении курса, а с другой — подвергались сильному воздействию холода и конденсирующегося водяного пара, что приводило к замыканию цепей и отказу автоматики. (Более или менее удачно решить задачу удалось только после войны, создав полностью закрытые установки зенитных автоматов.) Однако вся эта механика „кушала“ немало места и нагрузки — каждая установка весила свыше 2 т (87 кг приходилось на прицельные устройства). При ручном управлении скорости наведения спаренной зенитки являлись явно недостаточнными: 3 градуса в секунду в горизонтальной плоскости и 4 в вертикальной.

Но если 37-мм установка, несмотря на описанные недостатки, представляла собой вполне соответствующее своему времени и достаточно грозное оружие, то с 20-мм автоматом немцы вначале просчитались. В то время как союзники приняли на вооружение исключительно легкое, простое и надежное орудие швейцарской фирмы „Эрликон“, в Германии предпочли родной концерн „Рейнметалл“, 20-мм автомат которого давал вдвое меньше выстрелов в минуту (теоретически — около 280, практически, с учетом смены магазинов на 20 патронов — 120) и требовал расчета в 5 человек вместо двух. Впоследствии на модифицированном орудии образца 1938 года С/38 техническую скорострельность довели до примерно такого же значения, как у „Эрликона“ (480 выстр./мин), в основном за счет использования элементов конструкции знаменитого швейцарского орудия.

Первоначально легкие зенитки устанавливались поодиночке (установка С/30 весом 420 кг), но постепенно их заменяли на спарки (любопытно, что при этом удалось сохранить тот же вес установки в целом!). В конце концов немцам удалось создать на основе новой 20-миллиметровки С/38 грозное оружие — счетверенную установку образца С/38, так называемый „фирлинг“ (Vierling — дословно — „счетверенка“). Этот „агрегат“ мог теоретически выпускать 1800 снарядов в минуту, на практике — около 880. Он весил примерно столько же, сколько 37-мм спарка — 2,15 т, из которых 500 кг приходилось на броневые листы и почти 100 кг — на прицельные приспособления. „Фирлинги“ изначально имели относительно простые прицелы в виде концентрических колец, однако начиная с весны 1944 года на них стали применять стабилизацию прицельной линии в трех плоскостях.

С самого начала военных действий немцы последовательно наращивали легкое зенитное вооружение своих крейсеров, устанавливая как уже испробованные установки собственного производства — 37-мм спарки и „фирлинги“, так и 40-мм шведские „Бофорсы“, ставшие стандартным вооружением большинства кораблей союзников.

Торпедное вооружение

Артиллерийское вооружение дополнялось мощной батареей торпедных аппаратов, что также выделяло немецкие корабли из ряда „вашингтонских“ крейсеров, общая теснота проекта которых заставляла ограничиваться 6–8 трубами, а в ряде случаев вообще исключать торпеды из состава вооружения. Вопрос о полезности торпедных аппаратов на тяжелых крейсерах неоднократно поднимался специалистами, которые так и не пришли к определенному выводу. Помимо немцев, значительным торпедным вооружением (даже еще более мощным) обладали только японские крейсера класса „А“. Но „японцы“ специально предназначались для торпедных атак в качестве „станового хребта“ легких сил, тогда как на германских тяжелых крейсерах 12 торпедных труб являлись скорее оружием самообороны в условиях плохой видимости Северного моря или полярных морей. При хорошей погоде вероятность их использования представлялась весьма сомнительной, поскольку 533-мм торпеды G7a не обладали огромной дальностью японских 609-мм „длинных копий“. (Именно малый радиус действия торпедного оружия по сравнению с 8-дюймовой артиллерией приводили в качестве одного из аргументов противники установки торпедных аппаратов на „вашингтонских“ крейсерах. Другим являлась опасность взрыва воздушного резервуара или боеголовки торпеды при попадании в нее снаряда или даже осколка). G7a, приводимая в движение парой соосно расположенных четырехлопастных винтов, вращающихся в разные стороны, имела три режима хода: на максимальной скорости 44 узла она могла пройти 5800 м, при скорости 40 узлов — 7000 м и при 30 узлах — до 12 000 м. Скромным являлся и заряд, состоящий из 280 кг тротила. Союзники использовали более сильное ВВ — торпекс и к тому же в большем количестве, так что стандартные английские и американские торпеды с 1942 года превосходили по взрывному действию „старушку“ G7a в 1,5–2 раза.