Исай Лемберик - Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика) Страница 9

С берега реки доносилась негромкая песня. Капитан вышел из своей землянки, подошел к поющим, постоял, покурил, вздохнул и приказал:

— Пора спать!

Через несколько минут все в лагере стихло. Слышались лишь мерные шаги дозорных. Было тихо и на аэродроме: бомбардировщики еще не вернулись из очередного полета.

Старчак не спал. Он сидел в своей землянке, разложив карту, что-то чертил, отмерял. Зашедший на огонек комиссар Щербина шутливо заметил:

— А вас распорядок дня не касается, товарищ капитан? Смотрите, как бы не попало от дежурного.

— Понимаешь, Николай, — не отрываясь от карты, сказал Старчак, — вот что я думаю. Мы неплохо учим бойцов одиночным действиям в тылу, а тактикой в составе отделения, взвода и роты занимаемся недостаточно. А ведь комсомольцы, что к нам прибыли, хоть и рвутся в бой, подкованы в пехотном деле слабовато. Вот я и решил, пока суд да дело, провести несколько занятий. И наступательные операции изучим, и про оборону тоже не забудем.

— Ты прав, Иван Георгиевич. Возьми хоть меня. Всю жизнь, в авиации, а сейчас, можно сказать, нахожусь между небом и землей. Одним словом парашютист.

— Ты и на земле должен себя чувствовать так же уверенно, как в воздухе, серьезно заметил капитан.

— Ну что ж, тебе и карты в руки. Ты ведь пехотное училище окончил, и авиационное, и авиационно-морское. Можно, сказать — человек-амфибия.

— Выходит, так. С земли — на небо, с неба на землю. А море — это так, между прочим…

На другое же утро в отряде, в дополнение к обычным занятиям, стали проводить тактические учения. Одна рота занимала оборону на высоком берегу Угры — реки, протекающей близ Юхнова, другая — наступала. Во время занятий отрабатывали действия групп боевого охранения, разведывательных групп, учились бороться с танками. Старчак заставил свой отряд копать окопы полного профиля, оборудовать огневые точки…

Нелегко было парашютистам. Глядя на осунувшегося, похожего на галчонка Бориса Петрова, Старчак спрашивал:

— Ну, не жалеешь, что из полка ушел? Там бы после обеда мертвый час устраивал, на солнышке грелся, а здесь — ползи по-пластунски, рой землю, как крот.

— Ничего, товарищ капитан, — отвечал Петров. Он был рад, что находится среди таких славных людей, как Демин и Буров, Авдеенко и Забелин, Ефим Киволя… Все это были настоящие комсомольцы, сами избравшие нелегкую, опасную судьбу десантников, воинов, для которых бой в окружении — не исключение, а правило… И это в то время, когда самое слово «окружение» рождало у слабых духом ужас.

— У каждого человека такие друзья, каких он сам достоин, — проговорил Старчак, рассказывая о том, как с первых же дней нашел себе Петров добрых товарищей.

У Петрова и впрямь были славные друзья. Даже Мальшин, часто пристававший с грубоватыми шутками и любивший прихвастнуть, казался ему простым и хорошим парнем. Ведь этот Мальшин уже трижды побывал во вражеском тылу, участвовал в схватках с гитлеровцами. Он с боями пробился к своим, а не так, как Петров, без всяких приключений.

Среди новых знакомых Бориса был бронзоволицый степняк Улмджи Эрдеев. Его выдержанности, хладнокровию и невозмутимости Петров завидовал.

Бывало так. После занятий начинается чистка оружия. Улмджи разберет свой автомат и, чуть ли не высунув язык от усердия, протирает части, смазывает их ровным слоем масла. Смотрит, чтобы не остались следы пальцев. Мальшин незаметно подложит детали своего автомата. Улмджи, словно ничего не замечая, вычистит и смажет и их. Тогда шутник возмущенным тоном требует, чтобы ему вычистили весь автомат.

— Ты зачем испортил мне все дело? — притворно строго напускается он на Улмджи. — Чисти теперь все!

Спокойно и невозмутимо Улмджи откладывает свое вычищенное оружие и берется за автомат товарища.

Правда, бывало и так, что серьезный и строгий старшина Иван Корнеев, заметив такую сцену, в наказание заставлял Мальшина чистить автоматы всех бойцов отделения. Но Улмджи никому не доверял своего оружия.

— Нет уж, товарищ старшина, мой автомат — я сам…

Нравились Борису ветераны отряда, служившие в десантных войсках еще до войны: Андрей Гришин, Иван Бедрин, подрывник ленинградец Лиодор Корнеев, пулеметчик Хмелевский, авиатехник Николай Стариков, который, несмотря на то что носил очки, считался лучшим стрелком в отряде.

Иван Бедрин не расставался с небольшим альбомом. С удивительной быстротой делал он зарисовки. Вот Старчак, сидящий за столом в штабной землянке и разглядывающий карту. Вот Улмджи Эрдеев, широколицый, с узкими щелочками лукавых черных глаз. Вот Николай Щербина, с лицом простого шахтерского парня, каким он и был до армии… А вот портрет самого Бориса.

Взглянув на рисунок, Борис сперва не узнал себя и на вопрос Бедрина: «Похож?» — ответил уклончиво: «Пожалуй, сходство есть…»

Тогда Бедрин сказал:

— Мы с тобой в этом споре заинтересованные стороны. Пусть скажет кто-нибудь третий. Показали рисунок Эрдееву.

— Кто это? Он засмеялся:

— Не обманете! Это Петров…

— Вовсе не похож…

— Как не похож! И губы, и нос, и глаза… Пошлите маме — она скажет, что похож…

Бедрин вырвал листок и протянул Борису:

— Посылай, Все равно сняться у нас здесь негде…

Парашютному делу десантников учил Петр Балашов.

Балашов, как казалось Петрову, умел все. Он и летчик, и блестящий автогонщик, и мотоциклист, и пулеметчик, и подрывник, мало в чем уступающий даже лейтенанту Сулимову — замечательному мастеру взрывов.

Николай Сулимов, хмурый на вид горьковчанин, говорил, как и многие его земляки, окая, по-волжски. Он считал, что без знания подрывного дела нет парашютиста.

— Внезапность — сестра десантника, — говорил Сулимов. — А что может быть более внезапным, чем взрыв?

Но главное, чему учили в отряде, — это мужеству, верности воинскому долгу.

Обращаясь к товарищам, Старчак говорил им: «Вы — революционеры. Никогда не забывайте этого».

Поначалу многим, наверное, казалось, что революционеры — это лишь те, кто сражались на баррикадах Красной Пресни в девятьсот пятом году или брали Зимний в октябре семнадцатого. Но Старчак доказывал, что сыны и внуки этих героев тоже могут называть себя революционерами.

— Поймите, — говорил он, — сейчас не простая война одного государства с другим. Нет, германские империалисты хотят уничтожить в нашей стране социализм. Мы, революционеры, не дадим им это сделать.

— Ну, а как же союзники? — спросил Демин. — Они ведь капиталисты, а идут против Гитлера вместе с нами. Старчак усмехнулся:

— Пока не идут. Это раз. А, во-вторых, кто, как не они, помог Гитлеру окрепнуть и на нас броситься. Правда, теперь они спохватились, но все равно не торопятся… Вот так, товарищи революционеры.

Заговорили о подвиге Николая Гастелло, направившего свой горящий самолет в колонну вражеских танков.

— А вы знаете, — сказал Старчак, — что капитан Гастелло служил в первом полку? Его товарищи — Лановенко, Дриго, Филин, Ильинский — и сейчас здесь. С ними вместе мы и полетим в тыл.

Ильинский, Ильинский… Да ведь я о нем писал в нашу дивизионную газету. Порывшись в своих архивах, я отыскал несколько заметок, где расеказывалбсь о том, как он бомбил вражеские аэродромы…

Когда Старчак показал мне пачку фотографий своих друзей-летчиков, я сразу же узнал Ильинского.

— Мой лучший товарищ, — так отозвался Старчак об этом летчике. — Сколько раз вместе с ним в тыл летал. Где-то он теперь?..

…Десантники учились производить минирование дорог, подрывать телеграфные столбы, используя минимальный запас тола, выбирать среди опор моста самые уязвимые, определять, какая из ферм испытывает наибольшую нагрузку, чтобы можно было быстрее обрушить мост.

Время от времени Борис не досчитывался кого-либо из новых товарищей. Он не спрашивал, куда они исчезли. Он знал, что они там, в тылу, и ждал, когда придет его черед. Он жаждал боя, еще не совсем отдавая себе отчет, что это не такое легкое дело, как ему представлялось после первой удачной операции во вражеском тылу.

Все это было летом сорок первого года.

Какое оно было?

Старчак сказал:

— Обычное лето. Правда, получалось так: днем, когда летают немцы, — в небе ни облачка, а ночью, когда отправляться нам, — все заволакивает тучами. Но мы не сетовали. В общем, погода как погода.

В этом высказывании — весь Старчак. Он не стал говорить, что сухие, ясные июньские, июльские и августовские дни способствовали наступлению немцев: их танки и автомашины могли идти не только по дорогам, но и напрямик — полями и лугами. Это облегчало маневр, помогало быстро сосредоточивать силы. А вот наладить оборону в таких условиях намного трудней.

Но не сваливать же свои неудачи на непогоду или, напротив, на вёдро. Время для наших войск было очень тяжелым, и Старчак, кадровый офицер, понимал это лучше, чем любой из нас.