Борис Орлов - Холодная война – глубины океана… Страница 9

* * *

Дерево возле подъезда хромое.Снег во дворе.Узкая щель между тьмою и тьмою —День в декабре.

Ветер снежинки и крутит, и вертит.Дерева скрип.Узкая щель между смертью и смертью —Жизнь словно всхлип.

* * *

Решалось все с жару да с пылу,Жилось, как в нелепом кино.Подумал: «Давно ль это было?»И понял внезапно: «Давно!»

В ладони перо, а не птица,А в небе – луна до утра.Не знаю, что завтра случится.Не помню, что было вчера.

* * *

Дождались весны. Поют ручьи,Словно птицы. Почки зеленеют.Мы с тобой по-разному молчим:Я – короче, ты – чуть-чуть длиннее.

Гнезда ремонтируют грачи.Да, пожалуй, ты меня умнее.Мы с тобой по-разному молчим…Так молчим, как мы молчать умеем.

* * *

Ночь. Бессонница. Сыро и стыло.Лунный свет. По углам – полумрак.Листопадом округу накрыло,Льются листья водою в овраг.

И душа – слезы льются! – промокла.Для чего я живу? Что за цель?А луна?! Ей бы лазить по окнамДа заглядывать в каждую щель.

И в реке, неспокойной и мутной,Отразился свет, как на ноже.Надоела луна… НеуютноОт нее на промокшей душе.

Ночь – для слез, а совсем не для песен.Для чего я живу – где ответ?Окна дома туман занавесил,Но с небес заструился рассвет.

* * *

Дым ползет от горящей ботвы.Мы картошку печем. Ветви носим.Золотистые вздохи листвы —Словно тесто в квашне, дышит осень.

Теплый дым и прохлада земли.Детский смех – непорочен и робок.А когда улетят журавли,Заблестят караваи сугробов.

Прибежим, поиграв под луной,В наши избы – небесные кущи.И не зря мы молились веснойВ белом храме о хлебе насущном.

Русские

Нас не поставить силой на колени.Но можно обмануть.Мы часто побеждаем отступленьем,И в этом суть!

Мы только Богу в храмах бьем поклоны,Даем гонимым хлеб и кров.Для русских пятая колоннаОпаснее других врагов.

* * *

Задернул вечер занавески.Меж серых айсбергов плыву.Январь. Морозно. Старый НевскийБлестит в витринах, как во льду.

Оставил бар, вино в стаканеИ глаз погасших синеву.По тротуару, как «Титаник»,К семейной гавани плыву.

Огни реклам. Все как в тумане.Фальшив и призрачен уют.И проститутки, как пираньи,Вокруг неистово снуют.

* * *

Трубили печи в каменные трубы,А ветер в луже облако лакал.На женскую любовь я ставил губы,Как на лису охотничий капкан.

Любовь хитрила. Но ее изнанка,Как соль, белела на моем виске.Мне дождик предсказал, а не цыганкаСудьбу по незатейливой руке.

Стоптав ботинки и разбив коленки,Я понял: мир – шершав и угловат.На мачте поднят парус, будто к стенкеПоставлен неприятельский солдат.

Куда плыву? Переплываю Лету.Трепещет зыбь, как травы на лугу.И словно серебристые монетыБросаю годы в мертвую реку.

* * *

Сентябрь. Набухшие аллеи.Из туч скрежещет поздний гром.Листва от сырости ржавеет,Не рощи, а металлолом.

Жить в металлической пустынеДо снега… Воют провода.Ржавеет прошлое. ОтнынеНад миром ржавая вода.

Все, что болело, отболело.Душа к дождям не рвется ввысь.Ржавеет вымокшее тело,И ржавчина съедает жизнь.

* * *

Надгробно – рекламные плиты.Сиянье неоновых свеч.Чужие слова, как бандиты,Насилуют русскую речь.

То самоубийства, то стрессы —Срывается с плеч голова.Людей искушают, как бесы,Страстями чужие слова.

Была бы кириллица вечной —В молитве над храмом кружим.Не облагороженный речью,Родной мир нам станет чужим.

* * *

Мы счастья ждем, как солнца – из-за тучи.И нам не суждено узнать пока,Что отдадим и что взамен получим.Да не отсохнет щедрая рука!

Подарим радость и больным, и сирым.Наверно, счастье в том, чтоб быть собой.А безразмерность горестного мираМы измеряем собственной судьбой.

IV

* * *

«А Русь еще жива… Еще жива…Ни немцу не поддастся, ни монголу…»Слова во рту сгорают, как дрова,Подогревая в голове крамолу.

Не скрипы колесниц, не звон мечейТревожат сердце. Есть страшней невзгоды.От пламени обманчивых речейБесследно гибнут страны и народы.

* * *

Сапоги мои – скрип да скрип…

Устал шагать. Сносились сапоги.В крестьянском доме водкою согреюсь.Деревни вдоль дороги – узелки,Что Бог вязал, на память не надеясь.Деревня – пять коров на семь дворов,А веники в сенях древнее лавров.Железные останки тракторовБлестят, как будто кости динозавров.Меж осенью и летом – журавлиКлин вбили, приближая время спячки.И жадно тянут воду из землиСтволы деревьев, словно водокачки.Россия – в свалку превращенный храм,Иду и плачу – топь на месте луга.Давно церковным звоном по утрамСеленья не приветствуют друг друга.

Живетьево

Рассвет. Калиток скрип. Собачий лай.Над трубами – дым, свившийся в колечки.Живетьево… Черемуховый край.Деревня дремлет меж ручьем и речкой.

Пыль тихо гонят к пастбищу стада,Пастуший кнут звучит раскатом грома.Такой ее запомнил навсегда,Когда в слезах простился с отчим домом.

Живетьево… Зарос и высох пруд.Нет «пятачка», где наша юность пела.Другие люди поселились тут,Которым нет до прежней жизни дела.

Труд с совестью вошли в крутой раздрай,Взошел бурьян непроходимой чащей.Конюшни нет, капустника… Сарай,Где лен хранился, сломан и растащен.

Живетьево… Жизнь не всегда права.Не вырастили для крестьянства смену.Черемухи спилили на дрова,А в дождь в деревне грязи по колено.

Где удаль? Где отцов и дедов речь?В полях растут осины да березы.Но вспомню перед тем, как в землю лечь,И белый цвет, и ягод черных слезы.

* * *

Полрощи в солнышке игольчатом.Печали нет и грусти нет.Душа – поляна колокольчиков:И синий звон, и синий свет.

Поют и птицы, и кузнечики.Слеза от радости течет.Душа цветет. И все изменчиво…Но остальное все не в счет!

Старушка

Поет из-за печки старушке сверчок,Цветут на комоде открытки.И смотрит подсолнуха черный зрачокВ слепое окно у калитки.

Дряхлеет… Все реже из ветхой избыВыходит в боры и дубравы.Уже собирает гнилые грибыИ сушит над печкою травы.

Она не считает, как прежде, года,Не думает, сколько осталось.В душе отстоялась, как будто вода,Святая безмолвная старость.

* * *

Жизнь идет от порога к порогу,Находя утешенье в ходьбе.Мама искренне молится БогуПред иконою в русской избе.

Утром дерево детского ростаСтелет ковриком тень на крыльцо.Все таинственно, мудро и просто.У всего есть душа и лицо.

Палисадник, заросший цветами.Зелень прутиков около пней.Мама меряет жизнь не годами,А моими приездами к ней.

* * *

Тропинка бежит со двораЗаглавною строчкой анкеты.А мама добра и стара —Исполнилось семьдесят летом.

У мамы на окнах цветы.Под окнами старый колодец.Соседи, как правда, просты.Один я здесь – что инородец.

Солятся в бочонке грибы,И вялится рыба под крышей.В игре бесприютной судьбыЯ детство домашнее слышу.

Шурша, облетает листва —С ней ветер вступает в беседу.Я счастлив, что мама жива.Мне жаль, что отсюда уеду.

* * *

Хвоей усыпав причал,Сосны шумели крылато.Крался к воде краснотал,Чтобы напиться заката.

В лодках, в деревьях, в пескеЮности берег светился.Ясно, как в тихой реке,В памяти он отразился.

В снах перевернута явьИ замирает движенье.Но не добраться и вплавьМне до того отраженья.

* * *

Сумерки. Поют перепела.В облаках закатных – пятна света.Незаметно липа отцвела,Ящеркой скользит по травам лето.

Провожая ласточек в полет,Насладимся грустью и покоем.Жизнь от нас меж пальцев ускользнет —Не поймать неловкою рукою.

* * *

Забор. Сорока на калитке.Ольшаник. Вербные кусты.И наступают пирамидкиНа деревянные кресты.

Я разведу кусты рукою —В безвестный холмик ткнется глаз.И нет ни вечного покоя,Ни вечной памяти у нас.

* * *