Павел Кочегин - Человек-огонь Страница 9

— О чем?

— Казак я нежеребьевый, один кормилец в семье. От военной службы в регулярной армии освобожден. Однако на будущий год мне на военные учения. Палача из меня собираются готовить. Посоветуйте, как от военной службы отделаться.

— Нет, Коля, это не дело, — ответил Скворцов. — Подводя итоги революции 1905 года, Владимир Ильич Ленин писал о том, что руководители социал-демократического пролетариата в декабре оказались похожими на того полководца, который так нелепо расположил свои полки, что большая часть его войск не участвовала активно в сражении. Пролетариат должен иметь своих полководцев, командиров, без них он не победит. Мой наказ: изучай военное дело серьезно, досконально. А теперь расскажи-ка мне, как хозяина на посмешище выставил перед всем честным народом.

Николай вспыхнул.

— Как это вы узнали?

— Я обязан все знать о своих друзьях и помощниках.

Николай, смущаясь, стал рассказывать:

— Позвали мы хозяйку к обеду. Приказчик Григорий спрашивает:

— Чем же ты нас, добродетельница, кормишь?

— Как чем? Сухарики к супу подали.

— Сухарики?! Так они же из кусков нищих! Ты что?! — Он свирепо взглянул на хозяйку, схватив кухонный нож, заревел: — Зарежу…

С визгом и воем «режут» выскочила наша квашня во двор. Это мы ее так зовем, очень она толстая.

— Ну, ну, как-нибудь пойму, рассказывай дальше.

— А я взял, да и написал крупными буквами объявление и рано утром вывесил на ворота дома: «Здесь покупают у нищих куски для питания приказчиков». Собралась толпа зевак. Читают, хохочут. Хозяин узнал, кто писал, и вызвал меня. Сначала заговорил елейным голосом:

— Что же ты, Коленька, позоришь нас? Мог бы мне сказать и тихонечко все уладили, а теперь скандал на весь Куртамыш. Из уважения к твоему дядюшке оставляю тебя, но чтоб такое было последний раз!

И вдруг зарычал:

— А дружка твоего, разбойника Гришку, — на отсидку, и ноги его у меня не будет!

— Вот видишь, к чему привело ваше ребячество. Один угодил в тюрьму, ну, а ты еще дешево отделался. Тебе поручили ответственное дело быть связным между уездными и губернским партийными комитетами. И ты добросовестно его выполняешь: тебе, ярмарочному приказчику, проще, чем другим, это делать. Провалишься или выгонят с работы — разрыв цепи. Понял? Нельзя размениваться на мелочи!

На всю жизнь запомнил Николай этот разговор, а слова «не размениваться на мелочи» стали девизом.

Каждый ярмарочный приказчик отдельно отчитывался перед хозяином. У Николая Томина оказалась выручка больше всех. Просмотрев отчеты, в которых сходилось все из копейки в копейку, Гирин потер руки и проговорил:

— Неужели, Коленька, ты так и не погрел руки у такого огонька?

Николай стиснул зубы, сжал кулаки. Хозяин вскочил со стула, как бы приготовившись к защите.

— Не хочу о грязные деньги руки марать, — запальчиво ответил юноша, подергивая плечом.

В первое мгновение, когда Николай говорил о грязных деньгах, Гирину так и хотелось пристукнуть молокососа. Но вдруг в его голове мелькнула мысль: «Ведь такой-то мне и нужен, а не слюнтяй. Если его прибрать к рукам да направить, куда нужно, толково дело поведет. Через шесть-семь лет Наташка невеста будет, пристраивать куда-то придется, не чужая ведь. Да и он к тому времени не перезреет. Чем не пара, а мне — не компаньон?»

— Ну полно, полно, пошутил я. Что обиделся? Эх, молодо-зелено! Иди в магазин, покупатели ждут.

Николай только успел зайти за прилавок, как в магазин прибежала Наташа. Она чем-то напугана, в больших открытых глазах страх.

— Коля, Колюшка, — зашептала девочка. — Сейчас у нас была жандармиха, говорила нашей квашне, что будет повальный обыск у всех политических и у тех, кто с ними якшается. Что про тебя-то говорила! Будто ты душу сатане продал, с политическими спутался. Правда это?

— Чепуха все! Сестренка, ты мне не поможешь в одном деле?

Наташа обрадовалась. Наконец-то и она сможет оказать помощь брату, отплатить ему за все хорошее, что он для нее делает.

В углу из-под ящиков Николай вытащил красивую книгу с Христом и ангелами на обложке и небольшой сверток…

— Вот это, Наташенька, надо куда-то положить, чтобы ни при каком обыске не нашли.

— Я знаю куда. К дяденьке в книжный шкаф. Он только раз его открывал, когда я пыль на книгах обтирала. Давно, давно.

— А если он увидит тебя?

— Не увидит, уехал куда-то. Сердитый. Тетеньки тоже нет дома.

— Молодец, Наташенька. Положи и мигом к дяде Яше, скажи ему, что слышала.

— Я бегом, Коленька. Ой, какая тяжелая книга!

…Полицейские усердствовали. Обыск начался одновременно у всех политических ссыльных и кто с ними в какой-то мере был связан.

На складах и в магазине купца Гирина обыск был проведен особенно тщательно. В комнате Томина тоже все перерыли, ничего компрометирующего не нашли, но под негласный надзор полиции все же взяли.

Двух товарищей не успели предупредить, у них нашли немного нелегальной литературы.

Утром у Николая произошло объяснение с хозяином. Тот встретил молодого приказчика со злостью.

— Докатился до негласного надзора!

— О чем вы говорите, Лука Платонович, мне ничего неведомо, — удивленно произнес Николай.

— Зато мне ведомо. С политическими компанию водишь, запрещенные книжки читаешь!

— С какими политическими?

— Не притворяйся! С Друговыми встречался? Встречался! Все знаю.

Юноша окончательно успокоился, взял себя в руки.

— Ко мне они в гости не ходят, смею вам доложить, Лука Платонович, а у вас чаи распивают.

Купец опешил, не ожидал такого поворота. Он откинулся на спинку кресла.

— По делу приходили, сам приглашал. Портные.

— А я у них был с дядей Леонтием. Снимались на карточку. Это вам, Лука Платонович, ведомо, дядюшка и карточку вам показывал. Так что — все это напраслина, и если уж на то пошло, Лука Платонович, то — не пойман, не вор. Позвольте откланяться, — и Николай, резко повернувшись, вышел.

Лука Платонович, оставшись один в обширном кабинете, призадумался.

— А здорово он меня уел с чаями-то. Не пойман, да не вор — мудро, ох мудро. Воруй, грабь, но не попадайся. Подсолю-ка я этим солдафонам.

Николай пришел домой поздно. Он сильно устал, хотелось сразу же лечь в постель, но пересиливая себя, сел за стол и записал.

«Четверг, 10 августа. Товарищей Ильиных и Рогалева сегодня увезли в челябинскую тюрьму. Мы, Трущев и я, находимся под надзором полиции. С хозяином вышел крупный разговор».

В последние дни записи в дневнике отражают душевное состояние юноши.

«Пятница, 11 августа. Про нас тут болтают, будто нас арестовали.

Суббота, 2 сентября. Как-то скучно, газеты пишут нерадостно. Все аресты, казни, тюрьмы. Кругом контроль. Все льстят, только чтобы быть верноподданными и надежными сатрапами».

Гирин-таки исполнил свою угрозу и «насолил» полиции: их поднадзорного Николая Томина он поставил своим доверенным и отправил с первым поручением в Екатеринбург.

Поездка оказалась удачной. В Челябинске Николай получил от связных книги Маркса, Энгельса, Ленина, а затем выполнил и задание хозяина. Возвратился через две недели.

Брюзжанием встретил его купец:

— Ты что так долго катался, можно было и за неделю обернуться.

— Дела, Лука Платоныч, дела, — и с этими словами приказчик извлек из новенького портфеля крокодиловой кожи бумагу, скрепляющую выгодную сделку с одной заграничной фирмой.

Гирин прочитал контракт. Николай впервые увидел, как улыбается хозяин.

— Молодец, Колюшка, молодец! Бросил бы ты своих дружков, развернули бы мы с тобой такие дела, на всю Расею-матушку. Полились бы денежки. И тебя бы не обидел. А что тебе политика та даст? Шиш!

— Да нужна она мне, ваша политика: есть заботы поважнее, — и Николай начал рассказывать о встречах с нужными людьми, о том, какие выгодные контракты можно заключить с известными фирмами.

— На правильную дорожку выходишь, парень. Только вот расходик-то не по карману, — и хозяин постучал пальцами по портфелю.

— Лука Платоныч! У доверенного такого купца, как вы, все должно говорить о именитости. Встречают-то по одежке.

— Убедил, убедил, Колюшка! Одаряю тебя этим портфелем.

В 1905 году, когда революция охватила только крупные промышленные центры, местные богачи чувствовали себя довольно-таки спокойно.

— Это нас не касается, — рассуждали они. — Пошумят, покричат, да и перестанут. Не впервой. Армия надежная, казаков пустят на усмирение.

Но вот с появлением ссыльных в Куртамыше началось брожение среди народа. Частенько стали появляться листовки. Купцы серьезно обеспокоились за свои капиталы. Стали подумывать о том, как поглубже упрятать денежки от «дурного» глаза.