Роман Солнцев - Полураспад

Солнцев Роман

Полураспад

Роман Солнцев

Полураспад

из жизни А .А. Левушкина-Александрова,

а также анекдоты о нем

Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший с бритвою в руке.

Арсений Тарковский

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГОСТЬ НА ПОРОГЕ

1

Пузатенький курчавый господин в затемненных очках в крупной оправе, с улыбкой киношного японца танцующей походкой - весь само очарование, человек пожилых, но еще не преклонных лет - миновал "границу" в аэропорту "Шереметьево-2" и, дождавшись багажа, продефилировал сквозь "зеленый коридор" к стоянке такси.

Углядев, кто вылупился из стеклянного яйца терминала, к нему сразу же бросились волки-таксисты:

- Куда? За сотню баксов домчу, как вихрь...

- Дураков нет, - ласково отвечал господин. - Я и за десять доеду.

И точно, за десять не за десять, но за пятьсот рублей его согласился отвезти вихрастый парень, которому надоело стоять. И как только старенькая "Волга" помчалась по трассе, заграничный гость, вдыхая запахи, льющиеся в приопущенные стекла по случаю бабьего лета, пропел:

- И дым отечества нам сладок и приятен... - И продолжал, улыбаясь сам себе, бормотать эти слова, превращая их, как ребенок, в радостную бессмыслицу. - И дыт ометества ман смадок и птиярен... - И все заливался тихим, журчащим смехом.

Водитель весело оскалился:

- Давно не были?

- С прошлого века, - кивнул заграничный гость. - И даже тысячелетия. Как Воланд. Уезжал из СССР, а въезжаю в Америку. Ишь! - Он кивнул на проносящиеся мимо огромные рекламные щиты с обольстительными надписями на английском языке.

- Нравится? - вдруг хмуро спросил водитель.

И чуткий гость, подстраиваясь, не ответил - снял очки, построжел круглой физиономией, о чем-то задумался, и стало видно - ему никак не меньше шестидесяти: к вискам выстрелили морщинки, как пучки травы, около рта образовались бабьи скобки...

Шофер тем временем включил радиоприемник, потыкал кнопки - и зазвенела песня советских времен: "Вот кто-то с горочки спустился..."

- Замечательно, - вздохнул иностранец и снова зажурчал радостным смехом...

Минут через десять он уже входил в здание аэропорта "Шереметьево-1" , а через три часа с небольшим летел в далекую Сибирь на вполне приличном лайнере российского производства ИЛ-86.

В самолете знакомых не оказалось - слишком много времени прошло с тех пор, когда гость покинул нашу страну. Но нет, через час или два полета некий молодой человек с розовыми ушами подошел по вибрирующему полу и, подняв стаканчик, закивал заграничному гостю:

- Профессор Белендеев? - И, поскольку был слегка пьян, добавил: Мишка-Солнце, как вас величали в кругах Академии наук?

- Верно, мол чел, - улыбнулся широко, как чеширский кот, заграничный господин. - А вы кто будете? Не тети Песи ли сын Изя?

Запунцовевший от смущения молодой человек пробормотал:

- Я русский... моя мама Анна Ивановна...

- А фамилия? Не бойся, мальчик, я никому не скажу.

- Курляндский... - негромко ответил молодой человек. - Мы польских кровей.

- О пся крев!.. Тоже красиво... - одобрил Белендеев. - Госпожа стюардесса, не дадите ли мне рюмочку водки, я выпью за юного коллегу. Физик?

- Программист.

- О! Паскаль... фортран... Обменяемся визитками, - предложил Белендеев и подал свою, блеснувшую золотистым шрифтом, отпечатанную на роскошной твердой сиреневой бумаге.

Молодой собеседник протянул ему более скромную карточку.

В эту минуту еще один пассажир узнал заграничного гостя.

- Слышу... да чей же это голосок, как волосок? - Тяжело выбравшись из кресел, подошел с крохотной сувенирной бутылочкой коньяка толстый старик, со сбитым галстуком, с сивыми космами, похожий на Бетховена. - Мишка, ты?..

- Я, милый, - отвечал Белендеев, ласково глядя снизу на старика. Николай Николаевич?

- Не забыл? - Старый физик Орлов хмыкнул. - Память у тебя всегда была хорошая. Соскучился по родным местам? Или кого ловить едешь? Красотку какую? Нынче наших русских девок пачками увозят.

Белендеев как бы обиженно пробурчал:

- Я ж таки женат... Николай Николаич!

- Ну и что? - Старик с хрустом отвернул колпачок и хлебнул из горлышка.

- Нет, я по делу, - вдруг деловым тоном ответил Белендеев, и лицо его обрело строгое, даже надменное выражение. - Сейчас глобализация... помогаем друг другу... Может, и пригожусь родному Академгородку.

Старик, цепко глядя на него белесыми глазами, ощерил зубы:

- Хотел бы я знать, Мишка, какую корысть ты извлечешь из своей помощи... - И, увидев, как гость надул губы, словно обиженный ребенок, поспешил добавить: - Хотя тебя многие наши любили. Уходит наше время, Миша. Новые парни лезут, в тридцать лет уже доктора. Не скажу, что туфта вся их наука, но так рано докторские раньше не давали... Вот есть Алешка, или как его, Левушкин-Александров....

- Я его помню, он диплом делал, что-то там по спутникам...

- Или взять Аню Муравьеву... Баба, а тоже доктор. Доктор-трактор ее зовут. Ну зачем бабе наука?!

Белендеев деланно рассмеялся и, отвернувшись, снова помрачнел, спрятал глаза. Аню-то он как раз хорошо знал, эту позднюю любовь покойного своего друга Гриши Бузукина... Очень был талантливый человек. Да и она умница. Этот дед мизинца ее не стоит...

"Ах, время! Откуда ты приходишь и куда течешь?.." Продолжая сидеть с зажмуренными глазами, Белендеев допил рюмочку и откинулся на спинку сиденья. А оба его собеседника, раздраженно поглядев друг на друга (мол, жаль, что ты видел, как я подходил к иностранцу... так знай, мне от него ничего не надо), побрели к своим креслам...

Наконец, нырнув вниз, пробив серые тучи, самолет выпустил шасси и приземлился в аэропорту сибирского города, раскинувшегося средь рыжих и зеленых таежных сопок, на берегу гигантской чистой ледяной реки, катящей свои воды с белоголовых Саян...

- Ах, какая прелесть!..

Свистом подозвав такси, заграничный гость сразу проехал в "Телеком", купил трубку "Nokia", которую ему тут же подсоединили к местной сети, и через час уже многие в Академгородке знали: из США прибыл профессор Михаил Ефимович Белендеев, бывший Мишка-Солнце, богатый коммерсант, хозяин собственной научной фирмы.

2

Упомянутый в самолете Алексей Александрович Левушкин-Александров жил не в самом Академгородке, отнесенном от миллионного города в тайгу, а на старой окраине, именуемой Николаевкой, в унылом крупноблочном доме на шестом этаже. Его балкон сразу бросался в глаза - к деревянным перилам были приколочены две кормушки для птиц, скворечник, на бетоне зеленой и красной краской намалеваны цветы.

Высокий, отрешенный от всего Алексей Александрович обычно ходит на работу пешком, размашистым шагом, всего полчаса через сосново-березовый лес, шурша опавшими листьями. По дороге достает кулек с зерном подкармливает и здесь синиц, а то и белку, иногда удачно - с ладони. У него здесь по деревьям бегает знакомая белка, пока еще по осени рыжая, словно ободранная кошка. Они с Алексеем Александровичем часто перемигиваются и перещелкиваются.

"А может, эта белка и есть я, - иногда весело думает он. - А я, вся моя жизнь - ее сон?"

- Здрасьте, Алексей Александрович, - звонко здороваются студентки университета, обожающие молодого профессора с загадочно-печальным лицом. А вот Чарльз Роберт Дарвин... Он что, действительно был прав? И мы - от африканской обезьяны?

Алексей Александрович долго смотрит на румяных юных красавиц с серьгами, в модных ярких ветровках, в огромных кедах, как на белых кулаках. Потом до него доходит: они кокетливо острят, и Алексей Александрович спрашивает, изображая близорукий гнев:

- Вы что, физики?

- Нет, что вы! Мы ваши! - И Настя Калетникова с пятого курса с нарочито серьезным видом уточняет: - Нет, правда... У них же оба полушария мозга равноправны... И во-вторых, до сих пор прямого мостика между человеком и питекантропом не нашли...

В лесу медленно летит, поблескивая, паутина, увял мутно-розовый иван-чай, дятел долбит старое дерево, осыпая рыжую землю вокруг комля щепкой и белой мукой.

- Видите ли, в чем дело... - Алексей Александрович не златоуст, говорит трудно, особенно на праздные темы (а уж вопрос Насти и вовсе для детей), и, когда все же приходится разъяснять, смущается неточностей в языке, которые неизбежно проскальзывают в разговоре, - краснеет, уточняет, как зануда, каждую мысль, уткнув для чего-то при этом в кулак свой длинноватый нос, чуть смещенный в середке - след от хоккейных баталий в детстве. - Здесь бы следовало выразиться так... Ведь питекантропы, а точнее, неандертальцы... а точнее...

- Да, да, мы поняли! - восклицают студентки. - Спасибо, Алексей Александрович! - И, веселясь, толкая друг дружку в спину, бегут на гору, к белым колоннам университета, теряющимся средь белоствольных берез. И уже издалека, с надеждой: - В органный зал сегодня пойдете?

Он озабоченно мотает головой. Нет, у него сегодня совсем нет времени. Конечно, он любит музыку, может быть, даже чрезмерно, и об этом все знают. Мать до сих пор вспоминает: когда он учился в третьем классе, хоронили соседа по коммуналке. Мальчик вышел на улицу, прямо у подъезда грянул-заревел духовой оркестр, и Алеша упал в обморок... А когда Алексей уже студентом стал ходить в театр оперы... если певица на сцене, волнуясь и бледнея, решалась на высокую ноту (это же всегда видно, нет чтобы сползти октавой вниз!) и все-таки выдавала петуха, он, треща пальцами сцепленных рук, не досиживал до антракта, убегал домой... И вообще музыка его истязает, сладостно, но истязает.