Антон Чехов - Том 27. Письма 1900-1901

Антон Павлович Чехов

Полное собрание сочинений в тридцати томах

Том 27. Письма 1900-1901

А.П. Чехов. Фото Опитца. Май 1901 г.

Письма

1900

Книппер О. Л., 2 января 1900*

2991. О. Л. КНИППЕР

2 января 1900 г. Ялта.

2 янв. 1900.

Здравствуйте, милая актриса! Вы сердитесь, что я так долго не писал Вам? Я писал Вам часто, но Вы не получали моих писем, потому что их перехватывал на почте один наш общий знакомый*.

Поздравляю Вас с новым годом, с новым счастьем. Желаю Вам в самом деле счастья и кланяюсь Вам в ножки. Будьте счастливы, богаты, здоровы, веселы.

Мы живем ничего себе, много едим, много болтаем, много смеемся и о Вас вспоминаем очень часто. Маша расскажет Вам, когда вернется в Москву, расскажет, как мы проводили праздники.

Я не поздравляю Вас с успехом «Одиноких»*. Мне всё еще мерещится, что все вы приедете в Ялту, что я увижу «Одиноких» на сцене и поздравлю Вас сердечно, по-настоящему. Я Мейерхольду писал и убеждал в письме не быть резким в изображении нервного человека*. Ведь громадное большинство людей нервно, большинство страдает, меньшинство чувствует острую боль, но где — на улицах и в домах — Вы видите мечущихся, скачущих, хватающих себя за голову? Страдания выражать надо так, как они выражаются в жизни, т. е. не ногами и не руками, а тоном, взглядом; не жестикуляцией, а грацией. Тонкие душевные движения, присущие интеллигент<ным> людям, и внешним образом нужно выражать тонко. Вы скажете: условия сцены. Никакие условия не допускают лжи.

Сестра говорит, что Вы чудесно играли Анну*. Ах, если бы Художественный театр приехал в Ялту!

В «Нов<ом> времени» очень похвалили вашу труппу*. Там перемена курса; очевидно, и в Великом посту будут хвалить* всех вас. В февр<альской> книжке «Жизни» будет моя повесть* — очень страшная. Много действующих лиц, есть и пейзаж. Есть полумесяц, есть птица выпь, которая кричит где-то далеко-далеко: бу-у! бу-у! — как корова, запертая в сарае. Всё есть.

У нас Левитан*. На моем камине он изобразил лунную ночь во время сенокоса. Луг, копны, вдали лес, надо всем царит луна.

Ну-с, будьте здоровы, милая, необыкновенная актриса. Я по Вас соскучился.

Ваш А. Чехов.

А когда пришлете Вашу фотографию?

Что за варварство!

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Книппер.

У Никитских ворот, д. Мещериновой.

Пешкову А. М. (М. Горькому), 2 января 1900*

2992. А. М. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ)

2 января 1900 г. Ялта.

2 янв.

Драгоценный Алексей Максимович, с новым годом, с новым счастьем! Как поживаете, как себя чувствуете, когда приедете в Ялту?* Напишите поподробней. Фотографию получил*, она очень хороша, спасибо Вам большое.

Спасибо и за хлопоты насчет нашего попечительства о приезжих*. Деньги, какие есть или будут, высылайте на мое имя или на имя Правления Благотворительного общества — это всё равно.

Повесть в «Жизнь» уже послана*. Писал ли я Вам, что Ваш рассказ «Сирота»* мне очень понравился и что я послал его в Москву превосходным чтецам? На медицинском факультете* в Москве есть профессор А. Б. Фохт, который превосходно читает Слепцова. Лучшего чтеца я не знаю. Так вот, я ему послал Вашего «Сироту». Писал ли я Вам, что мне очень понравился в Вашем третьем томе* «Мой спутник»? Это такой же силы, как «В степи». Я бы на Вашем месте из трех томов выбрал лучшие вещи, издал бы их в одном рублевом томе* — и это было бы нечто в самом деле замечательное по силе и стройности. А теперь в трех томах как-то все переболталось, слабых вещей нет, но впечатление такое, как будто эти три тома сочинялись не одним, а семью авторами — признак, что Вы еще молоды и не перебродили.

Черкните два-три словечка. Жму крепко руку.

Ваш А. Чехов.

Средин Вам кланяется. Мы, т. е. я и Средин, часто говорим о Вас. Средин Вас любит. Его здоровье ничего себе.

Худекову С. Н., 7 января 1900*

2993. С. Н. ХУДЕКОВУ

7 января 1900 г. Ялта.

7 янв. 1900 г.

Многоуважаемый Сергей Николаевич!

Гонорар за новогодний рассказ «На святках» я получил*, благодарю Вас; рассказа же — увы! — не получил, и теперь повторяю мою покорнейшую просьбу — выслать мне номер, в котором был напечатан этот рассказ. «Петербургской газеты» здесь, в Ялте, не получает никто из моих знакомых, и волей-неволей приходится наскучать Вам.

Слухи о том, что зимой я буду в Петербурге, к сожалению, не достоверны*. Доктора не пускают меня. В этом году я чувствую себя лучше, чем в прошлом, но всё же еще нахожусь под опекой докторов.

Поздравляю Вас и Надежду Алексеевну с новым годом и желаю Вам всего хорошего, а главное — здоровья.

Преданный А. Чехов.

Прусику Б., 8 января 1900*

2994. Б. ПРУСИКУ

8 января 1900 г. Ялта.

Многоуважаемый Борис Федорович, благодарю Вас за память обо мне и внимание* и, в свою очередь, поздравляю Вас с новым годом, с новым счастьем и желаю всего хорошего. Я живу в Ялте, мой адрес прост: Ялта. Проживу я здесь до мая.

Буду с нетерпением ожидать обещанной Вами «Чайки»*, а пока позвольте еще раз поблагодарить Вас и пожелать всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

8 января.

На обороте:

Австрия. Прага. Autriche. Prague.

Monsieur B. Prousik. IV. Palackého nám. 357.

Суворину А. С., 8 января 1900*

2995. А. С. СУВОРИНУ

8 января 1900 г. Ялта.

8 янв.

С новым годом, с новым счастьем! Праздники прошли, сегодня я проводил гостей, остался опять один* — и хочется писать письма. Поздравляю Вас и желаю всего хорошего — здоровья, многолетия. Кланяюсь Анне Ивановне, Насте и Боре и шлю им пожелания из глубины сердца; кланяюсь и той неизвестной, которая написала мне письмо на Вашей почтовой бумаге* (с вензелем А. С.) и не подписалась. Мое здоровье недурно, я чувствую себя лучше, чем в прошлом году, но всё же доктора не пускают меня из Ялты. А этот милый город надоел мне до тошноты, как постылая жена. Он излечит меня от туберкулеза, зато состарит лет на десять. Если поеду в Ниццу, то не раньше февраля*. Пописываю помаленьку; недавно послал большой рассказ в «Жизнь». Денег мало, всё, что до сих пор получил от Маркса и за пьесы, уже испарилось.

То, что Вы сообщаете о подписке на газеты, интересно. «Новости» падают, и это не удивительно. «Свет», очевидно, уже утратил значение самого дешевого органа. «Сев<ерный> курьер», правда, очень читается в провинции. Если судить о кн. Барятинском по его газете*, то, признаюсь, я виноват перед ним, так как рисовал его себе далеко не таким, каков он есть. Газету его, конечно, прикроют, но репутация хорошего журналиста за ним останется надолго. Вы спрашиваете: почему «Сев<ерный> курьер» имеет успех? Потому что наше общество утомлено, от ненавистничества оно ржавеет и киснет, как трава в болоте, и ему хочется чего-нибудь свежего, свободного, легкого, хочется до смерти!

Вашу повесть* я, кажется, сдал в московский магазин для передачи Вам или забыл ее на своей москов<ской> квартире. Поищу и пришлю. А Вы пришлите мне Вашу пьесу, я возвращу Вам ее тотчас же по прочтении. Велите высылать мне «Историческ<ий> вестник» — кстати сказать, а если милость Ваша будет на то, то и календарь. В прошлом году я не имел Вашего календаря*. Пришлите в переплете.

Здесь я часто видаюсь с акад<емиком> Кондаковым. Говорим о Пушкинском отделении изящной словесности*. Так как К<ондаков> будет участвовать в выборах будущих академиков, то я стараюсь загипнотизировать его и внушить, чтобы выбрали Баранцевича и Михайловского. Первый, замученный, утомленный человек, несомненный литератор, в старости, которая уже наступила для него, нуждается и служит на конно-жел<езной> дороге* так же, как нуждался и служил в молодости. Жалованье и покой были бы для него как раз кстати. Второй же, т. е. Михайловский, положил бы прочное основание новому отделению, и избрание его удовлетворило бы 3/4 всей литературной братии. Но гипноз не удался, дело мое не выгорело. Добавление к указу — это точно толстовское послесловие к «Крейц<еровой> сонате». Академики сделали всё, чтобы обезопасить себя от литераторов, общество которых шокирует их так же, как общество русск<их> академиков шокировало немцев. Беллетристы могут быть только почетными академиками, а это ничего не значит, всё равно как почетный гражданин города Вязьмы или Череповца: ни жалованья, ни права голоса. Ловко обошли! В действ<ительные> академики будут избираться профессора, а в почетные академики те из писателей, которые не живут в Петербурге, т. е. те, которые не могут бывать на заседаниях и ругаться с профессорами.