Владимир Дудинцев - Между двумя романами

Дудинцев Владимир

Между двумя романами

ВЛАДИМИР ДУДИНЦЕВ

МЕЖДУ ДВУМЯ РОМАНАМИ

Автобиографическая повесть

Автобиографическая повесть Владимира Дудинцева посвящена трем десятилетиям, разделяющим опубликование его первого знаменитого произведения - романа "Не хлебом единым" - и не менее знаменитого в конце 1980-х романа "Белые одежды".

ПОСЛЕДНИЕ ИЗ МОГИКАН

Наверняка никто из писателей не сыграл в моей жизни, в моей собственной судьбе роли столь значительной, как Владимир Дмитриевич Дудинцев. Теперь я могу говорить об этом с полной уверенностью.

Сорок с лишним лет назад в военном городке, затерявшемся среди забайкальских сопок, в солдатской казарме я читал в "Новом мире" роман до той поры неизвестного мне Владимира Дудинцева - "Не хлебом единым". На всякий случай хочу пояснить, что на солдатскую службу я попал уже после окончания Литературного института, так что мой интерес и к "Новому миру", и к прозе, которая там печаталась, был вполне объясним. К счастью, в те времена даже наша полковая библиотека могла себе позволить выписывать толстые литературные журналы.

Хорошо помню то поразительное впечатление, которое произвел тогда на меня роман. Замечу в скобках: впоследствии я специально никогда не перечитывал эту книгу, я понимал, что прочитанный уже в ином возрасте, в иное время, иными глазами роман мог утратить нечто главное, что потрясло меня тогда, мог восприниматься уже по-другому, мне же хотелось сохранить навсегда именно то - первое и самое яркое, самое сильное впечатление.

Вот, оказывается, как можно писать! И вот, оказывается, о чем нужно писать! "Не хлебом единым" - само название романа очень точно отвечало тогдашнему моему душевному настрою, в котором, несмотря на всю крайнюю суровость армейского быта, давали себя знать юношеский идеализм и максимализм молодости. (В то время я, конечно же, и вообразить себе не мог, что через много, много лет судьба сведет нас, я узнаю и полюблю этого человека, что вместе мы станем участниками драматичной борьбы за публикацию нового его романа - "Белые одежды".)

В первом же своем романе Дудинцев выносил на свет божий те проблемы и те отношения человека и власти, человека и бюрократической системы, которых в нашей литературе обычно не принято было касаться, на которых лежало негласное табу. Нелегкая судьба изобретателя Лопаткина, человека скромного и одновременно упорного до одержимости, который невольно вступил в схватку с фигурами из самых высших эшелонов власти, который познал и предатель-ство, и ложный донос, и тюремное заключение, захватывала, вызывала глубокое сопережива-ние. По сути дела, роман этот был первым ударом по номенклатурно-бюрократической Системе, которая всегда считалась неприкасаемой. Так или иначе, но роман "Не хлебом единым" стал для многих людей нашего поколения своего рода паролем, знаковым явлением. И не случайно эта самая номенклатурно-бюрократическая Система, опомнившись, очень быстро и энергично обрушилась на роман.

Позднее, уже вернувшись из армии, вновь постепенно приобщаясь к литературной жизни, я узнал и о тех баталиях, которые разворачивались вокруг романа Дудинцева, и о той граждан-ской казни, которая была устроена ему властями. Хотя привычный для тех времен ритуал казни оказался нарушен никто так и не услышал покаянных речей писателя, - а именно к этому его всячески побуждали не только власть имущие, но и некоторые коллеги-писатели. Впрочем, обо всем этом писатель как раз и рассказывает сам в книге, которая сейчас перед вами.

Есть разные люди. Одни мягки и податливы, готовы подстраиваться под собеседника, готовы гнуться в ту сторону, в какую гнут их обстоятельства, другие - словно бы обладают прочным внутренним стержнем, нравственной основой - они остаются верны себе, какие бы ветры ни дули, какие бы беды им ни грозили. О таких людях обычно говорят: крепкий орешек. Таким человеком, я думаю, был Владимир Дмитриевич.

Какие именно силы, какой запас прочности помог писателю не только выжить, в те нелегкие, полные драматизма десятилетия, что прошли между двумя романами - между "Не хлебом единым" и "Белыми одеждами", опубликованными в "Неве" в 1987 году, но и сохранить истинное достоинство, жизнелюбие, благородство, понимаешь, читая эту книгу. Да, за эти годы были и слежка, и прямые угрозы, и вызовы в КГБ, и невозможность печататься, но было и другое - главное: работа, убежденность в своем призвании, верность своим нравственным принципам, а еще - поддержка многих и многих людей - как близких, родных, так и совсем незнакомых.

Владимир Дудинцев был одним из тех последних могикан, кто верил в силу слова, кто оставил глубокий след в судьбе моего поколения, кто формировал наши души, кто был властителем наших дум.

Нынче новоявленные литературные критики наперебой твердят нам, что время власти-телей дум кануло в Лету, и, дескать, слава Богу, ибо от властителей дум с их излишней совестливостью одна только смута, что писатель должен лишь слагать свои "тексты", а вовсе не быть участником и летописцем социальных бурь и трагедий и душа его вовсе не должна содрогаться от сострадания при лицезрении человеческих бед...

Что ж, возможно, так и будет. Иные времена - иные песни. Только все же мне очень жаль тех, кто никогда уже не испытает чувства счастливого потрясения, подобного тому, которое я ощутил когда-то, вчитываясь в страницы романа с таким притягательным названием - "Не хлебом единым"...

Борис Никольский,

главный редактор журнала "Нева"

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.

А. С. Пушкин

Несколько предварительных строк

Эти записи, сделанные в 1985-1987 годах, Владимир Дмитриевич полагал использовать в задуманном им новом романе, который, вопреки обыкновению писателя, имел уже имя - "Дитя" ("Не хлебом единым" и "Белые одежды" названия, родившиеся в ходе работы). Однако ранее, когда, вылезая из очередного инфаркта, он начал наговаривать на магнитофон свои воспоминания, он готовился их напечатать в виде повести "Между двумя романами". Был даже анонс в журнале "Нева".

К 1992 году все записки с мыслями и сюжетом были собраны воедино, и началась непосред-ственная работа над новым романом по его собственному методу: большое полотно, склеенное из листов ватмана, разбивалось на главы, и - пошло изготовление "лоскутного одеяла" (по выражению В. Д.), то есть приготовленные записки наклеивались в соответствующую колонку - главу. Таков был первый этап творения романа.

Весной 1993 года Владимира Дмитриевича настигла тяжелая болезнь. И все-таки до самого конца его не покидала надежда: встанет и закончит роман. Оттого и не разрешал печатать уже готовые воспоминания. И только в последние дни показал рукой на папку с воспоминаниями - действуйте.

Теперь, когда его уже нет с нами, мы, жена Владимира Дмитриевича и его дети, выполняем волю писателя.

При подготовке повести использованы записи, сделанные в 1985 году, выдержки из интервью разных лет и рукописные заметки писателя.

После напечатания "Белых одежд" прошло двенадцать лет. Помнит ли Дудинцева читатель ? После "Не хлебом единым" помнили тридцать лет, узнавали, радовались встрече. Владимир Дмитриевич как-то сказал: "Сильна наша Родина в первую очередь не оружием, хотя бы и самым страшным, а духовной высотой нашего народа. Как кидаются на каждую стоящую над привычной серостью книгу, сколько "гудят" о прочитанном, волнуются, в каких очередях стоят на художественные выставки, просят лишнего билета на концерт в консерваторию. Пока мы такие, нас не победить".

Посмотрим, вспомнит ли нынешний читатель писателя, который не боялся рассказать ему правду об обществе, где мы живем, и пытался вооружить для борьбы со злом.

Глава 1

ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ

1956 год. Двадцать пятое октября. Перед Домом литераторов - толпы народа. Вся улица Воровского, насколько охватывает глаз, - головы, головы, головы... Сегодня должно состояться обсуждение моего романа "Не хлебом единым". Окна, двери, крыша Дома литераторов забиты людьми. Чуть не на проводах висят. Тут и там шутливые плакаты вроде: "Пропустите меня, я Симонов!" Все так и было. Ничего в этом рисунке, ни капли, не утрировано. Даже не хватает конной милиции, которую кто-то вызвал.

Общество ждало открытого слова - слова правды. И, видно, мне выпало такое счастье - сказать его, да еще быть понятым. После стольких лет лжи правда нуждалась в защите. Вот и собрались люди - защищать мой роман.

Здание уже было набито до отказа. Пройти внутрь обычным путем - толпа бы нас и близко не подпустила. Каждый сам хотел попасть в здание. Это была прямо Ходынка какая-то, иначе не скажешь... Мы с женой, словно мелкие букашки, пробирались ко входу и не могли пробраться.

- Я - Дудинцев, автор, пропустите, без меня обсуждение не начнется, тщетная мольба.

- Знаем мы таких авторов, я сам автор, - слышалось в ответ. И вдруг, как маяк над толпой, - белая голова Симонова. Предусмотрительный, он позвонил из соседнего дома в ресторан Дома литераторов и договорился: в определенное время, с точностью чуть ли не до секунды, мы подойдем к двери ресторана, и нам ее откроют. Сверили часы - как на фронте перед атакой - и пошли. И вот, секунда в секунду, открывается дверь, мы в нее влетаем, как пробка из шампанского, а за нами - еще несколько человек. И тотчас же изнутри дверь подпирают бревном...