Иван Гончаров - Май месяц в Петербурге

Гончаров Иван Александрович

Май месяц в Петербурге

И. А. Гончаров

МАЙ МЕСЯЦ В ПЕТЕРБУРГЕ

Очерк

На одном из проспектов в Петербурге был, а может и теперь есть, высокий дом, который одною стороной выходил на какой-то канал, а другою в противоположную улицу. С боков, в улице и переулке были жилые помещения.

Посреди двора тянулся также флигель и разные квартиры. Словом, дом был обширный.

С лицевой стороны два главные подъезда принадлежали к большой квартире в бельэтаже, занимаемой генералом-графом и супругою его графиней Решетиловыми.

Граф был человек военный и возражений на свои приговоры не допускал. Только от равных себе по чину он принимал противные его взгляду мнения. На низших же смотрел свысока.

У графа были дети. Один сын служил в гвардии, в Конном полку, другой был паж.

У графини была дочь, подросток. Она еще не выезжала, У нее была гувернантка.

С другой стороны в бельэтаже жил какой-то важный чиновник, а вверху над ними проживала две девицы-сироты, уже на возрасте.

Внизу был ренсковый погреб, хозяин которого, купец Гвоздев, очень заинтересован этими девицами. Всякий раз при проходе их, стоя на пороге своего магазина, он низко раскланивался, чем девицы весьма обижались. Чего-чего он ни делал, чтобы привлечь их внимание! Например, на святой неделе он купил где-то на Невском проспекте, в иностранном магазине, яйцо такой чудовищной величины, что ахнул весь дом. Он доверху набил яйцо конфектами и принес к сестрам-девицам, чтобы похристосоваться с ними. Сестры тоже ахнули и не могли отказаться от христианского обычая.

Когда у него были занятия в погребе, он высылал вместо себя мальчика, и тот давал ему знать немедленно, лишь только сестры показывались на тротуаре.

На дворе помещался некто Чиханов с женой. Он занимал четыре комнаты: две были отделаны особенно чисто, а другие две попроще.

Над ним жили три чиновника холостых, с кухаркой. Над ними еще чиновники. Посредине тоже ютились разные жильцы и расположены были торговые помещения.

Всем этим домом заведывал управляющий всегда отсутствующего хозяина, Иван Иванович Хохлов. Это был несколько высокий, сутуловатый человек, с большой бородавкой на щеке, покрытой волосами, и с вечной улыбкой, которою он сопровождал свои шутки. Он всегда шутил. Занимал он несколько комнат в среднем корпусе, из которых одна была обращена в контору. В ней он принимал посетителей, то есть жильцов дома. Те, которые были поважнее, приглашали его к себе, в том числе и граф-генерал.

Вот, кажется, все, что можно сказать об этом доме. Утром дом только что просыпался. Раньше всех проснулись, конечно, голуби, воробьи и кошки. Кошки вылезали из труб чердаков, гоняясь за голубями. Но, кажется, сами сознавали бесполезность своих покушений; они только что присядут, чтоб броситься на добычу, голубям и воробьям стоило своротить в сторону или перелететь на другую крышу - и кошки притворялись, что это их будто вовсе не занимает и что они делают так только, чтоб не терять своих приемов гоняться за пернатыми. Но горе тем, кто оплошает!

Все прочее еще спало, хотя было давно светло. В это время, в мае, на севере всегда светло.

Часов в семь дворник Архип вынес самовар, обхватив его, как друга, рукой и начал звать товарища своего пить чай. На другом дворе наблюдалось то же самое. Окончив это дело, если тут было сколько-нибудь дела, они принялись мести, вздымая пыль, навоз и другое, что валялось на мостовой. Около них образовались целые облака, до самой крыши. Дом и улицы - все утонуло в дыму.

Сверху вдруг раздался крикливый голос кухарки. - Что вы пылите-то, черти! Я только поставила сливки на подоконник простудить, а вы намели пыли. - Она поперхнулась и закашлялась. - Право, черти! - прибавила она.

Но самих дворников не было видно. Только голос из облака отвечал:

- Как же нам быть, когда сам поедет, дворы и перед домом улицу надо вымести. И принялись опять мести.

Галерея, или как дворники прозывали "галдарея", просыпалась. Лакеи чистили мундиры графа и сыновей его,

На другой стороне горничные отряхали пыль с платьев, ботинок графини, дочери ее и гувернантки.

Внизу, на обоих подъездах, швейцары ставили самовары. Один пузатый, плешивый, - не самовар, а швейцар, - со стороны графини, а другой, в военном унтер-офицерском мундире, со стороны графа. Нельзя было не заметить трубы из синей бумаги на одном из самоваров.

Был еще восьмой час утра. Оба швейцара (один пил кофе, а другой - чай) напились, оделись и ждали девяти часов, когда приносят письма и газеты.

С улицы городовой просунул было на двор голову и крикнул дворникам:

- Что вы, с ума, что ли, сошли, пыль столбом до самой крыши! Эк напустили!

Он закашлялся и плюнул. Тогда дворники очнулись:

- Сами же вы велели...- начал было один.

- Так я велел поливать, а вы что делаете, только пыль разводите!

Тогда дворники, один взял шайку, другой полоскательную чашку, стали поплескивать воду на двор и на мостовую перед домом.

Какой-то ранний прохожий, зажимая нос и жмурясь, спешил пройти мимо.

- Что это вы за пыль подняли на улице: нельзя дышать! - упрекнул он.

- Полиция велит! - сказал первый дворник.

С противоположной стороны ехала на дрожках барыня, и зонтиком, сколько могла, защищалась от пыли.

- Какая пыль! Что это вы, с ума сошли? - сказала она.

- Полиция велит! - отвечал второй дворник.

Около дома на другой стороне и около других домов дворники твердили то же самое и неистово мели улицу, не заботясь о прохожих и проезжих. У них была одна отговорка: "полиция так велит". Пыль кое-как осела.

Наконец ударило 9 часов, графу и детям его понесли чай, а графине, дочери и гувернантке - кофе.

Вот поехал и сам, то есть частный пристав. Он зорко осмотрел дом, улицу и двор, погрозил почему-то дворникам и вытянувшемуся в струнку городовому.

Почтальон принес газету, журналы и письма.

Тогда оба швейцара принялись разбирать, кому какие журналы, а кому письма.

- Кто его знает, по-французски это или по-другому; кому это письмо, а кому другое? - говорил военный швейцар.

- Уж я вам тысячу раз твердил, - заметил статский, - это по-французски, а это по-аглицки.

На это замечание военный только погладил свою голову и ничего не сказал, а сам, кажется, думал: "Бог знает, что ты там скажешь".

Статский высокомерно поглядел на военного, разобрал все по порядку, но все перепутал, так что потом пришлось все перебирать опять. В середине двора сверху раздался голос Чиханова:

- Дворник, дворник! Поди сюда!

Один из дворников уткнул только вверх голову и ничего не оказал. А товарищ ему тихо говорил:

- Не ходи, это Чиханов тебя зовет, опять куда-нибудь пошлет.

Первый в нерешительности смотрел вверх и ничего не говорил. Голос сверху опять повторил:

- Дворник, тебе говорят, иди сюда!

- Не ходи! - твердил товарищ его. - Он опять тебя пошлет куда-нибудь, к итальянцу, в Морскую, без денег, а там тебя в шею вытолкают.

- Как не ходить-то, - отвечал первый, - иной раз он в долг взять велит разного товару, а другой раз даст сотенную расплатиться там за все, что забрано в лавках; а когда станешь отдавать ему сдачи, рублев с лишком десять: "возьми, скажет, себе на чай!" Так-тось!

Сказав это, он пошел вверх к Чиханову. Тот велел ему зайти к итальянцу и в другие лавки, купить масла, сыру, вина и прочих закусок, а денег опять не дал.

Дворник постоял, постоял, взял записку - чего купить, и задумчиво, тихо, точно ногами считал ступени лестницы, пошел вниз.

- Опять денег не дал! - ворчал он про себя. - В лавках, пожалуй, в шею прогонят!

- Я тебе говорил, не ходи! - заметил товарищ. Первый взял шапку и со вздохом пошел со двора. Между тем, к управляющему в контору приходили и уходили разные жильцы дома. Один просил отсрочки уплаты за квартиру. Это был Чиханов. Он сладким, певучим тенором, с масляным взглядом, просил отложить плату до следующей трети.

- Тогда получу и непременно, непременно отдам...

- Будто!.. - сказал на это Иван Иванович и улыбнулся по-своему. - Не верится мне!

Другой, напротив, принес деньги за то же самое. Третий жаловался на течь в потолке и на сырость.

Иван Иванович всех удовлетворил: Чиханову отсрочил, как он просил, оплату до такого-то числа, чему тот очень обрадовался и проворно убрался к себе; от другого Иван Иванович принял деньги, третьему обещал прислать мастерового осмотреть потолок и сделать что нужно.

Чудный человек был этот Иван Иванович. Он всем умел быть полезен и всем угождал и никогда не расставался со своими шутками и со своей улыбкой. Как он отговаривал молодежь обоего пола, стриженых девиц в синих очках, длинноволосых юношей с развязными манерами, от найма квартиры в этом доме! Вообще у него был какой-то особый нюх на благонадежных и благонамеренных жильцов.

Пришли к нему какие-то две жилицы и просили взыскать с них за настоящую треть не все деньги за квартиру, а половину, потому что они-де переезжают на дачу, а вернувшись в сентябре, заплатят остальное. Иван Иванович удовлетворил их просьбу, зная их аккуратность. Пришел в контору какой-то Зашибаев, на которого он смотрел с особенной улыбкой.