Виктор Мельников - Кольцо

Мельников Виктор

Кольцо

Виктор Мельников

КОЛЬЦО

рассказ

Виктор Семенович Мельников живет в старинном подмосковном городе Коломне. Его жизненный опыт охватил все пространство бывшего СССР - от Казахстана до Риги - и пестрый набор профессий - от железнодорожника до журналиста. Член Союза писателей и Союза журналистов России. Его рассказы печатались в журналах "Москва", "Работница", "Проза", в еженедельнике "Литературная Россия", в сборнике "Рассказы московских писателей", выходили отдельными книгами.

Посвящается дочери Елене

Немало воды утекло с того времени в реке Чулым... Вырос и Лешка, став известным в своем городе человеком.

Много повстречал он на своем пути людей, но одна встреча до сих пор не выходит из головы Алексея Коростылева. Нет-нет да и вспомнит он о той встрече с поэтом. В ту пору Лешка только-только начинал писать стихи. Вероятно, про это и надо рассказать сначала, а уж потом, когда все будет ясно, можно дойти и до той встречи, которая определила Лешкину судьбу...

Лешка-поэт

Вообще говоря, никаких предпосылок к поэтическому творчеству у Лешки не было. В свои шестнадцать лет он уже вовсю плотничал, успешно вгоняя в мозоли "правду жизни". Работать он пошел потому, что голод, как всем известно, не тетка. Ну а когда стал кормиться своим трудом - о школе пришлось позабыть. Да и не очень он рвался в школу-то...

Так что значилось за ним "семь классов и один коридор", и особой тоски по этому поводу Лешка не испытывал, потому как если с образованием заковырка получилась, то на работе дела шли на лад: не всякий за ним поспевал. И бывалоча, взрослые мужики говаривали ему, поглядывая с уважением: "Ну ты, Лешка, зверь... Если сейчас за тобой, шпингалетом, ни хрена не угонишься, что же будет годам к тридцати, так тебя растак?"

Лешке было приятно знать, что уважают за дело. Жил он скромно, по пьянкам не шатался, из воли материнской не выходил и никакой работой не брезговал.

Этим летом его впервые взяли в лес валить деревья. Тогда все и началось.

Был вечер. Закат, словно огненное море, разливался над верхушками деревьев. Уже не слышно было жужжания бензопилы, жалобного хруста веток и грузного колокольного буханья деревьев. Солнечный шар медленно скатывался за грань между небом и лесом.

Лешка лежал в траве и рассуждал о бренности жизни. "Вот дуб... Триста лет живет, - думал он, - а вся его жизнь - случайность. "Игралище рока", можно сказать. Спилим мы его завтра, и следов от него будет - один пень. И то к следующему лету мхом зарастет. Чудно все-таки устроена эта жизнь хоть у нас, хоть у этих вот деревьев..."

Вдруг совсем рядом послышался тяжелый хруст, будто по зарослям перся трактор, но странный какой-то - без мотора. Лешка поднял голову. На вырубку выходил, не таясь, огромный лось. В розовой дымке заката он казался доисторическим зверем, провожающим уходящий день. Лешка раздвинул траву и шагнул вперед.

Лось повернул голову и беззлобно глянул на него. Лешка раньше даже коров боялся, а тут как зачарованный - пошел точно в сказку живую. И ведь лось подпустил его и даже позволил себя погладить! Ручной, что ли? Глаза большие, красноватые. От бархатных губ валил пар. Под шкурой - гора первобытной силы! Живот лося весь усеян репейником и колючкой. Лешка даже начал сдирать их.

И вдруг услышал топот за спиной. Обернулся. Бежали рабочие. Впереди несся бригадир с ружьем.

- Не стреляйте в него! - заорал Лешка на весь лес, подался вперед и раскинул руки.

- Уберись! - хрипловато завыл бригадир. - Застрелю!

Лешка в ответ только шире развел руки, повернулся к лосю и крикнул:

- Чего стоишь?! А ну давай отсюда! Я тебя прикрою!

Лосяра глянул на него испуганными лошадиными глазами - и пропал в темноте деревьев, точно видение. Просто удивительно, как такая здоровая туша может исчезнуть в несколько прыжков. Только в глазах еще оставалось движение темно-рыжей тени.

Ребята остановились. Бригадир по инерции забежал вперед и начал длинное и заковыристое ругательство. Однако завершение этой сложной конструкции потонуло в громе выстрела: в сердцах он пальнул в небо.

За ужином стояло напряженное молчание. Вдруг повариха сердито буркнула:

- Лося бьют в осень, а дурака - завсегда.

- Ну и что хотел доказать? - взорвался бригадир.

- Надо, чтобы все по-честному было, - ответил Лешка. - Одно дело, когда на охоте, а когда сам пришел, доверился, а мы его...

Бригадир хотел было что-то сказать, уже рот открыл - но замер и изумленно уставился на Лешку.

Ночью Лешка летал. Снилось ему, будто он птица: мечется от дерева к дереву, а сесть все никак не может. Только подлетит - а ствол тут же оборачивается пнем. Когда проснулся, на душе была тяжесть. С чего бы это? И вдруг Лешка понял, что ему жалко губить лес: и деревья, и зверье, жалко вчерашнего недотепу-лося.

Утром, после завтрака, он подошел к бригадиру и стал проситься на городской объект.

- За вчерашнее обиделся? - усмехнулся бригадир.

- Это вы должны быть в обиде, что не удалось поесть лосятины, возразил Лешка.

- Чего же тогда просишься?

Лешка хотел было сказать про лес, про то, что жалко его губить, да сдержался, не стал. Все равно ведь не поймут, скажут: совсем ты, парень, одурел.

- Умаялся я чего-то...

- Укатали сивку крутые горки, - понимающе вздохнул бригадир. - Говорил же я, что рано тебе лес валить, не окреп еще. Ладно, езжай... - и они разошлись, руки друг другу пожав.

У Лешки словно камень с души свалился.

Домой он возвращался на лесовозе. На сердце было так легко, что прямо петь хотелось. И вдруг в рокоте мотора почувствовал он необычный ритм. Слова сами собой сложились в строчку, следом вторая выпорхнула. Так, в кабине, он сочинил свое первое стихотворение. И остановиться уже не мог. Когда выбрались к большаку, в голове сложилось еще одно.

Лешка был как во сне. Он не слышал ни рева машины, ни болтовни шофера, а казалось ему, что бредет он лесной лощиной, и сквозь кроны деревьев сыплются солнечные лучи, а он входит в речку и ступает по чистому дну по колени в воде...

Мать встретила Лешку подозрительно.

- Чего случилось, что ль?

Не ответив, Лешка, не снимая ботинок, кинулся по чистым половицам к комоду. Достав тетрадку, приник к столу и, прикусив губу, принялся писать строчку за строчкой.

- Никак увольняться надумал?! - всплеснула руками мать.

Лешка поднял ошалелый взгляд:

- А что, может, и уволиться придется, коли дело пойдет... - глаза его мечтательно затуманились, и он с нежностью поглядел на тетрадь. - Поэтом я хочу быть.

- Да ты рехнулся! Какой ты поэт? Ты чего городишь? Профессия у тебя хорошая, бригадир вон и разряд обещал повысить, а это значит - к зарплате прибавка. Что с тобой?! Или кто сглазил?

- Да никто меня не сглазил! - Лешка прыснул. - А за стихи тоже деньги плотят, и еще какие! Ты лучше послушай:

Яркое солнце. Тающий снег.

Земные мотивы вечности.

Все живое набирает бег,

Пускаясь по бесконечности.

- Ну как? - восторженно взглянул на мать Лешка.

- Да вроде хорошо... - растерялась та. - В нашем роду никто этим не баловался. Но ты пока, Леш, работу-то не бросай. Ты сначала покажи кому-нибудь, чего написал.

- Что же я - глупый, что ли? - солидно изрек Лешка.

В районной газете "Ленинский путь" зав. отделом культуры Матвей Ильич Рубинштейн бегло просмотрел Лешкину писанину и вернул, печально глядя усталыми, лосиными глазами:

- О людях что-нибудь напиши... И прозой, пожалуйста. Тогда напечатаем.

"Пенек! - ругался Лешка по дороге домой. - Удои да урожаи только на уме! А о настоящем, возвышенном - никакого понятия. Эх, знающего человека бы найти! Да где ж его в нашем городе взять? Наверное, только я один и пишу".

Но вскоре благоприятный случай Лешке представился.

Таинственный незнакомец

Однажды, когда Лешка возвращался с работы домой, его окликнул незнакомец:

- Ты здешний?

Лешка кивнул, степенно, по-рабочему.

- Какое имя у вашей реки?

Лешка ответил.

- А как называется город?

Это было уже слишком. Ну, улицу спросить - куда ни шло. А вот город не знать - это человек или из сумасшедшего дома сбежал, или с луны свалился. Лешка пригляделся. Незнакомцу на вид было лет двадцать пять, лицо бледное, глаза ясные, синие, внимательные, чуть насмешливые; лоб высокий, с залысинами; волосы курчавые, темные. И хотя одежда на нем была неприхотливая: затертые штаны, мятая выцветшая рубаха, побитые башмаки, но смотрелось все это как на картинке из романа Майн Рида. Даже рваная телогрейка, которую мужчина держал на плече на манер гусарского ментика.

- Так как называется ваш город?

- Ачинск, - автоматически ответил Лешка и добавил: - Чудной вы какой-то...

Незнакомец пожал плечами и глянул на сверкающую пятиглавием небесно-голубую церковь, былинную достопримечательность Ачинска, окруженную россыпью ветхих домишек.

- Мне, может, тоже кажется, что ты чудной. Ведь, если приглядеться, мы все - дальние близкие родственники.