Фаддей Булгарин - Две противоположности

Фадей Венедиктович Булгарин

Две противоположности

I. Боярышня 1643 года

Действующие лица:

Князь, боярин, хозяин дома.

Боярыня, его жена.

Настасья, княжна-боярышня, их дочь.

Князь Василий Долгоруков.

Его жена.

Князь Василий Васильевич, его сын

Няня боярышни.

Дуня, сенная девушка.

Сенные девушки, подруги боярышни.

Терем боярышни

С восхождением солнца няня входит в опочивальню боярышни, которая сидит на скамейке, покрытой ковром, перед маленьким зеркальцем, и расправляет свои длинные волосы. Няня целует сперва руку боярышни, потом в лицо, дует на нее, оплевывается, крестит ее и шепчет в предостережение от дурного глаза и уроков.

Няня (любуясь боярышнею). Ах, ты мое красное солнышко, моя голубушка! Как она хороша! Кровь с молоком! На всем белом свете нет краше тебя, мое дитятко, моя ты дорогая жемчужина!..

Боярышня. Полно, полно, добрая нянюшка, где мне равняться с другими! Посмотрела бы ты, что за красавицы собираются на вечеринках в царском тереме, у царевны! А как поют эти красные девицы – словно соловушки!

Няня. Да уж нет такого соловушка, когда ты зальёшься, мое дитятко. – A хорошо ли ты почивала?

Боярышня. Не то чтобы хорошо, не то чтобы дурно. Да постой, прежде надобно умыться, да Богу помолиться, а потом уж толковать о житейском. (Умывается, потом накидывает на себя легкую кофту, становится перед образами и молится с земными поклонами).

Няня крестится время от времени и любуется своей питомицей.

Боярышня. Принеси, нянюшка, ковшик парного молока, да вели девушкам подавать одеваться. Батюшка и матушка скоро проснутся – хочется поздравить их с праздником.

Няня уходит, а боярышня развёртывает на налое книгу.

Более, нежели за жизнь, обязана я батюшке за то, что он выучил меня грамоте. Какая радость! Вот и сегодня, прочту Четьи Минеи (месячные чтения, сборники древнерусской духовно-учительной литературы, в которых по месяцам и числам расположены жития святых православной церкви. Поучения, сведения о праздниках и т. п.), да порасскажу матушке. Жаль только, что подруги завидуют моей грамотности – и ещё намедни, когда царь потрепал меня по щеке и назвал грамотейкою, я заметила, что иные девушки косо посмотрели на меня, а княжна Хворостинина даже не утерпела и заставила других смеяться на мой счет, назвав меня дьяком-девкой (дьяк – в Древней и Московской Руси – должностное лицо, ведущее дела какого-нибудь учреждения (приказа, избы и проч.)! Да Бог с ними! Вольно же им не учиться грамоте, а мне право веселее с грамотою, чем с иными подругами!.. А что он думает?.. Ведь он знает, что я грамотная… Да думает ли он обо мне?!..

Входит няня, с кружкою молока, и девушки с платьем. Боярышня ласково приветствует служанок, которые ей низко кланяются. Одна девушка убирает голову и заплетает косу. Две девушки держат платье – и потом одевают боярышню.

Боярышня (отпив молока, отдает кружку няне). Спасибо, нянюшка! Благодарствую, добрые девушки! Как вы хорошо сшили мне этот сарафанчик!..

Матушка порадуется моей обнове. (Идёт к расписному немецкому сундуку, прикрытому ковром, вынимает несколько кусков широких лент и даёт каждой девушке по куску, сколько нужно для вплетения в косу, сперва дает ленты швеям).

Возьмите, девушки, на праздник! Вы меня порадовали обновкой, – а вот и вам гостинец!..

Девушки целуют руку боярышне. Обращаясь к девушке, причесавшей ее, она треплет ее ласково по щеке и говорит с улыбкой.

А вот и тебе, Дуня, чтоб потешить тебя на расставании с твоими сиротками!

Дуня также целует руку боярышне.

Ступайте, девушки, да принарядитесь к обедне, – а ты, Дуня, останься!

Две девушки уходят.

Няня. Нешто пойти и мне надеть новую кичку (праздничный головной убор замужних женщин с выдающимися вперёд выступами – «рогами»)!.. Праздник, так и встречать день по-праздничному!.. (Переходит в другую светлицу).

Дуня и няня идут за ней.

Дуня, сними все четыре клетки!

Дуня снимает их с окна и ставит на столе. Боярышня открывает окно, берет одну птичку в руку, и говорит.

Потешила ты меня, малюточка, в скучную осень и в холодную зиму… Жила ты у меня затворницей, без отца, без матери, без малых деток… Без друга милого!.. Лети и пой в чистом поле… Прощай! (Целует птичку и выпускает на волю, потом отпирает другие клетки и также выпускает птичек). Прощайте, сиротинушки!

Слеза катится по лицу боярышни.

Дуня (всхлипывая). Жалко, боярышня…

Боярышня. Дурочка, ты бы плакала, когда мы посадили их в неволю…

Дуня. Да вот и у вас, боярышня, слезы на глазах! А ведь я их каждый день кормила и поила!..

Боярышня. Полно, полно… Ведь за то я тебе подарила ленту, чтоб ты не плакала… Грех держать птичек взаперти, на весну…

Дуня (отирая слезы). Старые люди говорят, что выпущенные на волю птички приведут в дом суженого (речь идёт о приуроченном к празднику Благовещения Прсвятой Богородицы обычае – одном из тех, которыми отмечают встречу весны. У русских на Благовещение выпускали птиц на волю, «что бы они пели во славу Божью» и принесли счастье тому, кто их освободил)…

Боярышня (покраснев). Пустое говоришь, Дуня… Об этом я не читала в книгах… Дуня, пробежим по саду!..

Дуня. Еще сыро, боярышня!

Боярышня. Какая нужда – так и пышет теплом! Сорвём хоть молодой травки, когда нет еще цветов… Подай мне черевики (женские сапожки на высоких каблуках), с крепкими подошвами.

Все уходят.

Светлица князя-боярина, отца боярышни

Князь сидит в зипуне (кафтане без козыря (колнера, стоячего воротника)) на скамье, возле стола, а княгиня, его супруга, перед ним, на табурете – и утирает слезы.

Князь. Ведь нашей Настеньке уже минуло восемнадцать лет, так чего далее откладывать! Род князей Долгоруковых знаменитый и отличается честностью, прямодушием, мужеством в боях, правдою в судах… Князь Василий видный, статный детина, умный и добрый человек… Отец его клянётся и божится, что его княжич умрёт с горя, когда не женится на нашей Настеньке. Она ему давно уже приглянулась…

Княгиня. Да ведь она у нас одна одинёшенька, одна радость наша!.. Возьмут ее от меня – вырвут сердце!..

Князь (улыбаясь). Возьмут не в татарский полон, а в честный княжий терем… На радость, на веселие… На процветание рода нашего! Даст Бог, доживём с тобою до внучат!

Княгиня (улыбается сквозь слезы). До внучат!.. Ах, Спаситель… Сердце замирает! Ну что, если б князь Василий согласился жить с нами, в нашем доме?..

Князь. Об этом можно поговорить после, – а начинать с этого нельзя! Князь Василий Иванович, человек важный: он не согласится, чтоб сын его пошёл в приёмыши!.. Да только успокойся… Все уладится к лучшему… А вот и наша сердечная!

Входит боярышня, крестится перед образами, потом кланяется в пояс отцу и матери. Родители благословляют дочь. Отец целует ее в голову, мать прижимает к сердцу.

Княгиня. Моя ты ненаглядная, моя ты ласточка, да хранит тебя Господь!.. (Утирает слезы).

Князь. Садись, Настенька!..

Боярышня садится на скамью.

Княгиня. Поближе ко мне, мое дитятко, дай насмотреться на себя, мой маков цвет!

Князь. Послушай, душа моя, Настя! Мы с княгиней моей старимся, пора подумать, как пристроить тебя, по закону Божию и по обычаю отцов наших.

Боярышня краснеет и потупляет глаза.

Ты знаешь, что суженого конем не объедешь, – а вот нашелся и для тебя суженый…

Боярышня начинает плакать, закрывая лицо рукавом. Княгиня, смотрит на дочь, также всхлипывает.

Князь. Что это вы вздумали?.. Матушка-княгиня, как тебе не стыдно! Настя, чего ты плачешь!..

Боярышня (плачет). Как мне расставаться с батюшкой да с матушкой!..

Князь. Эх!.. Что за пустяки! Ведь ты будешь жить не за горами, не за морями, а в одном город с нами, в святой Москве, – на одной даже улице – а и по деревням-то суженый твой – наш сосед.

Боярышня, закрываясь рукавом рубахи, вдруг быстро взглядывает на отца.