Виктор Ревунов - Холмы России Страница 10

Конь, высокий, сытый, ходко и легко понес мягко закачавшуюся тележку. Переехали реку по наплавному мосту.

Выбрались по взгорку на другой берег, и, когда заворачивали на уходившую в поля дорогу, Феня увидела справа, в солнечном тумане, на лугу косарей. Они остановились, с задумчивостью провожая тележку. Ближе к дороге косил Кирьян. Он мельком глянул, как проехала Феня. Не останавливаясь, косил, низко нагнув голову.

- К Мите поехала,- сказал один из косарей.

- Вот и скажи: одна, а его не кидает. А другая рядом с мужиком норовит хвостом вильнуть.

- А они, бабы, без отравленной жизни жить не могут. Отравленная жизнь для них все равно что пьянице похмелка.

Женщины неподалеку ворошили вчерашнее сено.

- Это почему же? - спросила Фрося, соседка Стремновых, маленькая, с вздернутым носиком женщина.

- А потому, что с отравы какая-нибудь ночка согласная для вас слаще меда кажется. Вот с этой отравы Фенька к своей сласти и понеслась.

- Такой сласти и на хуторе хватает.

- Какие сладкие! Мед прямо так и капает с наших мужиков, хоть в медогонку их запускай,-звонким голосом переговаривалась Фрося под согласный с ней смех женщин.- Нужны вы ей. Митя брился каждый день, вальтом ходил. А вы вон как водяные, в волоснщах-то заросли.

- Зато чистая шерсть,-ответили из мужского ряда.

- Не хвались, а то живо на твою шерсть заготовку припишут,-так угодила сказать Фрося, что раздался смех и в мужском ряду.

Женщины смеялись и переговаривались уже между собой.

- Их уж и бритва не берет. Бороды топором обрубать надо.

- А Фенька не зря поехала. Хлопотать будет за Мигю.

- Хлопотать надо с дарами.

- Иной подходец дороже всего.

Кирьян остановился поточить косу. Поднял ее, быстро зашикал бруском по жалу, поглядывая на дорогу, где в горизонт летела тележка.

"Вот как приманилась",- подумал он про свою душу со злостью и со стыдом: к чужому подтаивался, к надломленному. Не доламывать надо, а обойти, поберечь.

Кирьян повернул косу, с лезвия блеснуло в глаза солнце, затмило дорогу.

* * *

С палящего жаром проселка Фсня увидела лагерь.

Выгоревшее поле, высоко огороженное. За колючей проволокой в два ряда стояли бараки с черными, крытыми толем крышами.

По углам поля - дощатые вышки. На ближней вышке что-то темное, неподвижное вдруг качнулось: часовой завидел постороннего в запретной близости.

В лагере пусто и тихо в этот час. Все на объекте работ - на дороге, которую мостили в трех верстах от лагеря.

Лишь дымит кухня, где готовится варево на ужин:

мучной суп - баланда, как его называют.

Возле кухни двое заключенных кололи с глухим стуком дрова.

С проселка сворачивала дорога к лагерным воротам с узким прогоном перед ними. Рядом с воротами помещение для охраны - небольшой с окном домик, похожий на паука, от которого расходилась вся эта железная паутина, висевшая на высоких столбах с козырьками.

Феня не сразу подошла к лагерю, а постояла в отдалении перед этим, как ей казалось, страшным местом.

Из домика по звонку с вышки вышел человек в военном, молодой мужчина, загорелый, коренастый и крепкий, в брезентовых сапогах.

Феня подошла ближе. Он весело оглядел ее, спросил:

- Что надо?

- Простите... Митю Жигарева,- сказала Феня.

Вышел из домика еще военный-дежурный начальник охраны лагеря, с костлявым желтым лицом, хмурый от мучившей его изжоги.

- Чего ей?-спросил он.

- На свидание пришла.

- На минутку я,- сказала Феня.

Мужчинам хотелось поговорить с новым человеком, с молоденькой женщиной, зашедшей с вольного света в это проклятое место.

- Кто он тебе?

- Муж. Жигарев Дмитрий,- повторила Феня.

Первый зашел в домик. Вскоре вышел оттуда,

- Есть такой.

После тяжелой дороги с ночевкой на вокзале и от этого пекла мутно на душе у Фени.

- Свидания, конечно, не будет,- сказал старший.- Не имею права без разрешения.

- А где его взять?

- В Смоленск поезжай.

"В Вязьме пересадка. Туда да назад - дня три выйдет",- прикинула Феня.

- Меня из колхоза на день отпустили. Самая молотьба.

- Тебе муж должен был объяснить все в письме.

- Сама захотела. Хоть глянуть,- сказала Феня со слезами: жалко было и себя и Митю, что завела его жизнь за эту колючую проволоку.

- Ну, глянешь, когда сюда, в поселок, пойдут. Часа через три. А об остальном не проси. Не могу.

Она хотела сесть на приступку домика, так устала.

- Тут не разрешается. Вон туда,-показал старший в ноле.

Феня села на край рва у дороги, в тень запыленной ракиты, которой выпала доля желтыми сережками по

веснам отсчитывать осужденным пропащие годы в их сроке.

Во рву полынь, репейник в дреме малиновых цветов.

Лечь бы тут да выспаться.

С вышек не сводили глаз с Фени, не потому что опасались ее, а будила она женской красивой молодостью манящее желание уйти и где-то жить на вольном просторе.

Она чувствовала эти взгляды с вышек, из этого зноя, как из тоски, жадно стремилась к ласке мужская сила.

"Вот жизнь. И за что же такая жизнь?-подумала Феня.- Счастливая хожу. Домой могу поехать .. На Угру.

А как же им?- подумала она о тех, кому за проволокой годы жить.Неужели так надо было что-то натворить, а потом тут мучиться за какой-то кусок? Ведь знали, что так будет. Знают, а идут воровать, грабить, прогуливают чужие деньги. Радости-то никакой: ведь это вот ждет.

А творят".

По другую сторону дороги, среди редких елок, такие же, как и в лагере, бараки, но с большими окнами, перед которыми зеленели гряды в картофельной ботве и в огуречных лопухах.

Возле барака женщина стирала белье.

Феня пошла туда попросить попить.

Женщина, раскрасневшаяся от стирки и от жары, в полной молодой силе, босая, вынесла воды в кружке.

Феня напилась.

- Какая вода хорошая!

- Чего в ней хорошего? Болотом пахнет,- сказала женщина и, поставив на лавку кружку рядом с корытом, принялась стирать.- К своему черту, что ли, пришла?

- К мужу.

- Побрезговала бы мужем называть. А выйдет, еще спать с такой грязью,говорила женщина, с шлепаньем настирывая белье. В мыльной пене быстро работали ее руки, и от этих быстрых движений тряслась ее грудь с мокро налипшей майкой,- Плюнуть бы в рожу такому мужу^ да и прощай. Это разве люди? Сброд. Перековывать их? Чего перековывать, когда совести нет: выгнила.

А у другого отроду ее не было. С соплей папироску в зубы, вино да девочек давай. Что с него? Негодный. Повидала я их. Седьмой год с мужем по этим местам.

Феня сказала про Митю, фамилию его назвала.

- Может, знаете?- спросила она.- Высокий такой, молодой.

- Голову еще всякими забивать.

- Гостинец ему хотела передать.

- Вон на окно поставь. Попрошу мужа.

Феня поставила на подоконник раскрытого окна узелок с салом и кисет, набитый под завязку махоркой.

- За что сидит?- спросила женщина.

- Деньги он разгулял.

- Мошенник, значит. Своему же народу в карман залез. Такую шелуду жалеешь еще.

Слова эти Феня приняла без обиды, с покорностью перед встречей. Увидит его сама и решит, так чувствовала, что с одного взгляда решит.

Женщина крепко выжала рубашку, бросила ее с хлястом в ведро.

- Идут вон. Гляди.

На дороге послышался шум, говор. В пыли, темно просвечивая, двигалась колонна.

Они шли торопливым шагом, спешили в лагерь к еде.

Сзади и по бокам конвойные с винтовками шли, слитые с быстрым движением колонны, но отдаленные от нее положенным расстоянием, которым и замыкалась воля этих преступивших закон людей: воров, мошенников, хулиганов, пьяниц, бывших счетоводов и бухгалтеров, завмагов и кассиров. Многие из этих людей когда-то жили в семьях, хорошо одевались, спали в чистых постелях.

А теперь шли в грязной одежде, спешили к куску хлеба, за который работали - рыли и возили землю, чтобы потом отщипнуть от этого куска желанную корочку. Еще и это считается благом в преступной вине за загубленное, которое никому не дано воскресить, как ни тяжко бывает старание и раскаяние виновного.

Феня подошла ближе. Искала глазами Митю. Где же он?..

Колонна завернула к воротам. Остановилась. В сторону Фени - все взгляды, тягуче-угрюмые и дерзкие, весело подмигивающие ей.

Сразу раздались голоса:

- Кого ждешь, ягодка?

- Пошли с нами. Любить будем.

- Не бойся. Мы люди смирные и хорошие. Вон как нас берегут.

Где же Митя? Никак не найдет его Феня.

- Кого потеряла?

- Жигарева,- сказала Феня.

- Жигарева? А он сегодня на кухне дежурит,- ответил крайний во втором ряду мужчина с загорелым лоснистым от пота лицом.

Конвойные пересчитали ряды.

Когда все прошли и ворота закрылись, вышел дежурный, сказал Фене:

- Подойди к колючке. Вот тут,- указал он на ограДУ рядом с воротами.