Е Эткинд - Проза о стихах Страница 10

Все ли теперь сказано о смысле стихотворения? О нет, далеко не все. Это, в сущности, только начало его постижения, только указание пути, по которому надо двигаться, чтобы понять замысел поэта.

Стихотворение Блока таит еще такую идею: жизнь и смерть неразрывно связаны между собой, одно без другого не существует. "И краток путь средь долгой ночи..." Этот стих можно прочесть и так: жизнь человека мгновенна, смерть же бесконечна; путь жизни проходит посреди долгой ночи небытия. Да, но и смерть человека относится к жизни, как часть ее, мгновенный ее конец, поэтому все-таки и смерть - это жизнь; оттого и сказано: "И даже рифмы нет короче / Глухой, крылатой рифмы: смерть". Жизнь - как часть небытия и в то же время противоположность ему. Смерть - как часть жизни и в то же время противоположность ей.

Все ли это? Далеко не все. Последняя строфа говорит о нерешенности спора, о борьбе духа за бытие. Утверждением жизни звучат строки о счастье и горе любви: "И есть ланит живая алость, / Печаль свиданий и разлук..." И горестной капитуляцией перед смертью продиктованы заключительные стихи: "Но есть паденье, и усталость, / И торжество предсмертных мук". "Торжество" здесь очень важное слово: торжество - это апофеоз, но и победа.

В этом стихотворении о торжестве смерти нет, однако, безнадежности: оно и начинается с того, что "новая звезда взойдет", сама жизнь бессмертна. Усталость - это судьба одного, и этот один "утонет в небе", но останутся жить другие, останется небо, любовь, "печаль свиданий и разлук".

Чтобы прочесть эти двенадцать строк Блока, надо прежде всего понять систему стихотворения, строй поэтической мысли автора. Понять, что здесь нет никаких конкретных признаков реальности, что хоровод - это не хоровод, звезда - не звезда, небо - не небо, что путь, ночь, ночная твердь, алость ланит, паденье - все эти слова приобретают в блоковской поэзии особый смысл. И на фоне этих отвлеченностей резко выделяется одно-единственное точное, употребленное почти в общем для всех смысле и вполне вещественное слово "рифма". Слово это, дважды повторенное, снабжено тремя эпитетами, еще и подчеркивающими его материальную определенность: "И даже рифмы нет короче / Глухой, крылатой рифмы: смерть". Поставив в центр стихотворения слово "рифма" и отождествив его со словом "смерть", Блок как бы обнажил условность, как бы сказал читателю: да, я пишу стихи и подбираю рифмы, пишу стихи о смерти; я стихотворец, и речь идет не о чьей-нибудь смерти вообще, а о смерти поэта, моей смерти. Оказывается, что, кроме реальности "рифма", есть только еще одна реальность: "смерть". Но Блок сказал и более того: он снял различие между писанием стихов и жизнью. Нет искусственной литературы, отдельной от человеческого существования: творчество - это и есть жизнь. Процесс писания стихов равносилен процессу существования.

Словарь поэзии

Чтобы понять стихотворение, нужно сначала научиться понимать значение слов, которыми пользуется поэт. У Блока есть несколько десятков излюбленных им слов-образов, в которые он вкладывает собственный смысл, лишь отчасти соответствующий тому, который можно найти в словаре. Таковы, например, существительные: "бездна", "звезда", "вихрь", "музыка", "голос", "душа"; или прилагательные: "нежный", "железный", "дикий", "одичалый" (при этом надо, конечно, помнить, что Блок менялся - и система его словесных значений тоже менялась от одного периода творчества к другому).

Он занесен - сей жезл железный

Над нашей головой. И мы

Летим, летим над грозной бездной

Среди сгущающейся тьмы.

Это - начало стихотворения, созданного в декабре 1914 года, во время мировой войны. Эпитет железный выбран Блоком не только потому, что это слово родственно составляющими его звуками слову жезл (ж-з-л; ж-л-з), но и в соответствии с теми значениями, которые ему придавал Блок. В стихотворении "Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух..." (1915-1916) последняя строфа гласит:

Ты - железною маской лицо закрывай,

Поклоняясь священным гробам,

Охраняя железом до времени рай,

Недоступный безумным рабам.

Здесь железное, железо - непроницаемое для людского взгляда, мертвое, холодное, неодолимое. А во вступлении к поэме "Возмездие" характеристика прошлого века начинается словами:

Век девятнадцатый, железный,

Воистину жестокий век!

Тобою в мрак ночной, беззвездный

Беспечный брошен человек!..

Здесь эпитет железный восходит к словоупотреблению классиков. Так, Пушкин в черновике ответа П.Плетневу, предлагавшему продолжать "Онегина", писал:

Ты мне советуешь, Плетнев любезный,

Оставленный роман наш продолжать

И строгий век, расчета век железный,

Рассказами пустыми угощать...

Или в "Разговоре книгопродавца с поэтом" (1824):

Внемлите истине полезной:

Наш век - торгаш; в сей век железный

Без денег и свободы нет.

Или в четверостишии 1829 года, в котором идет речь о поэтическом творчестве Антона Дельвига:

Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы?

В веке железном, скажи, кто золотой угадал?

Это употребление эпитета восходит к древней легенде, рассказанной римским поэтом Овидием Назоном в его "Метаморфозах": сперва, при боге Сатурне, на земле был золотой век, повсюду царили справедливость, мир, счастье; затем, при Юпитере, наступил серебряный век, который уступил место третьему, медному,- уже стали бушевать войны, но еще не одержали верх злодейские нравы; и вот наступил четвертый - железный век. В переводе М.Деларю, напечатанном в 1835 году, у Овидия об этом веке говорится так:

...Последний был твердый железный.

В век сей, из худшей руды сотворенный, ворвались внезапно

Все беззакония; стыд же, и правда, и честность исчезли.

Место их заступили тогда и обман, и коварство,

Разные козни, насильство и гнусная склонность к стяжанью.

В том же году, когда появился перевод М.Деларю из Овидия, Баратынский написал стихотворение "Последний поэт". В этом стихотворении читаем:

Век шествует путем своим железным;

В сердцах корысть, и общая мечта

Час от часу насущным и полезным

Отчетливей, бесстыдней занята.

Исчезнули при свете просвещенья

Поэзии ребяческие сны,

И не о ней хлопочут поколенья,

Промышленным заботам преданы.

Как видим, "железный" у Пушкина и Баратынского (вслед за Овидием) - это характеристика эпохи, в которой преобладает расчет, корысть, "промышленные заботы", и в то же время характеристика эпохи техники, когда главным материалом оказывается металл, железо; определение "железный" - нечто противоположное поэзии, ее "ребяческим снам", ее бескорыстию и простодушию.

И вот когда Блок произносит это слово, в нем неизменно звучат смыслы, сообщенные ему той русской поэзией, которую Блок любил. И эти смыслы обнаруживаются даже там, где их, казалось бы, не может и не должно быть. Скажем, в стихотворении "На железной дороге" (1910) говорится о женщине, покончившей с собой под колесами поезда,- здесь прилагательное "железная" как будто лишено всяких дополнительных оттенков, ведь сочетание "железная дорога" в сущности одно слово, обозначающее особый вид транспорта. Например, так или почти так у Некрасова в стихотворении "Железная дорога" (1864), несмотря на то, что Некрасов в тексте то и дело заменяет прилагательное другим: "Быстро лечу я по рельсам чугунным...", "то обгоняют дорогу чугунную..." или переставляет слова в этом привычном сочетании: "Вынес достаточно русский народ, / Вынес и эту дорогу железную..." У Блока иначе: в его стихотворении "На железной дороге" определение обогащено дополнительными смыслами; достаточно привести строфу:

Так мчалась юность бесполезная,

В пустых мечтах изнемогая...

Тоска дорожная, железная

Свистела, сердце разрывая...

"Железная тоска" - это словосочетание бросает отсвет и на другое, на сочетание "железная дорога", тем более что рядом поставлены два определения, устремленные друг к другу: "Тоска дорожная, железная", как бы и образующие одно слово "железнодорожная" и в то же время отталкивающиеся от этого слова - оно обладает совсем иным значением. "Железная тоска" - это отчаяние, вызванное мертвым, механическим миром современной - "железной" цивилизации.

Во введении к прозаическому сочинению Блока (1909 года) "Молнии искусства (Неоконченная книга итальянских впечатлений)" читаем:

"Девятнадцатый век - железный век. Век - вереница ломовых

телег, которые мчатся по булыжной мостовой, влекомые загнанными

лошадьми, погоняемые желтолицыми, бледнолицыми людьми; у этих

людей - нервы издерганы голодом и нуждой; у этих людей

раскрытые рты, из них несется ругань; но не слышно ругани, не

слышно крика; только видно, как хлещут кнуты и вожжи; не слышно,

потому что оглушительно гремят железные полосы, сваленные на

телегах.

И девятнадцатый век - весь дрожащий, весь трясущийся и

громыхающий, как эти железные полосы. Дрожат люди, рабы