Виктор Клюшников - Марево Страница 10

— Лара! окликнулъ Леонъ.

Собака насторожила уши, скосила голову на бокъ и вглядывалась.

— Лара, Лара! убѣждалъ тотъ.

Водолазъ обнюхалъ его, кинулся лапами на плеча и лизнулъ его въ лицо, махая хвостомъ. Потомъ, будто дѣло сдѣлалъ, улегся у ногъ и сталъ глядѣть въ глаза.

Леонъ обернулся къ Иннѣ; тихая радость разлилась во его лицу. Она усадила гостя и обвила его шею руками.

— Живъ? Здоровъ? заглядывала она ему въ глаза.

— Какъ видишь….

— Негодный, въ два года ни строчки…. Я даже завираюсь отъ радости, а право я думала, ты умеръ….

— Нѣтъ, не умеръ, да что толку….

— Леня, ты все также несчастливъ? Надо чего-нибудь? Денегъ?

— Не нужно ли тебѣ….

— Такъ ты разжился? Милый мой, я все не опомнюсь… Какъ много разсказывать!.. Ну, скорѣй…. Какъ живешь, можешь? Гдѣ? Помирился ли? Ну, хоть немного?

— А совѣсть?

— Ну, и славно, Леня, славно! И я не мирюсь.

— Все-таки лучше!

— Ластовка ты моя! Какъ же долго я тебя не видала! И она опять поцѣловала его.

— Какъ ты похудѣла! Они тебя замучаютъ.

— Какже не такъ! Ахъ, Леня, Леня! Гдѣ жъ они ти люде, дѣ ти добри, що хотѣлось зъ ними жити, ихъ любити? Какъ это они непримѣтно закутались?

— Милый ты мой сумасбродъ!

— Нѣтъ, давай поговоримъ, какъ въ старину, въ счастливые дни, помнишь? Ты теперь одинъ только и поймешь меня…. Его нѣту….

— Слышалъ, проговорилъ Леонъ опавшимъ голосомъ, — и можетъ-быть…. передъ смертью онъ….

— Нѣтъ, нѣтъ, быстро перебила она:- онъ простилъ тебя.

— Простилъ? вскрикнулъ Леонъ, и глаза его засверкали:- онъ простилъ меня и за себя, и за тебя?

— Я рыдала передъ нимъ, я умоляла его, не уносить ненависти, хоть къ тебѣ; я ему говорила, что видно ужь не судьба сбыться вашимъ надеждамъ. Я заклинала его смириться передъ этимъ непостижимымъ, чѣмъ-то страшнымъ что все по своему ломаетъ. Отецъ…. Нѣтъ, не могу…

Голосъ ея оборвался, она зарыдала и спрятала голову на груди Леоза.

— Ну, полно, полно, говорилъ онъ съ испугомъ, лаская ее.

— Ничего…. оставь…. улыбалась она сквозь слезы. — Мнѣ хорошо. Ты не знаешь, какъ этого давно не было со мной…. Пройдетъ….

— Спасибо тебѣ, говорилъ Леонъ, — и мнѣ теперь легче; лучше о себѣ разскажи; ты вѣдь съ нимъ въ Петербургѣ жила послѣднее время….

— Онъ не могъ выносить этого чистилища. Я съ нимъ уѣзжала, я и привезла его оттуда въ засмоленомъ гробу. Вотъ онъ тутъ подъ окномъ и похороненъ.

— Ну, будетъ объ этомъ. А твоя комнатка ничуть не измѣнилась, проговорилъ Леонъ, подходя къ комоду, — только вотъ это что-то новое.

Онъ снялъ полотняный чехолъ, подъ нимъ сказался фантомъ человѣка изъ папье-маше, съ красными, синими жилками, бѣлыми нервами.

— Да, это новое, усмѣхнулась она:- это я то же изъ Петербурга вывезла; тутъ вся ихъ и мудрость! Смотри, отойди лучше, того и гляди обругаетъ да еще ударитъ.

Леонъ засмѣялся.

— Да ты не шути этимъ… Я еще и не тому тамъ, въ Петербургѣ, выучилась… Ты можетъ-быть думаешь, что ты свободное существо, а ты просто физико-химическая машина. Что? Небось языкъ хочешь мнѣ высунуть? Какъ же не такъ. Это вонъ электричество изъ той тучи подѣйствовало на твой мозгъ, и онъ передалъ языко-глоточному нерву….

— Инна, что у тебя за порывы? Это меня безпокоитъ, право.

— Ничего, мнѣ давно такъ хорошо не было…. Ты думаешь, я вру? Это не ты думаешь, это фосфоръ въ твоемъ мозгу отдѣляетъ мысль. Что за безобразіе! вскрикнула она, толкнувъ фантомъ.

Тотъ закачался, тяжело стукнулся на комодъ, нѣсколько кусочковъ свалилось на подъ.

— Зачѣмъ же ломать? Вѣдь это, я думаю, дорого?

— Два семейства цѣлый годъ сыты будутъ этою дрянью. Нѣтъ, слушай Леня: въ самомъ дѣлѣ, ѣсть, пить, рости, дряхлѣть, разсыпаться, тутъ и все?

— Да будетъ тебѣ….

— Нѣтъ, это трусость, это остатки глупыхъ надеждъ. Стоитъ рѣшиться, да и кинуться.

— Вотъ я и кинулся! Пока ты тутъ съ книгами, да съ этою дрянью возилась, я перебывалъ и въ раскольничьихъ скитахъ, и въ цыганскихъ таборахъ, корчемничалъ, у контрабандистовъ на Прутѣ годъ прожилъ. Что жь ты думаешь, есть въ этомъ хоть капля поэзіи? Сволочь!

— Нѣтъ, Леня, люди правы! Съ нами имъ житья не было бы. Вспомни ты, кто въ вашей семьѣ кончилъ путнымъ? То энергія безъ удержу, точно нефть горитъ въ жилахъ то апатія до самоубійства, или до сумашествія….

— Не кощунствуй, смѣясь говорилъ Леонъ:- ты и меня въ отчаяніе приведешь.

— О, о! Я еще тебя твоимъ любимымъ вареньемъ угощу. Она достала банку и, откупоривая, шутливо продекламировала ему: "о, ваша жизнь, гдѣ сладко лишь варенье", "Гдѣ вечеромъ опасно такъ ходить". Ну, а теперь гдѣ жь ты живешь? "Птичка Божія не знаетъ"…

— Нѣтъ, я почти осѣдлымъ сталъ.

— По какому виду? Или ты ихъ самъ выдаешь?

— Мало ли насъ безвидныхъ-то! Всѣхъ не переловишь; кто поумнѣй и самъ не попадается.

Они стали говорить такъ тихо, что въ комнатѣ стало слышно какъ шелестилъ вѣтеръ въ темной листвѣ сада и тамъ, гдѣ-то въ глуши, перекликались сычи.

VI. Заказъ

Невесело глядитъ уѣздный городишка южной полосы, — особенно подальше отъ центра его, гдѣ на двухъ, трехъ улицахъ, да на грязной площади сбились присутственныя мѣста, давки, двѣ церкви, а иногда и одна, и каменные дома зажиточныхъ обывателей. Чѣмъ ближе къ чертѣ города, тѣмъ кривѣй и тѣснѣй становятся улицы; въ дождливую погоду немощеный черноземъ растворяется въ жидкое мѣсиво съ заплывшими колеями возовъ. Раздолье цѣлымъ стадамъ свиней, которыя публично занимаются своими дѣлами; хаты покривились, крыши почернѣли, людей не видишь. Если невзначай въѣдешь въ предмѣстье, такъ и не узнаешь что городъ. Гремитъ столичная печать противъ татарщины и лѣни провинціаловъ, поучаетъ ихъ дѣятельности, мощенію мостовыхъ, освѣщенію газомъ, посыпанію тротуаровъ пескомъ и разнымъ хорошимъ вещамъ. Сидятъ провинціалы по темнымъ угламъ, охотятся по праздникамъ на дикихъ утокъ въ чертѣ роднаго города, въ темныя ночи пробуютъ относительную плотность лбовъ и столбовъ, изрѣдка утонетъ какой-нибудь пьяница въ невылазной грязи. И нѣтъ имъ дѣла до столичной печати, что такъ краснорѣчиво сулитъ журавля въ небѣ.

По одному изъ переулковъ, выходившихъ на живописную природную набережную узенькой рѣчонки, пробиралась старуха, тяжело шлепая по липкой грязи развалившимися башмаками. Крехтя наклонилась она къ землѣ, подняла чурку и морщинистое лицо просіяло. Она положила находку въ фартукъ, юркнула, сгорбившись, въ калитку и вошла въ небольшую комнату, перегороженную еще пополамъ. Молодой парень прилежно строгалъ доску у единственнаго окна и загораживалъ свѣтъ. Старуха завозилась въ печкѣ, шаря по холодному полу. Парень взглянулъ на нее, тряхнулъ подстриженными въ скобку волосами и еще проворнѣе заработалъ фуганкомъ.

— Что жь, матушка? не выгораетъ? спросилъ онъ немного погодя, словно нехотя.

— Эко горе, эко горе, зашамшила старуха;- всю улицу избѣгала…. Просила ужь хоть двугривеннаго всего на два дня до получки. Ни у кого нѣтъ. Арсениха вчера и курицу свою на базаръ снесла….

— Ну не бѣда, пока есть лебеда, похлебнемъ и ее, молодцовато сострилъ парень.

— То-то не бѣда! Изморилась я на тебя глядючи; шутка-ль другая недѣля, все квасъ да квасъ! Какая тутъ работа на умъ пойдетъ?…

Парень сильно пустилъ фуганокъ, вырвалъ длинную стружку, бросилъ ее на подъ и сѣлъ за столъ подгорюнившись. Худощавый овалъ лица его съ темными глазами носилъ отпечатокъ той думы, которую сплошь и рядомъ встрѣчаешь у рабочаго люда. Чуялась въ этомъ взглядѣ живая русская сметка, туманился онъ слегка дѣйствительнымъ горемъ, нуждой безысходною; да и не безъ гордости глянулъ бы онъ въ глаза вамъ, готовясь отпустить мѣткое словцо, не то на вашъ счетъ, не то въ пику осиленной судьбѣ. Онъ засучилъ рукава засаленной ситцевой рубахи, утеръ капли пота на лбу, перетянутомъ ремешкомъ, и принялся хлебать приготовленную матерью тюрю съ лукомъ и квасомъ. Старуха покачивала головой, да приговаривала вполголоса.

— Да полножь, матушка! былобъ о чемъ! дастъ Богъ поправимся… Вотъ братишка подростетъ, изъ ученья выйдетъ, вмѣстѣ захозяйничаемъ; знамо, одному не сподручно….

— Охъ, дитятко! Глядико-сь выйдетъ ли еще твой Алешка-то…. Заколотитъ его этотъ людоѣдъ, прости Господи….

— Этого нынче не велятъ….

— Не велятъ, да бьютъ, родимый….

— Нѣтъ, нынче строже стало, а безъ этого нельзя. Меня небось не заколотилъ….

— То-то ты и жирный такой!

— Ну, что объ этомъ толковать! Откроемъ тогда по маленьку свое заведеніе. И тебѣ матушка помощница будетъ…. Право, заживемъ….

— Гдѣжь ты ее возьмешь-то? говорила старуха внезапно веселѣя и лукаво поглядывая на сына.

Тотъ молчалъ, глядя въ чашку.

— Нынче невѣсты-то больно спѣсивы стали, продолжала старуха:- развѣ на селѣ какую возьмешь.