Игорь Свинаренко - Наши люди (Выбранные места из бесед с великими) Страница 10

- Не видели? Как, неужели вы не видели "Царя на стрелке"?

- Видел... Но это очень серьезная проблема. Ее нельзя так с ходу решить, на уровне противостояния... Надо разобраться.

Он задумался и продолжил мысль, - только не мою частную, про Церетели, а свою общую о месте художника на родине:

- Ежу понятно, что я не собираюсь занимать в России ничьего место. Чтоб в России занять чье-то место, надо находиться там. В среде, в ситуации художественной, социальной... Мне все-таки за семьдесят... И мне есть что делать здесь, в Америке.

"Лужков заслужил памятник при жизни"

- Вот вы говорите - "здесь"; вы и отливать хотите в Америке?

- Да, я собирался отливать здесь, а потом везти в Россию по частям. Я думал, что российская технология недостаточно созрела для того, чтоб отливать такие сложные вещи. Но ведь Церетели для Храма Христа Спасителя сделал же двери в России! Они, конечно, менее сложные, но отлиты замечательно.

- А расходы прикидывали?

- Нет... Смету, деньги - это должно дать правительство России.

- А что со сроками?

- Здесь отливать собираются два года. А Юрий Михалыч сказал: "Мы отольем в год". Он очень компетентный человек в этом плане. Храм построил...

- Вы, кстати, что про Храм Христа Спасителя думаете?

- Да за одно это Лужкову надо поставить памятник! Достаточно построить этот Храм, чтоб войти в русскую историю.

Я не сравниваю свою работу с Храмом Христа Спасителя, пускай история даст оценку. Но если "Древо" встанет, это будет еще одним свидетельством того, что невидимое гораздо важнее видимого. Ломайте, сволочи, не ломайте, - а мы все восстановим, построим заново, все равно будет по-нашему! Моя скульптура будет стоять в Москве, где были разрушены все мои работы, где я столько претерпел. Это будет очередным доказательством того, что никогда не надо подчиняться логике карьеры...

Ресин - сердечный брат Неизвестного

- Как ваше самочувствие сейчас, Эрнст Иосифович?

- Да я за последние годы пережил две операции на сердце. Bypass surgery, как у Ельцина, - как это по-русски? Один раз я даже умирал на столе, клиническая смерть.

- Это даже на обыкновенных людей сильно действует, а уж на художников-то...

- Конечно, это влияет на всю жизнь, на отношение к жизни. Но я уже не один раз в жизни подходил к этому, так что... ничего нового для меня в этот раз не было.

Вспоминаю первую операцию. Три межпозвоночных диска выбито, шесть, нет, семь ушиваний диаграфмы, полное ушивание легких, открытый пневмоторакс и так далее, не буду всего перечислять. Меня уже в морг выкинули... А спас меня гениальный русский врач, я не знаю его имени, это было на фронте, в полевом госпитале. Вот, посмотрите, я сейчас сижу живой! Это удивительно... Думаю, в России настала пора поставить монумент Безвестному фронтовому врачу.

Теперь вот эта операция... Сделали ее, и через четыре дня я начал работать.

- Кто оперировал вас? Дебейки?

- Нет. Оперировал меня замечательный доктор Саша Шахнович. Он не хуже Дебейки, просто молод. Когда я узнал о болезни Бориса Николаевича, я хотел, чтобы Саша... Но это сложно оказалось здесь. Кстати, Шахнович и Ресину сделал операцию. То есть теперь мы с Ресиным - сердечные братья. Мы даже устроили вечер, на котором с Ресиным чествовали этого доктора.

- В Москве?

- Нет, в Нью-Йорке. Саша - он еврей, русский, мальчиком приехавший сюда. Давно; то есть его надо считать американцем.

Феликс Комаров - друг, а не бандит

- Вы сейчас работаете с Феликсом Комаровым. У него в галерее на Пятой авеню (с этим бизнесом ему пришлось расстаться, сейчас бывший галерейщик руководит рестораном "Москва" в Манхэттене. - Прим. авт.) и выставлены на продажу ваши работы. Что у вас с ним общего?

- Я его ощущаю как своего непродажного парня. Может, это единственный человек, кому я верю. Он никогда не был по-настоящему бандитом. Я думаю, что его блатное, бандитское прошлое - это почти что его выдумка... Похоже, это просто его интеллигентский гимик. Мне очень редко приходилось любить кого-нибудь. А Феликса люблю, как младшего брата. Он замечательный нежный полуеврейский мальчик, который по ошибке захотел стать уркой.

Вот такая деталь к характеристике Комарова. Раньше я всегда платил за стол, не знаю почему, а сейчас Феликс платит, с ним невозможно бороться просто.

Это самый верный хороший друг, которого я встретил после шестидесяти лет. (После отношения между Неизвестным и Комаровым испортились. - Прим. авт.)

- Это сильная рекомендация.

- Вот говорят - бандит... Но что такое - бандит? Тут надо определиться. Один русский человек мне задолжал четыреста семьдесят тыщ долларов. Я не знаю, как привести в действие русский закон так, чтоб вернуть хоть половину этих денег. А бандит - он такую услугу оказать может. О чем это говорит? О том, что русский бандит рожден несовершенством российских законов! Да и сам я, по правде сказать, по темпераменту - настоящий бандит... Мне гораздо понятней и ближе человек, который идет на риск, чтоб получить свою прибыль. И вообще, пока нет закона, то анархия - мать порядка.

- Вы говорите про Россию сейчас?

- Не только. Я говорю о Венеции пятнадцатого века, об Америке периода становления капитализма. От жизни не убежишь. Бляди рождаются, когда есть потребность в блядях, - точно так же и бандиты рождаются тогда, когда есть потребность в бандитах. Общество всегда борется с этим... Но оно само должно обладать бандитским темпераментом. Когда у него такой темперамент будет, общество официально доверит бандитам сбор налогов.

Успехи в труде

- За те три года, что у вас не был, у вас не только "Древо жизни" продвинулось. У вас много чего случилось!

- Да... За это время я поставил "Магадан". Сделал "Элисту". Поставил "Золотого ребенка" в Одессе. Закончил монумент для Тбилиси - памятник моему ближайшему другу Мерабу Мамардашвили. Он скоро уедет в Грузию. Хотите, кстати, коньячку?

- Хорошая у вас ассоциация со словом "Грузия" - коньяк. Неужели грузинский?

- Нет, французский...

Я хотел было отклонить коньяк под предлогом нездоровья и возраста, но вовремя спохватился и молча выпил; а то хорош бы я был со своими жалобами в глазах инвалида Второй мировой...

Счастье в личной жизни

- И еще вы ведь женились!

- Да! Мы с Аней поженились в 95-м.

Когда я уезжал из России, жену и дочь со мной не пустили... С Аней я познакомился в Америке, мы вместе с восемьдесят девятого. Она русская, давно эмигрировала. По профессии - испанистка.

Я очень признателен Ане, за то что она мне открыла другую сторону жизни, которую я практически не знал: быть мужем, нести ответственность за семью.

- Позвольте, но вы были же раньше женаты!

- Да, но... я никогда этого не ощущал. Возможно, просто в силу специфики моей биографии.

- Анина дочка - как у вас с ней складываются отношения?

- Она меня еще немножко не то что смущается, но... дистанция существует. А в принципе у нас прекрасные отношения. Девочка - красавица, она невероятно талантлива, у нее очень высокий IQ, да что там - она гениальна! Занимается балетом, музыкой.

Я никогда раньше не видел, как растут дети. Хотя у меня выросла дочь... Это все выпало из моего поля зрения. В России была собачья жизнь, не до этого было. И вот я впервые в жизни наблюдаю, как растет ребенок. Это очень интересно! Изменения происходят почти толчковые. Буквально в течение недели уже другой человечек. Я в зрелом возрасте познаю то, что люди должны познавать в тридцать лет...

Либо ты атеист, либо художник

- Не люблю, когда художники оправдывают свое хулиганство тем, что они творческие люди. Думают, что могут себя вести как угодно. Один мой помощник говорил, что изменяет жене, поскольку он художник. А что, бухгалтер не изменяет, что ли? При чем тут - "художник"?

Он продолжает свою мысль афористичным экспромтом (вспомнив, наверное, противопоставление "художник - толпа"):

- Толпа не умна. Если б толпа была умна, все б имели деньги, и хорошую семью, и счастье.

- Скажите, а великий художник-атеист бывает?

- Великих художников-атеистов не было. Дело в том, что нужно обладать некоторой скромностью. Не надо себя считать исключительным, оторванным от полета уток, от изменения звезд, от приливов и отливов. Что за... твою мать, даже звери это чувствуют, а единственное существо, которое вдруг о себе возомнило невесть что, - это человек. Человек думает, что он назначен Богом! Это глупости, Бог никого не назначает.

- А что он делает?

- Принимает...

Будьте достойны космической победы

- Самое большое творческое чувство, которое может испытать человек притом что, наверное, я не испытал творческого чувства Микеланджело или Бетховена, - это чувство не бунта, но покорности. Дело в том, что самое высокое человеческое переживание - это чувство иерархии. Не иерархии социальной, а... Как бы это объяснить? Вот - дерево растет; я родился - я умру; в этой плоскости иерархия...

Я непростой человек, знай. Все, кто против меня, они или забыты мной, или подохли. Я попал в Америку с шестьюдесятью долларами - и построил этот дом. Я скажу так. Я умру, возможно, скоро. Но вы будете распутывать мое "Древо жизни" еще много-много лет.