Николай Гумилев - Шестое чувство Страница 10

Андрей Рублев

Я твердо, я так сладко знаю,С искусством иноков знаком,Что лик жены подобен раю,Обетованному творцом.

Hoc – это древа ствол высокий;Две тонкие дуги бровейНад ним раскинулись, широки,Изгибом пальмовых ветвей.

Два вещих сирина, два глаза,Под ними сладостно поют,Велеречивостью рассказаВсе тайны духа выдают.

Открытый лоб – как свод небесный,И кудри – облака над ним;Их, верно, с робостью прелестнойКасался нежный серафим.

И тут же, у подножья древа,Уста – как некий райский цвет,Из-за какого матерь ЕваБлагой нарушила завет.

Все это кистью достохвальнойАндрей Рублев мне начертал,И этой жизни труд печальныйБлагословеньем божьим стал.

Я и вы

Да, я знаю, я вам не пара,Я пришел из иной страны,И мне нравится не гитара,А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонамТемным платьям и пиджакам —Я читаю стихи драконам,Водопадам и облакам.

Я люблю – как араб в пустынеПрипадает к воде и пьет,А не рыцарем на картине,Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели,При нотариусе и враче,А в какой-нибудь дикой щели,Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый,Протестантский, прибранный рай,А туда, где разбойник, мытарьИ блудница крикнут: вставай!

Мужик

В чащах, в болотах огромных,У оловянной реки,В срубах мохнатых и темныхСтранные есть мужики.

Выйдет такой в бездорожье,Где разбежался ковыль,Слушает крики стрибожьи,Чуя старинную быль.

С остановившимся взглядомЗдесь проходил печенег…Сыростью пахнет и гадомВозле мелеющих рек.

Вот уже он и с котомкой,Путь оглашая леснойПесней протяжной, негромкой,Но озорной, озорной.

Путь этот – светы и мраки,Посвист разбойный в полях,Ссоры, кровавые дракиВ страшных, как сны, кабаках.

В гордую нашу столицуВходит он – боже, спаси! —Обворожает царицуНеобозримой Руси

Взглядом, улыбкою детской,Речью такой озорной, —И на груди молодецкойКрест просиял золотой.

Как не погнулись – о, горе! —Как не покинули местКрест на Казанском собореИ на Исакии крест?

Над потрясенной столицейВыстрелы, крики, набат.Город ощерился львицей,Обороняющей львят.

«Что ж, православные, жгитеТруп мой на темном мосту,Пепел по ветру пустите…Кто защитит сироту?

В диком краю и убогомМного таких мужиков,Слышен по вашим дорогамРадостный гул их шагов».

Рабочий

Он стоит пред раскаленным горном,Невысокий старый человек.Взгляд спокойный кажется покорнымОт миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,Только он один еще не спит:Все он занят отливаньем пули,Что меня с землею разлучит.

Кончил, и глаза повеселели.Возвращается. Блестит луна.Дома ждет его в большой постелиСонная и теплая жена.

Пуля, им отлитая, просвищетНад седою, вспененной Двиной,Пуля, им отлитая, отыщетГрудь мою, она пришла за мной.

Упаду, смертельно затоскую,Прошлое увижу наяву,Кровь ключом захлещет на сухую,Пыльную и мятую траву.

И господь воздаст мне полной меройЗа недолгий мой и горький век.Это сделал, в блузе светло-серой,Невысокий старый человек.

Швеция

Страна живительной прохладыЛесов и гор гудящих, гдеВсклокоченные водопадыРевут, как будто быть беде.

Для нас священная навекиСтрана, ты помнишь ли, скажи,Тот день, как из варягов в грекиПошли суровые мужи?

Ответь, ужели так и надо,Чтоб был, свидетель злых обид,У золотых ворот ЦарьградаЗабыт Олегов медный щит?

Чтобы в томительные бредыОпять поникла, как вчера,Для славы, силы и победыТобой подъятая сестра?

И неужель твой ветер свежийВотще нам в уши сладко выл,К Руси славянской, печенежьейВотще твой Рюрик приходил?

Творчество

Моим рожденные словом,Гиганты пили виноВсю ночь, и было багровым,И было страшным оно.

О, если б кровь мою пили,Я меньше бы изнемог,И пальцы зари бродилиПо мне, когда я прилег.

Проснулся, когда был вечер.Вставал туман от болот,Тревожный и теплый ветерДышал из южных ворот.

И стало мне вдруг так больно,Так жалко стало дня,Своею дорогой вольнойПрошедшего без меня…

Умчаться б вдогонку свету!Но я не в силах порватьМою зловещую этуНочных видений тетрадь.

Телефон

Неожиданный и смелыйЖенский голос в телефоне, —Сколько сладостных гармонийВ этом голосе без тела!

Счастье, шаг твой благосклонныйНе всегда проходит мимо:Звонче лютни серафимаТы и в трубке телефонной!

Юг

За то, что я теперь спокойный,И умерла моя свобода, —О самой светлой, о самой стройнойСо мной беседует природа.

В дали, от зноя помертвелой,Себе и солнцу буйно рада,О самой стройной, о самой белойЗвенит немолчная цикада.

Увижу ль пены побережнойСеребряное колыханье, —О самой белой, о самой нежнойПоет мое воспоминанье.

Вот ставит ночь свои ветрилаИ тихо по небу струится,О самой нежной, о самой милойМне пестрокрылый сон приснится.

Рассыпающая звезды

Не всегда чужда ты и горда,И меня не хочешь не всегда, —

Тихо, тихо, нежно, как во сне,Иногда приходишь ты ко мне.

Надо лбом твоим густая прядь,Мне нельзя ее поцеловать,

И глаза большие зажженыСветами магической луны.

Нежный друг мой, беспощадный враг,Так благословен твой каждый шаг,

Словно по сердцу ступаешь ты,Рассыпая звезды и цветы.

Я не знаю, где ты их взяла,Только отчего ты так светла,

И тому, кто мог с тобой побыть,На земле уж нечего любить?

О тебе

О тебе, о тебе, о тебе,Ничего, ничего обо мне!В человеческой, темной судьбеТы – крылатый призыв к вышине.

Благородное сердце твое —Словно герб отошедших времен.Освящается им бытиеВсех земных, всех бескрылых племен.

Если звезды, ясны и горды,Отвернутся от нашей земли,У нее есть две лучших звезды:Это – смелые очи твои.

И когда золотой серафимПротрубит, что исполнился срок,Мы поднимем тогда перед ним,Как защиту, твой белый платок.

Звук замрет в задрожавшей трубе,Серафим пропадет в вышине……О тебе, о тебе, о тебе,Ничего, ничего обо мне!

Сон

Застонал я от сна дурногоИ проснулся, тяжко скорбя.Снилось мне – ты любишь другогоИ что он обидел тебя.

Я бежал от моей постели,Как убийца от плахи своей,И смотрел, как тускло блестелиФонари глазами зверей.

Ах, наверно, таким бездомнымНе блуждал ни один человекВ эту ночь по улицам темным,Как по руслам высохших рек.

Вот стою перед дверью твоею,Не дано мне иного пути,Хоть и знаю, что не посмеюНикогда в эту дверь войти.

Он обидел тебя, я знаю,Хоть и было это лишь сном,Но я все-таки умираюПред твоим закрытым окном.

Эзбекие

Как странно – ровно десять лет прошлоС тех пор, как я увидел Эзбекие,Большой каирский сад, луною полнойТоржественно в тот вечер освещенный.

Я женщиною был тогда измучен,И ни соленый, свежий ветер моря,Ни грохот экзотических базаров,Ничто меня утешить не могло.О смерти я тогда молился богуИ сам ее приблизить был готов.

Но этот сад, он был во всем подобенСвященным рощам молодого мира:Там пальмы тонкие взносили ветви,Как девушки, к которым бог нисходит.На холмах, словно вещие друиды,Толпились величавые платаны,

И водопад белел во мраке, точноВстающий на дыбы единорог.Ночные бабочки перелеталиСреди цветов, поднявшихся высоко,Иль между звезд, – так низко были звезды,Похожие на спелый барбарис.

И, помню, я воскликнул: «Выше горяИ глубже смерти – жизнь! Прими, господь,Обет мой вольный: что бы ни случилось,Какие бы печали, униженьяНи выпали на долю мне, не раньшеЗадумаюсь о легкой смерти я,Чем вновь войду такой же лунной ночьюПод пальмы и платаны Эзбекие».

Как странно – ровно десять лет прошло,И не могу не думать я о пальмах,И о платанах, и о водопаде,Во мгле белевшем, как единорог.И вдруг оглядываюсь я, заслышаВ гуденьи ветра, в шуме дальней речиИ в уважающем молчаньи ночиТаинственное слово – Эзбекие.

Да, только десять лет, но, хмурый странник,Я снова должен ехать, должен видетьМоря, и тучи, и чужие лица,Все, что меня уже не обольщает,Войти в тот сад и повторить обетИли сказать, что я его исполнилИ что теперь свободен…

Китайские стихи