Ричи Достян - Кинто Страница 10

Итак, был грустный солнечный день, а обед, как всякий воскресный: баклажаны с орехами и чесноком, отварная баранина, а к ним джонджоли. Что это такое - придется пояснить. Это маринованные побеги кустов каперсника с цветами. Удивляться нечего. Едят же в Африке бананы, начиненные маринованным табаком?!

Обедать решили на кухне. За маленьким столиком, придвинутым к подоконнику, всего три места. Бабушка с внучкой сели друг против друга у окна, каждая по-своему грустная.

Все было поставлено на стол, но ни в одном доме так еще не бывало, чтобы не забыли чего-то.

Бабушка пошла на балкон за луком. Пока ходила, третье место за столом занял Кинто.

Прыгнул на табуретку. Прилежно окружив себя хвостом, посмотрел на одну, на другую - понял: гнать не собираются, чуть ближе к столу пододвинулся и замер. Обе прячут улыбки. У бабушки, когда она видит кота, глаза начинают ласково тлеть.

- Постарайся сделать вид, что мы его не замечаем. Я его только что кормила - посмотрим, что он будет делать.

- Хорошо, - ответила Ламара шепотом.

Кот рассеянно глядел в окно. Еда на столе никак его не привлекала. Но когда Ламара набрала на вилку джонджоли и поднесла к своей тарелке, точеные ноздри кота завибрировали. Ламара заметила и приблизила к нему вилку. Влажные гроздья покачивались. Кот не спускал с них глаз и не то чтобы мяукал, а как-то нервно потявкивал; правая лапа взвилась, кот подцепил свисавшую гирляндку, та оборвалась и упала на клеенку.

В первую минуту казалось, он играет. Чем не игрушка - болтаются нити с цветочками на концах. Кинто убрал лапу. Теперь он смотрел на то, что лежало на клеенке. Принюхивался, переминался с лапы на лапу, наконец склонил голову набок, точно собирался приложить ухо к столу, и тут произошло невероятное: жестом, безупречно деликатным, он занес над столом правую, как лилия белую лапу, и легонько дотронулся до джонджоли. Потом лапа ушла на место, и то же самое проделала левая лапа - притронулась и назад.

Что означали эти пробы, эти игривые наклоны головы?!

И снова лапа ушла на место, а кот устремил рассеянный взгляд вдаль.

Скоро стало ясно, что во время этой стратегической паузы он репетировал решительное действие.

В пятый раз заносит он лапу, выпускает когти, поддевает ими деликатес и волоком тянет по клеенке к краю стола. И тут, движеньем молниеносным и плавным, выворачивает лапу подушечками вверх и так, из горсти, ест джонджоли, чавкая и жмурясь.

Когда Кинто открыл глаза, они были пьяные и влажные от блаженства. Убрав свою вилку в пушистый футляр, он наскоро его облизал и уставился на Ламару. Теперь взгляд его был трезвым и отрешенным. Она это поняла по-своему и положила на клеенку изрядную порцию джонджоли. Кот вежливо понюхал, встал и ушел, дав людям понять, что деликатесами не объедаются - их смакуют.

Ламара смеялась так, что брызнули слезы. В последнее время это случалось с нею часто - веселье кончалось желанием плакать...

XIV

На город обрушилось лето.

Дома обжигали, оттесняя людей к краям тротуаров. Асфальт размяк и стал уступчив под ногой, как ковер. Желтое небо стлалось над железными крышами рыхлым облаком пыли. Пыли не было только в воде. По улицам она вилась непрерывным потоком, цепляясь за колеса, копыта, за ноги...

Повторять, что в мире все относительно, уже неприлично, а придется. Местные жители жару переносят куда хуже, чем приезжие, и говорят о ней как о бедствии:

- Какой жара!..

В другом произношении, увы, не услышите. Грузинский язык не имеет категории рода, а местные жители в острых ситуациях автоматически переходят на русский. С холодом, между прочим, происходит то же самое:

- Какая холод!..

Боязнь холода еще поразительнее, особенно весною. Уже солнце не слезает с неба, уже глициния в цвету, а дамы не снимают шуб. До первого мая не расстаются с ними ни за что!

С возвращением Ламариной мамы начались приготовления к выезду в деревню. Нормальная жизнь в доме на время прекратилась. Почему? Понять нельзя, но объяснить можно: подарки старикам, подарки малышам и... себе тоже кое-что "достать" нужно.

Эту суету прекратила весть: с Дальнего Востока едет двоюродный брат отца Абесалом.

Вспыхнули приготовления совсем другого свойства. Для того чтобы обеспечить дядюшке надлежащий прием, необходимо было обновить некоторые связи, и в доме под горою чаще зазвучало пение по вечерам.

Именно такой неподходящий момент выбрал Кинто, чтобы устроить очередной переполох. Очень пунктуальный в еде, взял и не явился на ужин.

Осмотрели все его любимые спальни - нету!.. Слава богу, вырос и уже не надо отодвигать от стен мебель, чтобы заглянуть в каждую дыру... Одна и та же мысль занимала всех - как ушел и куда?!

Благодатный дом этот стоит на возвышенности, и в самые удушливые дни в нем гуляет сквознячок. Держать двери открытыми нет нужды.

Куда же мог деться Кинто?

Под вечер, когда семейство отдыхало от жары в гостиной, кот был, он сидел на подоконнике очень спокойный, даже насмешил их внезапным и бурным каким-то умываньем. Бабушка обратила внимание, что Кинто взял в привычку коротать вместе со всеми эти мирные часы перед ужином. Не играет, не спит, а сидит где-нибудь в сторонке и слушает.

Напомним - оба окна гостиной выходят во двор, где царствует старая липа. Кинто сидел на одном из подоконников. Было тихо и душно. Пролетела птица довольно близко. Кот проводил ее взглядом, и словно в голову ему что-то стукнуло - как примется себя лизать!

Датико фыркнул:

- Хотел бы я знать, с чего он умывается с таким аппетитом?

Хотя нас никто об этом не просит, дадим краткую справку. Чрезвычайно близок был к истине Датико. Когда хищник из породы кошачьих оглаживает себя с головы до кончика хвоста подробно, тщательно, так сказать, самозабвенно это признак великолепнейшего настроения. Видимо, кот мысленно птицу поймал, отчего же не ублажить себя после удачной охоты?!

Теперь, когда все кинулись на поиски, вспомнили, что в последний раз его видели за этим странным умыванием. Но чем больше себе это уясняли, тем невероятнее делалось его исчезновение. В двери уйти он не мог, потому что никто не уходил и не приходил. Если выпал из окна, то это должно было произойти раньше, когда волнующие его птички еще не спали.

Ламара все равно бегала во двор, расспрашивали сидящих на скамейке соседок. Ничего из окна не падало. Сомневаться не приходилось - женщины сидели здесь давно, и долго еще просидят:

- Такой жара!..

Можно себе представить, в каком настроении сели за ужин.

Допоздна, под всякими предлогами, семейство не ложилось спать.

Бабушка молчала. Был это тот редкий случай, когда она не произнесла своего миротворческого: подожди-подожди...

Наступила одна из самых душных (так будут говорить все лето) ночей. Женщины в конце концов пошли спать. Датико оставался в гостиной. Как всякий тучный человек, он особенно маялся: пил без конца холодный боржоми и вздыхал, выходил на балкон, много курил и где-то уже перед рассветом, когда единственная на всю округу чинара сыпучим шелестом оповестила о том, что там, на ее высоте, пролетела зыбкая полоска ветра, он решил, что хватит, пора спать!.. И... с места не двинулся. Не только духотою тяготила сегодняшняя ночь. Закурив новую папиросу, он кинул спичку во двор. Серые камни опять навели его на мысль, что кот мог разбиться. Не этих сплетниц надо было спрашивать, а дворника... Датико отошел от окна и тут же почувствовал, что он не один. Обернулся - в комнате никого. Глянул рассеянно в окно и вздрогнул - из черной гущи листвы зеленым золотом в упор светили глаза - и яростно и торжествующе. Это он!

Датико стоял в замешательстве. Испытав и жуть и радость, пробовал понять, что мешает ему окликнуть кота. Каким-то образом он знал, что не нужно этого делать, не надо шуметь. Свеченье этих глаз притягивало, и подчиняло, и... сообщало: "Эта ночь такая же моя, как твоя, эта липа такая же моя, как твоя, эта моя жизнь - моя!"

Человек стоял в странном отчуждении. В состоянии возвышенной ясности, от которой происходящее становилось еще необъяснимей. Сердце его улавливало мгновенные касания чего-то своего, давнего, позабытого.

Вдруг Датико почувствовал страшную усталость, но уйти мешала загадка как попал туда кот? Не делая резких движений, Датико высунулся в окно и впервые за эту трудную ночь улыбнулся. Справа от окна кривая толстая ветвь локтем подходила к стене дома. Между нею и подоконником было около метра.

Ну хорошо, расстояние рассчитал, на когти свои понадеялся, но, для того чтобы очутиться на дереве, надо было еще и подтянуться - ветка не вровень подходила, а маячила довольно высоко над окном. Значит, он прыгал снизу вверх?

Блестя в темноте потным лицом, Датико качал головой, цокал языком: не кот, а барс, ничего не боится, и нахал порядочный - смотрит на меня и домой даже и не думает возвращаться!.. Назад будет проще - с ветки на широкий подоконник легко прыгнет. Датико постоял еще, подумал и так и не окликнул.