Наша Победа. Мы – её дети - Юрий Михайлов Страница 10

– Так в каком году ты родилась?

– В сорок девятом…

– Хорошо… А когда погиб, ты пишешь в сочинении, твой отец?

Ещё более длительная пауза. Маруся поставила руку на стол, облокотилась на неё, почти отвернулась от учительницы. Огромная русая коса переползла со спины на грудь, коснулась коленей.

– В сорок четвёртом году, зимой, на Карельском фронте… – прошептала девочка.

– Ты понимаешь, что произошла ошибка?! В твоих мозгах произошла ошибка… Неужели ты не понимаешь, что погибший воин не может быть твоим отцом?!

Плечи Маруси задрожали, маленький платочек не закрывал глаз, слёзы стали капать на учительский стол. Варвара Семёновна, проработавшая в школе 25 лет, всякое видела. Но этот случай – уникальный: девочка всё понимает, но упорно считает, что её отец погиб на войне. Хотя посёлок знал, что мама Маруси родила дочку, работая в геофизической партии. Она после гибели мужа на войне устроилась разнорабочей в экспедицию: одной прокормить двоих детей было нелегко…

– Ну, полно, Маруся, не плачь, – утешала учительница, гладя девочку по голове, – я всё понимаю… Давай так договоримся: я верну тебе тетрадь, и мы забудем об этом инциденте. Но и ты нигде и никогда больше не говори такого… Это смешно, в конце-то концов!

– Смешно? – вдруг сказала девочка. Учительница едва услышала это слово, вернее поняла по губам, что та произнесла, подняв голову, – что тут смешного? Как моя фамилия? Керимова… Зовут, как? Мявтюха… Мявтюха Анваровна Керимова. А как папу моего зовут? Анвар Керимович! Что тут смешного? Он – мой отец. Когда бы я ни родилась! Слышите?! Слышите… Слы-ши-те… – слёзы задушили девочку.

Дверь в учительскую открылась, на пороге стоял Анвар, старший брат. Он поздоровался с Варварой Семёновной, извинился за вторжение, сказал:

– Меня ученики послали сюда… Простите ещё раз. Мама просила забежать в школу, передать деньги за обеды. На целую неделю. Ты забыла, Маруся.

Анвар осёкся, увидев слёзы сестры, замолчал. Прошла минута, прежде, чем он спросил:

– Что-то случилось, Варвара Семёновна?

– Нет, Анвар, ничего у нас не случилось… Вот вместе прочитали сочинение Маруси о том, как погиб ваш отец… И обе разревелись.

Девочка подошла к брату, обняла, сказала:

– Брат старший, тоже Анвар.

Варвара Семёновна вздохнула:

– Беги, Анвар, на работу опоздаешь. В твоей бригаде половина выпускного класса трудится? Передай привет нашим…

10 – А годы бегут…

В рабочем посёлке много мужчин вернулось тогда, в 45-м, комбинат задышал ровнее, началась его реконструкция. Леонида Стулова, захватившего из-за возраста лишь два года войны, вдруг стали называть по имени отчеству, он вышел в бригадиры ремонтников, поступил в вечерний техникум, женился на Анне, ткачихе, высокой, стройной девушке, круглой сироте, приехавшей из Белоруссии. Но, наверное, с год шутили над ним парни, пока первая дочка, Галинка, не родилась, подкалывали: "Чтой-то ты на целую голову выше себя жёнушку выбрал? Не бьёт она тебя, ненароком?" "А это – не я, она меня выбрала", – отшучивался бригадир.

Тогда много учениц-подростков приехало в посёлок из разрушенной и раздавленной войной Белоруссии, скромные девчата, и профком комбината никому не отказал в приёме, когда места в общежитии закончились, попросил работниц разместить их по домам, кто сколько сможет. Семья Леонида, после его переселения с Аней в отдельную комнату общежития со всеми удобствами, взяла четверых девочек – беженок. Так многие работницы цехов поступили, согревали их домашним уютом: учениц кормили два раза в день на производстве, ужинать они садились, как правило, вместе с семьями. А потом начинали петь грустные и тягучие песни на родном языке: вспоминали погибших от рук фашистов близких, порушенные деревни и города, часто плакали.

"Война всех достала, – думал часто Леонид, – надо побольше праздников устраивать, всем вместе кучковаться, той же бригадой". Подружились семьями, собирались по воскресеньям в обед, по очереди накрывали стол, составленный из нескольких маленьких столов, на вино и закуски почти не тратились: всё своё да наливочка домашняя. За хозяйкой очередного застолья был борщ и варёная картошечка с селёдкой, на что уходило по рублю с семьи. Пели, плясали, играли в фанты, мужики – на любителя: домино, шашки, на худой конец, подкидной дурак. За детьми приглядывали две нянечки комбинатовских яслей и сада – жёны рабочих бригады. Иногда кто-то из мужчин вдруг перебирал, но жена была начеку, паре выделялся сопровождающий, который помогал уложить главу семейства спать, чтобы не было никакого скандала. Утром – "герой" получал втык от бригадира при полном отсутствии сочувствия товарищей. О женском пьянстве – вообще не было речи: не до того, только за пять послевоенных лет пришлось строить дополнительно два детских комбината, рождаемость увеличилась в два с лишним раза.

У Стуловых почти погодками росли сразу три девочки: Галина, Олеся и Стелла, названная в честь героини любимой у жены оперетты. Последним, к счастью главы семейства, родился мальчик, он-то как раз и венчал похороны отца народов, но назвали его в честь деда и настоящего отца – тоже Леонидом. Профком выделил семье квартиру в новостройке, дали им трёхкомнатную, в блочно-бетонном, так называемом, сталинском доме, с кухней и газовой плитой, паровым отоплением и двухметровой чугунной ванной. Старые родители из древнего шлакозасыпного дома, где печи топились дровами или торфом, с чего, собственно, и начинался посёлок, каждую субботу приезжали на помывку к детям и внукам. Нередко они брали с собой уже подростков, двоих сыновей старшего брата Леонида, не вернувшегося с войны. Укороченная ради предстоящего выходного дня неделя заканчивалась в семье бригадира домашним чаепитием.

***

Молодёжная газета публиковала очерки о фронтовиках, награждённых орденом Славы любой из трёх степеней. Дядю Лёню Стулова я встречал в посёлке, где жили и мои родители, слышал, что он имел такую же награду, даже чуть ли не два ордена – 2 и 3 степеней. Работал я тогда в той самой газете и напросился сделать зарисовку о старом знакомом. Но для начала вот что хотелось бы сказать про войну и день Победы: до 1965 года в стране не праздновали победу, на предприятиях был обычный рабочий день. Да и фронтовики не любили надевать на грудь свои награды и даже вспоминать о войне.

В сталинской квартире с семьёй сына стала жить его мама: отец, израненный на войне, протянул меньше десяти лет. Старшая дочь – Галина, училась уже в институте на инженера-технолога, две других – заканчивали школу. Леонид-младший фактически жил на два дома: сначала – дворец спорта (перворазрядник по спортивной гимнастике), а потом уже семья и школа. Но учился прилично, даже без троек. Дядю Лёню после защиты диплома в техникуме перевели в экспериментальную мастерскую, где впятером, кроме него все с высшим образованием, работали над бесчелночным ткацким станком. Главный инженер шутил: "Решите задачку – можно претендовать