Кот знает всё - Юлия Александровна Лавряшина Страница 10

Светлана не могла заменить сестру, у нее самой истощались жизненные силы, если Ренаты слишком долго не оказывалось рядом. И только в присутствии сестры Светлана оживала и тоже начинала искриться, острить, и тогда пространство заполнялось смехом, от которого у их кота подергивались уши. Но Огарок терпел. Наверное, дал себе слово безропотно сносить все причуды этих женщин, подобравших его котенком на пепелище церкви…

Выскользнув из дома, Женька быстро обошла участок, принадлежавший им, и направилась в лес. Ей понравился лес – смешанный, не скучный. Сейчас все в нем только вспоминало себя таким, каким было прошлым летом: лопушки выросли размером с подорожники, папоротник был не крупнее листьев петрушки. Если не поднимать глаза, вокруг было кукольное царство, Женьке даже стало жаль, что больше нельзя усесться с игрушками прямо на траве, не опасаясь клещей…

Желая отогнать соблазн, она подняла голову и, пытаясь увидеть все вокруг Мишкиными глазами, улыбнулась смешному, бутылочному стволу сосны, проследила темный блеск рябиновой кожи, наводящий на мысль о старом столовом серебре. Перезрелые, словно раздутые ветром пушинки вербы золотились на солнце, сливаясь в светящееся облако.

– Хорошее место, – подумалось вслух, и она испуганно оглянулась, но никто не вышел из дома вслед за ней.

Здесь легко дышалось, хотя и в доме был свежий воздух – Женька еще раз убедилась в этом, вернувшись к гостям. Она настороженно всматривалась в лица гостей: «Почти никого и не знаю. В ту квартиру маме стыдно было людей приглашать…»

Единственная из семьи, Рената сразу почувствовала себя своей в новом жилище. У нее не вызывали робости ни массивные блестящие краны, с которыми она одна тут же сообразила, как справиться, ни белые кожаные диваны в гостиной – Рената плюхнулась на один из них, как только поставила сумки с одеждой. Прямо в джинсах…

Она с ходу запомнила, в каком окне появляется солнце и откуда лучше любоваться закатом. В первый же вечер Рената научила сестру, как пользоваться духовкой, которую хозяева тоже оставили им. Светланино недоумение по этому поводу она попыталась развеять, отмахнувшись: «Для них это такая мелочь! Если уж они эту половину дома продали куда дешевле, чем могли бы…»

– Воздуха много, – одобрительно отозвался кто-то за Женькиной спиной.

Она обернулась, но говоривший успел отвернуться, смешаться с теми, кто этого заметить не мог. У нее возникло ощущение, что упущен очень важный человек, сумевший уловить главное в том доме, который ей так хотелось и страшно было полюбить, как живое существо. Женька поискала глазами: кому мог принадлежать этот голос? Он напомнил ей Мишкин, но ведь его не было… просто не могло быть среди этих людей…

«Надеюсь, я не дойду до того, чтобы всюду слышать его голос». – Она подумала об этом с опаской, из которой проступила капля сожаления: неужели так и не узнать ей, как это происходит с другими? Один взгляд из миллионов устремляется прямо в сердце, и оно замирает, застигнутое врасплох. Один голос из гигантского хора звучит так, что отзываются струны души…

Женька крепко ухватила невидимые вожжи, остановила эти никчемные сожаления: «Но потом все проходит, даже отголоска не остается. Только у некоторых… И они пишут: “Я помню чудное мгновенье…” Но я не из их числа».

Рядом с матерью она увидела Родиона, и эта картинка показалась естественной, хотя они расстались (Женька была в курсе их романа) уже года два назад. Но эту фразу насчет полноты воздуха произнес не он, его голос Женька узнала бы. Почему он помнился до сих пор? Ведь она никогда не была влюблена в Родиона, мужчины его возраста казались ей такими занудами!

Наверное, все объяснялось тем, что Женька впервые услышала Родиона, сидя в зрительном зале, а все, что происходило на сцене, тогда казалось ей волшебством. Она была просто сражена, когда один из этих почти мифических персонажей начал ухаживать за ее матерью, конечно, лучшей, но обычной женщиной. Светлана усмехнулась тогда в ответ на поток изумленных Женькиных восклицаний: «И боги спускаются на землю…»

Сама Светлана сейчас разговаривала с Ванечкой Калюжным – «дребезжащей пластинкой», как Женька окрестила его еще в детстве. Ей запрещали смеяться над его манерой исполнения, и потому дух противоречия каждый раз, когда Ванечка брал гитару, посылал смешинку.

«Сейчас уговорит его спеть! – Женька заранее прикусила губу. – Хотя его и уговаривать не надо. Рад стараться».

В душе она немного завидовала Ванечке, потому что всегда мечтала овладеть гитарой, вожделела к ней, как к человеку, который откровенно избегает близости, но все не хватало времени заняться этим всерьез. Сейчас Женька пробовала себя в журналистике, писала рецензии на новые спектакли, репортажи с мест происшествий, статьи о молодежных проблемах – словом, бралась за все подряд, надеясь хоть чем-нибудь зацепить главного редактора, который смотрел на нее, как на щенка, нахально пытающегося пробиться в стаю.

– Давайте послушаем! – призвала Светлана, чуть повысив свой хриплый, низкий голос. – Иван принес нам новую песню.

«Опять посвященную тебе!» – про себя добавила Женька с ехидцей. Ей было и приятно, и немного смешно то, как трогательно этот человек влюблен в ее тетку. Наверное, даже не замечает, что Светлана стала похожа на старую собаку с обвисшими брылями. Посветлевшие с годами глаза странным образом выпучились, как у рыбы, а профиль вытянулся вперед небрежно нарисованной объединяющей скобкой. Только густые, длинные волосы потрясающего орехового цвета источали блеск юности и запах леса – так было, даже когда они жили в городе.

Женьке казалось, эти волосы делают Светлану похожей на лесную колдунью. Не ту, киношную, красота которой – дело гримеров, а настоящую, странноватую, постаревшую, в чем-то даже уродливую, как отдельные сучья сосны. Зато живую, завораживающую своей естественностью, неправильностью, что мешало видеть в ней взрослого человека, от которого следует скрывать секреты. И некоторые Женька не скрывала.

Только в Светланиной памяти остался день, когда племянница явилась домой утром, непроспавшаяся, с трудом вспомнившая, с кем провела ночь. Рената тогда угодила в больницу с аппендицитом и осталась в полном неведении насчет той ночи, которую Женьке и вспоминать-то было противно. И Светлана сразу угадала это ее отвращение к себе самой и не стала подливать масла в огонь – и