Валентин Катаев - Рассказы (сборник) Страница 105

– Позвольте, товарищи! Ведь как раз прошло двадцать лет. Может быть, он проснулся и того…

– И очень даже просто.

– В таком случае, – завопил заведующий, – его надо спешно отыскать! А то он еще, чего доброго, под автобус попадет. Я же за него несу ответственность. Как это швейцар недоглядел? Извините, товарищи! Бегу, бегу!

Очнувшись от летаргического сна, обыватель прежде всего потрогал ноги – не пропали ли галоши, затем пощупал зонтик, высморкался, осторожно вышел из шкафа и беспрепятственно очутился на улице.

– Домой! Как можно скорее домой! – пробормотал он. – Боже, что подумает жена! Что скажет столоначальник! Ночевать в участке – какой стыд! Извозчик, Третья Мещанская!

– Два рублика.

– Да ты что, братец, белены объелся! Четвертак!

– Сам белены объелся! Тоже ездок нашелся!

– Скотина! Он еще грубит! А в участок хочешь?

– Ты меня еще городовым постращай!

– Ах ты, к-каналья! Над властями издеваешься? Устои подрываешь? Погоди, голубчик, вот я сейчас запишу твой номер! Го-ро-до-вой!!

– Ишь ты! – с уважением воскликнул извозчик. – И где это только люди насобачились добывать в воскресенье горькую? Ума не приложу! И, между прочим, не менее двух бутылок, ежели на ногах держится, а кричит: «Городовой!»

Обыватель тщательно записал номер дерзкого извозчика и пошел пешком.

– Товарищ, скажите, как тут пройти на Дмитровку? – спросил у обывателя встречный юноша.

– Что-с? – завизжал обыватель. – За кого вы меня принимаете? Вы, кажется, думаете, что я из освободителей? Не товарищ я!

– Ну, гражданин. Извиняюсь!

– Не гражданин я.

– А кто же вы такой?

– Я – чиновник двенадцатого класса и кавалер ордена святыя Анны третьей степени. А ежели меня по ошибке задержали вместе с революционерами, то это, молодой человек, еще ничего не доказывает…

Юноша пристально всмотрелся в глаза обывателя и опасливо отошел в сторону.

– Вот ведь какая неприятность! – пробормотал обыватель. – Уже на улицах стали называть товарищем! Дойдет еще до столоначальника, чего доброго. Как пить дать выгонят со службы! Надо что-нибудь предпринять такое…

Обыватель поглубже засунул руки в карманы и запел «Боже, царя храни».

– Эй, газетчик! Дай-ка мне, милый, два номерочка «Русского знамени».

– Чего-с?

– «Знамени», говорю, «Русского» дай мне два номерочка. Или даже лучше – три.

– Нету такой газеты.

– Нету? Ну, дай «Новое время».

– Нету такой газеты.

– А что же есть?

– «Рабочая газета», «Правда», «Красная звезда».

– Ах ты, нахальный мальчишка! Устои подрываешь? Нелегальщиной торгуешь? А вот я тебя, негодяя, в участок сведу!

– Не имеете права! Я налог плачу.

– Ла-а-адно! Я тебе покажу налог!

Обыватель тщательно записал приметы и номер крамольного газетчика и, нудно скрипя галошами, пошел дальше.

Над фасадом большого дома обыватель прочел надпись: «Московский Комитет Всесоюзной Коммунистической партии».

– Тэк-с! Приятно. На глазах у всех, так сказать, подрывают устои. Так и запишем. И улочку запишем. И номерок запишем. Все запишем.

Обыватель внес необходимую запись в памятную книжку и пошел дальше.

– Товарищ, разрешите прикурить? – остановил обывателя толстый гражданин в бобровой шубе.

У обывателя екнуло сердце и подкосились ноги.

– Хи-хи… Не извольте сомневаться. Никак нет. Никакого причастия к нелегальным подпольным организациям, революционным кружкам и политическим группировкам не имею-с и не являюсь, так сказать, «товарищем», а ежели ночевал в участке, то, поверьте, ваш… превосхо… дительство… роковое недоразумение… несчастное стечение обстоятельств… Ва… ва… ва…

Гражданин в шубе в ужасе шарахнулся в сторону.

Исколесив всю Москву и уже окончательно отчаявшись в успехе поисков, заведующий музеем поздно вечером наконец, к великой своей радости, нашел исчезнувший экземпляр обывателя.

Экземпляр стоял посередине Театральной площади на коленях и, рыдая, говорил:

– Как честный человек… Роковое недоразумение… Чиновник двенадцатого класса и никакого причастия не имею… А ежели ночевал в участке, то, видит бог, по ошибке… Боже, царя храни!.. А что касается извозчика номер сорок девять тысяч двадцать один и газетчика номер двенадцать (блондин, четырнадцать лет, глаза голубые, особых примет не имеется), то могу подтвердить, что они есть замешанные в движении, особенно газетчик, который продает подпольную нелегальщину… Опять же могу указать адрес Московского Комитета Коммунистической партии… А ежели ночевал в участке, то…

Многие прохожие останавливались и давали ему копейку.

Две недели бился заведующий музеем, растолковывая обывателю сущность событий и перемен, случившихся за последние двадцать лет.

В начале третьей недели обыватель уразумел.

В конце третьей недели обыватель поступил в трест.

А в начале четвертой как-то вскользь, во время обеденного перерыва, сказал сослуживцам:

– Тысяча девятьсот пятый год? Как же, как же! Помню. Даже, можно сказать, лично участвовал в борьбе с самодержавием. Сидел, знаете, даже. За участие в демонстрации… Были дела! Ну да о чем толковать! Мы старые общественники-революционеры. И вообще, вихри враждебные веют над нами…

Говорят, что один раз он не без успеха выступал даже на вечере воспоминаний о 1905 годе.

Но это недостоверно.

Все же остальное – факт.

1926