Александр Зиновьев - Зияющие высоты Страница 106

В дивизии о Крикуне ходили легенды. Его дружбы искали наиболее умные и образованные летчики. К этому парню надо приглядеться, сказал однажды заместитель командира полка начальнику особого отдела. В нем что-то есть. Свободно говорит по-немецки. Английский изучает. Тут что-то не так. Но Крикуну повезло. Его сбили.

ЕДИНСТВО

После второй кружки Кис стал задумчиво поглядывать на изображение трех граций на обшарпанной стенке пивного бара. Ничего бабы, сказал Сотрудник, уловив взгляды Киса. Есть за что подержаться. После третьей кружки Кис глубокомысленно изрек, что у Жабы фигура лучше. Немного старовата, сказал Учитель. Но теперь, кажется, старые бабы входят в моду. А если ей вставить зубы, она даже премиленькой будет. По моим наблюдениям, сказал Сотрудник, она к Кису неравнодушна. Точно, сказал Сослуживец. Везет же некоторым. Кис отнесся к словам собутыльников с полной серьезностью. И когда Жаба принесла им по четвертой кружке, он похлопал ее по тощему заду. Не встретив отпора, он осмелел и сунул руку под юбку. Жаба, собирая пустые кружки, хихикала от удовольствия, но дальше фиолетовых трико, затянутых сверху и снизу пеньковым канатом в палец толщиной, Кисину блудливую лапу не пускала. И все было бы хорошо, если бы не сидевшая за соседним столом группа полковников из Генерального Штаба, среди которых был новый любовник Жабы. Он долго терпел грязные поползновения Киса. Сказывалась фронтовая выдержка. Полковник, разрабатывавший во время войны проект приказа о вторичной выварке обглоданных костей, дважды выезжал в прифронтовые районы, за что был награжден пятью орденами и еще до тридцати лет стал полковником. Эта-то блестящая карьера и сразила Жабу, когда она решилась поделить свою любовь между кладовщиком винного склада и полковником. Но всему есть предел. Эй ты, сопляк, рявкнул полковник, когда Кис поплелся было за Жабой в посудомойку. Не трожь девушку! И залепил Кису в глаз коркой черного хлеба. Обалдевший от разбавленного водой пива Кис наделал в штаны и попросил извинения. Но Учитель иначе оценил обстановку. Он вылил недопитое пиво за шиворот ближайшему к нему полковнику. Тот в ответ залепил по морде Сотруднику. И началась заварушка. Подоспевшие милиционеры не смогли разобрать, кто виноват, и встали на сторону полковников. Вызвали подкрепление. В суматохе уклонившийся от драки Сослуживец спер полковничью папаху и сунул в мусорную урну. Кис с полными штанами тоже смылся на улицу. Осмелев, он пару раз плюнул в папаху и обозвал ее символом этой самодержавной власти. Бой вели Учитель, Сотрудник, Крикун, Болтун и добровольцы из посторонних. Когда полковник обнаружил пропажу папахи, наступила мертвая тишина. Под трибунал, заорал полковник. Всех в штрафной! Разжаловать! Побелевший от ужаса Кис, числившийся по военной линии необученным рядовым, молча направился к урне и двумя пальцами брезгливо извлек оплеванную папаху. Возьмите Вашу паршивую шапчонку, процедил он сквозь зубы. Полковник растерялся от такого неожиданного поворота дела и сам не заметил, как ахнул Киса пивной кружкой по голове. Это была первая человеческая жертва в его блистательной военной карьере. Кис свалился замертво. Перепугавшийся полковник упал в обморок. Именно в этот момент подоспело подкрепление милиции. Поскольку было очевидно, что во всем виноваты полковники, их отпустили с миром, а студентов, на всякий случай, переписали. Киса отвезли в больницу с проломленным черепом. Сотрудник, придерживая заплывший глаз, пригласил Учителя, Крикуна и Болтуна к себе домой, Сослуживец увязался за ними без приглашения. Это было первое и последнее сражение в его жизни, в котором он почти что участвовал. Пока бойцы залечивали раны, Сослуживец сочинил стих:

Угроз мы на ветер зазря не кидали.Они нас задели - мы сдачи им дали.Они нас по морде - мы двинули в рыло.Они на нас с фланга - а мы на них с тыла.Они нас по шее - а мы им по уху.За высшие принципы - за потаскуху.

Блестяще, сказал Учитель. Теперь мне ясно, почему ты такой трусливый. Ты, оказывается, поэт.

ОБЪЕКТИВНОСТЬ

Я хочу составить себе объективную картину ибанского образа жизни, говорит Журналист. Это исключено, говорит Неврастеник. Почему, спрашивает Журналист. Потому что у Вас привилегированное положение, говорит Неврастеник. Вам не надо думать о квартире, ходить на собрания, бегать по магазинам, стоять в очередях, добиваться повышения зарплаты, приспосабливаться к цензуре. А в этом-то и есть суть нашего образа жизни. Но я буду жить как рядовой ибанец, говорит Журналист. Тогда У Вас не останется времени и сил для наблюдения, а раздражение помешает быть объективным. А где же выход, спрашивает Журналист. Чтобы понять Ибанск, не надо ехать в Ибанск, говорит Неврастеник. Сюда надо приезжать только на тренировку и на практику. Но есть же у Вас что-то такое, что незаметно со стороны и видно изнутри, говорит Журналист. Нет, говорит Неврастеник. У нас есть только то, что незаметно изнутри и хорошо видно снаружи. Не думайте, что у нас есть какие-то скрытые подземелья, где разыгрываются страшные драмы. Наши самые страшные драмы разыгрываются у всех на виду. Это наша обыденная жизнь. Любое собрание. Любое заседание. Любая речь. Любая газета. Смотрите. Читайте. Слушайте. Это и есть наша реальная жизнь, а не маскировка и обман. Обмана нет. Обманываетесь вы сами по своей доброй воле. Вы видите то, что хотите видеть, ибо всему придаете какой-то смысл. А смысла никакого нет. Вот, к примеру, такую-то область за то-то наградили орденом. Область! Такой-то Заместитель поехал туда. Речь произнес. Орден вручил. Это не спектакль. Это - реальная жизнь. Сама жизнь, а не мираж. Гораздо более реальная жизнь, чем кукиши в карманах наших интеллектуалов. А если и есть у нас интригующие вас подземелья, то происходящее там столь же обыденно и серо, как наши очередные собрания. Мы отбываем номер. Везде и всегда. Положено, и все тут. Ничего за кулисами у нас нет, ибо у нас нет кулис. Мы сами все за кулисами. А зрителей мы стараемся ликвидировать, чтобы они не заметили, кто мы на самом деле. Ужас нашего бытия - в грандиозных масштабах и безысходности пустяка.

ГРУППЫ

Состав групп был крайне разнородный, начиная от талантливых ученых, сделавших потом себе имя в науке (их были единицы), и кончая бездарными шарлатанами, жаждавшими легкой поживы в удобной конъюнктуре (их было большинство). А конъюнктура была в высшей степени удобной. Делалась карьера. Росла репутация порядочного и прогрессивного человека. Сложился даже особый тип интеллектуалов, которых Болтун обозначил термином "якобы репрессированные". Их идеал - в шикарном ресторане или богатой квартире жрать цыплят табака и шашлыки, запивая хорошими сухими винами, пить французский коньяк или английское виски, спать по очереди со всеми приглянувшимися бабами или мужиками и выглядеть при этом несправедливо зажимаемыми и гонимыми. Классическими особями такого типа была Мыслитель и Супруга.

Научные и учебные учреждения сначала охотно допускали у себя такие группы. Еще бы! Все хотели идти в ногу с прогрессом и быть передовыми. Образовывались новые сектора, кафедры, отделы и даже институты. И даже целые отрасли науки.

Одной из таких групп была группка, сложившаяся вокруг Учителя. Сам Учитель по мнению специалистов, приложивших немало усилий, чтобы не допустить его в официальную науку, был способный ученый, но был заражен вздорными социальными идеями и не умел себя вести в приличном обществе. Члены его группы были неплохие поначалу люди. Но они были бездарны, как и прочие нормальные люди, и в меру безнравственны. Они обворовывали своего учителя, печатали статейки с его идеями, но без ссылок на него. А когда ситуация изменилась к худшему, они потихоньку и постепенно предали его и разбрелись кто куда. Из их среды вышли наиболее способные погромщики идей Учителя.

От работ Учителя не сохранилось почти ничего. Несколько маленьких заметок в малоизвестных журналах. И небольшой отрывок из рукописи по теории социальных систем, которую под своим именем опубликовал Мальчик, выступавший экспертом по делу Учителя и сделавший приличную карьеру за счет науки.

ГОСУДАРСТВО

В применении к ибанскому обществу все традиционные понятия социальных наук потеряли смысл, говорил Клеветник. Это относится в первую очередь к понятиям государства, братии, политики, права. Официальная точка зрения по этим вопросам общеизвестна. И я не буду ее излагать. Не буду с ней и полемизировать, ибо она есть явление вненаучное.

Государство есть система социальной власти данного общества. В ибанском обществе это есть система из огромного числа людей и организаций. В системе власти здесь занята по меньшей мере пятая часть взрослого населения. Поскольку общество в целом рассматривается как социальный индивид, государство есть его управляющий волевой орган.