Максим Горький - Супруги Орловы Страница 11

Повинуясь зову, брошенному в дверь её комнаты, она поднялась с постели, наскоро умылась и пошла в барак, чувствуя себя бессильной, полубольной. В бараке она вызвала общее недоумение вялостью и угрюмым лицом с погасшими глазами.

- Вам нездоровится? - спросила её докторша.

- Ничего...

- Да вы скажите, не стесняясь! Ведь можно заменить вас...

Матрёне стало совестно, ей не хотелось выдавать боли и страха пред этим хорошим, но всё-таки чужим ей человеком. И, почерпнув из глубины своей измученной души остаток бодрости, она, усмехаясь, сказала докторше:

- Ничего! С мужем немножко повздорила... Пройдёт это... не в первинку...

- Бедная вы! - вздохнула докторша, знавшая её жизнь.

Матрёне хотелось ткнуться головой в её колени и зареветь... Но она только плотно сжала губы да провела рукой по горлу, отталкивая готовое вырваться рыдание назад в грудь.

Сменившись с дежурства, она вошла в свою комнату и посмотрела в окно. По полю к бараку двигалась фура - должно быть, везли больного. Мелкий дождь сыпался... Больше ничего не было. Матрёна отвернулась от окна и, тяжело вздохнув, села за стол, занятая вопросом:

"Что теперь будет?"

Долго сидела она в тяжёлой полудремоте, каждый раз шум шагов в коридоре заставлял её вздрагивать и, привстав со стула, смотреть на дверь...

Но когда, наконец, эта дверь отворилась и вошёл Григорий, она не вздрогнула и не встала, ибо почувствовала себя так, точно осенние тучи с неба вдруг опустились на неё всей своей тяжестью.

А Григорий остановился у порога, бросил на пол мокрый картуз и, громко топая ногами, пошёл к жене. С него текла вода. Лицо у него было красное, глаза тусклые и губы растягивались в широкую, глупую улыбку. Он шёл, и Матрёна слышала, как в сапогах его хлюпала вода. Он был жалок, таким она не ждала его.

- Хорош! - сказала она.

Григорий глупо мотнул головой и спросил:

- Хочешь, в ноги поклонюсь?

Она молчала.

- Не хочешь? Твоё дело... А я всё думал: виноват я пред тобой или нет? Выходит - виноват. Вот я и говорю - хочешь, в н-ноги поклонюсь?

Она молчала, вдыхая запах водки, исходивший от него, душу её разъедало горькое чувство.

- Ты вот что - ты не кобенься! Пользуйся, пока я смирный, - повышая голос, говорил Григорий. - Ну, прощаешь?

- Пьяный ты, - сказала Матрёна, вздыхая. - Иди-ка спать...

- Врёшь, я не пьяный, а - устал я. Я всё ходил и думал... Я, брат, много думал... о! ты смотри!..

Он погрозил ей пальцем, криво усмехаясь.

- Что молчишь?

- Не могу я с тобой говорить.

- Не можешь? Почему?

Он вдруг весь вспыхнул, и голос у него стал твёрже.

- Ты вчера накричала на меня тут, налаяла... ну, а я вот у тебя прощенья прошу. Понимай!

Он сказал это зловеще, у него вздрагивали губы и ноздри раздувались. Матрёна знала, что это значит, и пред ней в ярких образах воскресало прежнее: подвал, субботние сражения, тоска и духота их жизни.

- Понимаю я! - резко сказала она. - Вижу, - опять ты озвереешь теперь... эх ты!

- Озверею? Это к делу не идёт... Я говорю: простишь? Ты что думаешь? Нужно мне оно, твоё прощенье? Обойдусь и без него, а хочу вот, чтоб ты меня простила... Поняла?

- Уйди, Григорий! - тоскливо воскликнула женщина, отвёртываясь от него.

- Уйти? - зло засмеялся Гришка. - Уйти, а ты чтобы осталась на воле? Ну, не-ет! А ты это видела?

Он схватил её за плечо, рванул к себе и поднёс к её лицу нож короткий, толстый и острый кусок ржавого железа.

- Эх, кабы ты меня зарезал, - глубоко вздохнув, сказала Матрёна и, освободясь из-под его руки, вновь отвернулась от него. Тогда и он отшатнулся, поражённый не её словами, а тоном их. Он слыхал из её уст эти слова, не раз слыхал, но так - она никогда не говорила их. Минуту назад ему было бы легко ударить её, но теперь он не мог и не хотел этого. Почти испуганный её равнодушием, он бросил нож на стол и с тупой злобой спросил:

- Дьявол! Чего тебе нужно?

- Ничего мне не надо! - задыхаясь, крикнула Матрёна. - Ты что? Убить пришёл? Ну и убей.

Орлов смотрел на неё и молчал, не зная, что ему делать. Он пришёл с определённым намерением победить жену. Вчера, во время столкновения, она была сильнее его, он это чувствовал, и это унижало его в своих глазах. Непременно нужно было, чтобы она опять подчинилась ему, он твёрдо знал нужно! Натура страстная, он много пережил и передумал за эти сутки и тёмный человек - не умел разобраться в хаосе чувств, которые возбудила в нём жена брошенным ему правдивым обвинением. Он понимал, что это восстание против него, и принёс с собой нож, чтоб испугать Матрёну; он убил бы её, если б она не так пассивно сопротивлялась его желанию подчинить её. Но вот она была пред ним, беззащитная, убитая тоской и - всё-таки сильнее его. Ему было обидно видеть это, и обида действовала на него отрезвляюще.

- Слушай! - сказал он, - ты не фордыбачь! Ты знаешь, я ведь и в самом деле - ахну вот тебя в бок - и шабаш! И всей истории будет точка!.. Очень просто...

Почувствовав, что он говорит не то, что нужно, Орлов замолчал. Матрёна не двигалась, отвернувшись от него. В ней бился этот неотвязный вопрос:

"Что теперь будет?"

- Мотря! - тихо заговорил Григорий, опираясь на стол рукой и наклонясь к жене. - Али я виноват, что... всё не в порядке?..

Он покрутил головой, вздохнув.

- Так тошно! Ведь разве это жизнь? Ну, скажем, холерные, - что они? Разве они мне поддержка? Одни помрут, другие выздоровеют... а я опять должон буду жить. Как? Не жизнь - судорога... разве не обидно это? Ведь я всё понимаю, только мне трудно сказать, что я не могу так жить... Их вон лечат и всякое им внимание.. а я здоровый, но ежели у меня душа болит, разве я их дешевле? Ты подумай - ведь я хуже холерного... у меня в сердце судороги! А ты на меня кричишь!.. Ты думаешь, я - зверь? Пьяница - и всё тут? Эх ты... баба ты!

Он говорил тихо и вразумительно, но она плохо слышала его речь, занятая строгим смотром прошлого.

- Ты вот молчишь, - говорил Гришка, прислушиваясь, как в нём растёт что-то новое и сильное. - А что ты молчишь? Чего ты хочешь?

- Ничего я от тебя не хочу! - воскликнула Матрёна. - Что мучишь? Чего тебе надо?

- Чего! А того... чтобы, стало быть...

Но тут Орлов почувствовал, что не может сказать ей, чего именно ему нужно, - так сказать, чтоб всё сразу было ясно и ему и ей. Он понял, что между ними образовалось что-то, чего уже не свяжешь никакими словами...

Тогда в нём вдруг вспыхнула дикая злоба. Он с размаха ударил жену кулаком по затылку и зверем зарычал:

- Ты что, ведьма, а? Ты что играешь? Убью!

Она от удара ткнулась лицом в стол, но тотчас же вскочила на ноги и, глядя в лицо мужа взглядом ненависти, твёрдо, громко сказала:

- Бей!

- Цыц!

- Бей! Ну?

- Ах ты, дьявол!

- Нет уж, Григорий, будет! Не хочу я больше этого...

- Цыц!

- Не дам я тебе измываться надо мной...

Он заскрипел зубами и отступил от неё на шаг - быть может, для того, чтоб удобнее ударить её.

Но в этот момент дверь отворилась, и на пороге явился доктор Ващенко.

- Эт-то что такое? Вы где, а? Вы что это тут разыгрываете?

Лицо у него было строгое, изумлённое. Орлов нимало не смутился при виде его и даже поклонился ему, говоря:

- А так это... дезинфекция промежду мужем и женой...

И он судорожно усмехнулся в лицо доктору...

- Ты почему не явился на дежурство? - резко крикнул доктор, раздражённый усмешкой.

Гришка пожал плечами и спокойно объявил:

- Занят был... по своим делам...

- А скандалил тут вчера - кто?

- Мы...

- Вы? Очень хорошо... Вы ведёте себя по-домашнему... без спроса шляетесь...

- Не крепостные потому что...

- Молчать! Кабак вы тут устроили... скоты! Я покажу вам, где вы...

Прилив дикой удали, страстного желания всё опрокинуть, вырваться из гнетущей душу путаницы горячей волной охватил Гришку. Ему показалось, что вот сейчас он сделает что-то необыкновенное и сразу разрешит свою тёмную душу от пут, связавших её. Он вздрогнул, почувствовал приятный холодок в сердце и, с какой-то кошачьей ужимкой повернувшись к доктору, сказал ему:

- Вы но беспокойте глотку, не орите... я знаю, где я, - в морильне!

- Что-о? Как ты сказал? - нагнулся к нему поражённый доктор.

Гришка понял, что сказал дикое слово, но не охладел от этого, а ещё более распалился.

- Ничего, сойдёт! Скушаете... Матрёна! Собирайся.

- Нет, голубчик, постой! Ты мне ответь... - с зловещим спокойствием произнёс доктор. - Я тебя, мерзавец, за это...

Гришка в упор смотрел на него и заговорил, чувствуя себя так, точно он прыгает куда-то и с каждым прыжком ему дышится всё легче...

- Вы не кричите... не ругайтесь... Вы думаете, ежели холера, то вы и можете надо мной командовать. Напрасная мечта... Что вы лечите, так это даже и не нужно никому... А что я сказал - морилка, это. конечно, я дразнился... Но вы всё-таки не очень орите...

- Нет, врёшь! - спокойно сказал доктор. - Я тебя проучу... эй, подите сюда!

В коридоре уже столпились люди... Гришка прищурил глаза и сцепил зубы...