Сергей Михайлов - Иуда Искариот - предатель или святой Страница 11

Получение мзды за предательство Учителя - вот движущая сила преступления Иуды. Тридцать серебренников - вот приманка, на которую попался "злодей". О получении им мзды свидетельствуют Матфей (25:14-15), Марк (14:10-11) и Лука (22:3-6)[63]. Без сомнения, популярности этой версии служит также упоминание Иоанна о том, что Иуда "был вор".

Действительно, это самое простое, самое очевидное, самое популярное объяснение поступка Иуды - объяснение, "лежащее на поверхности", доступное любому человеку, не пытающемуся, как правило, добраться до самых истоков истины.

2.

Следующий мотив из этой группы - зависть. Следует признать: ни один из биографов Иисуса не упоминает о ней как о возможном мотиве преступления.

Действительно, чему мог завидовать Иуда? Почти нищенскому существованию Иисуса? гонениям на него, постоянным преследованиям? полулегальному образу жизни, сопряжённой с опасностями и лишениями? Разумеется, подобные обстоятельства зависть возбудить не могли, но за всем этим Иуда видел и нечто другое: славу Иисуса. За три года имя дерзкого проповедника облетело всю Галилею, проникло в Иудею, толпы последователей и учеников с благоговением внимали его речам, шли за ним, верили в него. Одни любили и боготворили Иисуса, другие боялись и ненавидели. Были у него друзья, были и враги. Не было только равнодушных, ибо слова его проникали в сердце любого, кто способен был слышать их.

Да, это была истинная слава - слава подвижника, слава лидера. Очевидно, зависть вполне могла родиться в душе двенадцатого апостола - и толкнуть его на преступление. Однако не следует забывать, что Иуда попал в окружение Иисуса далеко не случайно, а был избран самим Иисусом в качестве сподвижника и ученика. Правомерно ли в этом случае утверждать, что избранник самого Иисуса мог быть подвержен столь мелочному чувству, как зависть (или та же корысть)? Однозначного ответа на этот вопрос мы дать не можем ввиду отсутствия фактических данных, как подтверждающих, так и опровергающих это допущение, - однако с определённой долей уверенности мы всё же берёмся утверждать: вряд ли Иуда пошёл на это деяние, движимый завистью или побуждаемый корыстью. Мотивация его поступка явно иного, более сложного, если не сказать - высокого, порядка.

В качестве аргумента, подкрепляющего нашу мысль, прибегнем к выводам скандинавского исследователя Нильса Рунеберга, книгу которого ("Kristus och Judas", 1904) подвергает анализу Х. Борхес в своём эссе "Три версии предательства Иуды": "Он [Рунеберг] согласился, что Иисус, "располагавший необозримыми средствами, которые даёт Всемогущество", не нуждался в одном человеке для спасения всех людей. ...он опроверг тех, кто утверждал, будто мы ничего не знаем о загадочном предателе; мы знаем, говорил он, что он был одним из Апостолов, одним из избранных возвещать царство небесное, исцелять больных, очищать прокажённых, воскрешать из мёртвых и изгонять бесов. Муж, столь отличённый Спасителем, заслуживает, чтобы мы толковали его поведение не так дурно. Приписывать его преступление алчности (как делали некоторые, ссылаясь на Евангелие от Иоанна 12:6) означает примириться с самым низменным стимулом"[64].

3.

В определённых кругах исследователей св. Писания бытует мнение о разочаровании Иуды в своём Учителе как основополагающем мотиве совершённого преступления - и, как следствии, своеобразной мести за неосуществлённые мечты. Что же могло послужить причиной разочарования? Обратимся к утверждению Э. Шюре: "Надо думать, что эта чёрная измена была вызвана не низкой жадностью к деньгам, но честолюбием и несбывшимися надеждами"[65]. И далее: "Иуда, отличавшийся холодным эгоизмом и духом позитивизма, не способный на малейший идеализм, мог сделаться учеником Христа из одних лишь мирских побуждений. Он рассчитывал на немедленное земное торжество Пророка и на свое собственное возвышение... Когда Иуда увидал, что дела принимают худой оборот, что Иисус погиб, Его ученики на дурном счету и сам он обманут во всех своих ожиданиях, разочарование его превратилось в ярость. Несчастный предал Того, Кого считал неистинным Мессией, обманувшим все его надежды..."[66].

На тех же позициях стоит и русский философ Б. П. Вышеславцев: "Христос отверг государственную власть, дважды ему предложенную, в пустыне и в Иерусалиме, как искушение от дьявола. За это и был, в сущности, предан Иудою и отвергнут первосвященниками и покинут народом: он не был властвующим мессией и не сошёл со креста"[67].

Другой русский философ, Н. О. Лосский, ссылаясь на исследование о. С. Булгакова, сообщает: "В свою любовь к Иисусу Христу Иуда вложил фанатическую мечту о Мессии, как земном царе, который освободит еврейский народ извне от политического порабощения и, изнутри - от разделения на богатых и бедных. Он [С. Булгаков] считает Иуду революционером, который преувеличивает значение материальной стороны жизни и является своего рода "мессианским марксистом, большевиком", причем у него "в темной глубине души копошится змея честолюбия и сребролюбия"[68].

Вот он - ключ к указанному мотиву: Иуда считал Иисуса "неистинным Мессией, обманувшим все его надежды". Каким же, в глазах Иуды, должен быть истинный Мессия? Кем, по его разумению, должен был стать новоявленный пророк?

Израиль ждал прихода Мессии-царя, Мессии-освободителя, Мессии-защитника, Мессии-героя, воинственного, справедливого, способного поднять народ на борьбу и освободить его от римского владычества[69], - но никак не Мессии-аскета, Мессии-подвижника, Мессии-целителя и чудотворца, проповедующего непротивление злу и смирение, изгоняющего бесов из одержимых и поочерёдно подставляющего щёки под удары своих недругов. Можно сделать допущение, что Иуда был верен традиционным взглядам и верованиям народа Израиля на миссию ожидаемого Мессии. Исходя из таких посылок, Иуду можно было бы назвать истинным патриотом своей страны, своей нации, жаждущим освобождения от гнёта ненавистного Рима, призывающим к бунту, к восстанию. Разочарование в методах и целях, что ставил перед собой и своими учениками Иисус, вполне могло толкнуть Иуду на предательство - с тем, чтобы неминуемая казнь пророка вызвала народную смуту, стала отправной точкой национального антиримского восстания. Именно такого взгляда и придерживается Томас де Куинси (1785-1859), английский писатель и философ, на которого ссылается Борхес в упомянутом выше эссе: "Иуда предал Иисуса Христа, дабы вынудить его объявить о своей божественности и разжечь народное восстание против гнёта Рима"[70]. Таков Иуда и в романе Никоса Казандзакиса "Последнее искушение Христа" - горячий, нетерпеливый, жаждущий восстания, - правда, мотивация его преступления в романе совершенно иная (но об этом позже).

Таким же представлен Иуда и у Дм. Мережковского: "Может быть, Иуда Галилеянин - ложный Мессия тех дней - похож на Иуду Искариота: оба "зелоты-ревнители", против римской власти бунтовщики - "революционеры", по-нашему. Главная черта обоих - нетерпеливое, со дня на день, с часу на час, ожидание царства Божия. "Скоро, ещё во дни жизни нашей, да приидет Мессия (Помазанник, Царь) и да освободит народ свой", - в этой святейшей молитве Израиля главное слово для обоих Иуд - "скоро". Все равно, победить или погибнуть, только бы скорей, - не завтра, а сегодня - сейчас. Если так, то понятно, почему Иуда пришел к Иисусу в те дни, когда думали все, что царство Божие наступит "сейчас" (Лк. 19, 11), и отошел от Него, когда понял, что не сейчас, - надолго отсрочено... Больше всех учеников верил Иуда в царство Божие и усомнился в нем больше всех... Чем подкуплен Иуда? Золотом? Нет, спасением Израиля"[71].

4.

Имеется ещё одна версия "предательства" Иуды, которая так же, как и рассмотренные выше, может быть отнесена нами к категории негативных. При этом заметим, что версия эта стоит как бы особняком и лежит за пределами обычных человеческих отношений. Мотивация поступков Иуды, положенная в основу этой версии, может быть отнесена скорее к разряду религиозно-догматических, внеисторических, корнями уходящих в библейскую традицию. Это - влияние сатаны, или дьявольское наваждение. Однако указанная версия - тема особого разговора и потому будет рассмотрена ниже.

Не следует воспринимать указанные мотивы как нечто отдельное, независимое, изолированное друг от друга - нет, без сомнения, мотивы эти могут вступать в конфликт, дополнять друг друга, взаимодействовать, переплетаться - словом, находиться в тесной корреляции между собой. Например, корысть и зависть часто шествуют бок о бок настолько тесно, что выделить тот или другой мотив практически не представляется возможным; происки "врага рода человеческого" могут быть реализованы не непосредственно, не как некий бессознательный и ничем не мотивируемый толчок извне, а опять-таки через ту же корысть или, скажем, зависть - чаще же через целый комплекс побудительных мотивов, их органическую сумму, преобразованную в совершенно иную, новую, более сложную качественную категорию. Так, зависть на более высоком витке развития, дополненная элементами гордости и уязвленного самолюбия, рождает болезненное честолюбие.