Максим Горький - Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 Страница 11

(Лидия вышла.)

Лидия. Кого это?

Дуняша. Вот — сочинителя. (Ушла.)

Семиков. Лидия Петровна, вы эту книжку читали?

Лидия (взяла книгу). «Одеяние духовного брака». Нет. Что это значит — духовный брак?

Семиков. Тут — вообще… о боге…

Лидия. Вы верующий?

Семиков. Нет, — зачем же! Но он говорит: хоть не веришь, а — знать надо.

Лидия. Кто это — он?

Семиков. Учитель пения.

Лидия. Он, кажется, чудак? И пьёт?

Семиков. Нет, он очень серьёзный… Образованный. Я в этой книжке ничего не понял. Тут предисловие Метерлинка, так он прямо говорит, что Рейсбрук этот писал пустынными словами.

Лидия. Вот как?

Семиков. Да. Я вот записал: «Созерцание — это знание без образов, и всегда оно выше разума». Это, по-моему, верно. Мысли очень мешают творчеству, сочиняешь и всё думаешь, чтобы хорошо вышло. А он говорит, что хорошо будет, если не думать, а только слушать музыку своей души, тогда и будет поэзия. В жизни — никакой поэзии нет.

Лидия. Это — вы говорите или он?

Семиков. Он. Но он верно говорит, по-моему. Только я никак не могу без образов. Я вот пишу:

И, в облаках погребена,Чуть светит бледная луна,И тёмной массой идут елиК своей какой-то тайной цели.

Лидия. Что же? Кажется, — это не плохо.

Сомов (выбежал). Э, голубчик, что же вы пришли, а не сказали?

Семиков. Я сказал Дуняше…

Сомов. Давайте чертежи… Дуняша! Вы не для Дуняши работаете. Можете идти! Впрочем — подождите!

Лидия. Вы — скоро?

Сомов. Да. Сейчас. (Ушёл.)

Семиков. Я выписал ещё вот: «При посредстве разума высказывается многое о начале, которое выше разума. Но постижение этого начала гораздо легче при отсутствии мысли, чем при её посредстве».

Лидия (рассеянно). Да…

Семиков. Но — как же без мысли-то? Ведь вот заметно, что и собаки о чём-то думают.

Лидия (потирая лоб). Видите ли, Семиков…

Семиков. Я переменил фамилию, на Семиоков. Так — лучше для творчества. А то — Семиков, Кузнецов, Горшков, — какая тут поэзия?

(Выходят: Изотов и ещё двое, один — толстый, другой — сутулый; они прощаются с Лидией почтительно и молча.)

Изотов. Могу прислать вам масла.

Лидия. Спасибо, у нас есть…

Изотов. Анна Николаевна сказала — нет. А мёд — есть? Могу прислать. Отличный мёд!

Лидия. Я спрошу свекровь.

Изотов. Имейте в виду: товарищи организуют пищевой голод…

(Лидия указывает глазами на Семикова.)

Изотов. Я, конечно, подразумеваю мужика, он сам всё ест. Он рассердился на город и ест масло, яйца, мясо — всё ест! Дразнит нас, скотина. Вы, дескать, хотите без мужика жить? Гвоздей, ситца не даёте? Так я тоже ни зерна не дам! Хо-хо! Ну, до свидания!

Лидия. В город?

Изотов. Нет, мы здесь ночуем, у Богомолова. Винтить будем. Старик у нас — азартнейший винтёр. Его — маслом не корми, но — обязательно — винт! Всех благ!

Лидия. Вы сегодня весёлый.

Изотов. Дела идут хорошо. Отлично идут дела! (Ушёл.)

Семиков. О рыбах я тоже выписал…

Лидия. Что? О рыбах?

Семиков. О том, что чешуя у рыб — разная и что люди тоже не могут быть одинаковы. Но ведь чешуя-то — одёжа, вроде пиджака или толстовки…

(Сомов, Богомолов.)

Сомов. Слушайте-ка, голубчик, вы небрежно работаете! Напутали там чёрт знает как! Можете идти.

(Семиков быстро исчезает.)

Богомолов. Чистенький какой парнишка…

Сомов. Глуповат. Стихи пишет, ну и…

Богомолов. В его возрасте глупость, знаете, только украшает…

Лидия. Чаю выпьете?

Богомолов. Нет, спасибо! Н-да, молодёжь… Большой вопрос. Конечно, она получит право носить брюки и галстуки каких угодно цветов, н-но многие потребуют столыпинских галстуков, а?

Лидия. Вы очень… мрачно шутите…

Богомолов. Живём в эпоху мрачных шуток-с! Да, кстати: Яропегов — писал вам?

Сомов. Один раз.

Богомолов. Ну, как он? Поправился?

Сомов. Вероятно.

Богомолов. Странный случай, а? Ну, я удаляюсь! Старик, болтлив стал… Доброй ночи! (Идёт.)

Дуняша (входит). Самовар подать?

Лидия. Да. Пожалуйста. Кто это ходит там?

Дуняша. Катерина Ивановна с Фёклой. [Уходит.]

Лидия (зовёт). Катя, иди чай пить…

Арсеньева. Спасибо. Минут через десять.

(Арсеньева и Фёкла уходят.)

Сомов (проводив Богомолова). Зачем ты позвала её?

Лидия. Чай пить.

Сомов. Ты как будто избегаешь оставаться глаз на глаз со мною после той истерической сцены…

Лидия. Мы условились не вспоминать о ней…

Сомов. Не избегаешь, нет?

Лидия. Как видишь.

Сомов. Должен сознаться, Лида, что всё-таки тот вечер… очень болезненно ушиб меня! И я продолжаю думать, что эта Арсеньева…

Анна (входит). Ты — об Арсеньевой, да? Она хочет быть любовницей увальня Терентьева и, кажется, уже добилась этого, об этом все говорят!

Лидия. Например — Титова.

Анна. Это — пошловатая, но очень умная женщина! Мы, конечно, поставлены в необходимость вести знакомство со всякой швалью, но, Лида, я совершенно отказываюсь понять, что интересного находишь ты в этой сухой, глуповатой учительнице и — возможно — шпионке?

Лидия. Вы всё ещё не оставили надежду воспитать меня?..

Сомов. Продолжая в этом тоне, вы поссоритесь, как всегда.

Лидия. Я никогда ни с кем не ссорюсь.

Анна. Но тебе всё более нравится раздражать меня…

Лидия. Не ссорюсь и начинаю думать, что это один из моих пороков.

Сомов. Довольно, Лида! Вы, мама, тоже…

Анна. Ты лишаешь меня права…

Сомов. Тише! Идёт эта… Куда ты, Лидия?

Лидия. Я пройдусь с нею к реке.

Сомов. Надеюсь, — не до полуночи?

(Лидия уходит. Дуняша вносит самовар.)

Анна. Вы, Дуня, сегодня снова устроили в кухне базар…

Дуняша. Что же нам — шёпотом говорить?

Анна. Нет, конечно, но эти ваши… дикие песни!

Дуняша. Кому — дикие, а нам — приятны. Вы — отпускайте меня вовремя, вот и будет тихо. Я работаю не восемь часов, а тринадцать. Это — не закон! (Ушла.)

Анна (заваривая чай). Разрушается жизнь. Всё разрушается.

(Сомов стоит у перил, смотрит в лес.)

Анна. Как хочешь, Николай, но ты неудачно выбрал жену! Я предупреждала тебя. Такое… своекорыстное и — прости! — ничтожное существо. Ужас! Ужас, Николай… Вообще эта семья Уваровых — морально разложившиеся люди. Отец её был либерал… дядя — тоже, хотя — архиерей. Архиерей — либерал! Ведь это… я не знаю что! И вот теперь ты, такой сильный, умный, талантливый… Боже мой!

Сомов. Вы кончили, да?

Анна. Не так зло, Николай! Не забудь, что говоришь с матерью.

Сомов. Послушайте меня молча, если можете… Я не однажды говорил вам, что в моём положении всякие… пустяки…

Анна. Я надеюсь, что мать — не пустяк?

Сомов. Нет, но она занимается пустяками, которые могут компрометировать меня. Ваше поведение… весьма забавно, но — я не могу относиться к нему юмористически.

Анна. Я не желаю слушать! Ты не имеешь права ограничивать…

Сомов. Не говорите фразами из учебника грамматики…

(Фёкла идёт.)

Анна. Что вам нужно?

Фёкла. Спекулянта-то нашего заарестовали, Анна Николаевна…

Анна (перекрестилась маленьким крестом, почти незаметно). Вот видишь? Это был честный, разумный человек. Наверное, это ошибка, Фёкла…

Фёкла. Да, ошибся, говорят; доски на стройке воровал, что ли. Это, конечно, его дело, да он сегодня должен был доставить разное для кухни…

Анна. Ну, что же! Найдите другого поставщика… Идите!

Фёкла (задумчиво). Тут есть одна баба, тоже кулачиха, да уж очень стерва.

Анна. Прошу не ругаться!

Сомов. От кого вы узнали об аресте?