Рустам Гусейнов - Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе) Страница 11

Что касается поездки в Ростов, то, разумеется, она была права. Если что-то и способен он предпринять, так только здесь, в Зольске, на рабочем месте своем. Нужно попытаться разузнать то, что можно. Придумать подходящий повод и послать запрос в Ростов. Но только заранее все нужно хорошо продумать, каждую мелочь предусмотреть. И ни в коем случае не трогать знакомых там, в Ростове, в прокуратуре. Все эти знакомые первыми и продадут - из одной только зависти, что он от них вверх пошел. Только строго официально. И все продумать - очень-очень осторожно.

Он встал из кресла, подошел к книжным полкам и достал оттуда потрепанный фотографический альбом. Из альбома вынул студийную карточку с узорчато обрезанными краями. Они сфотографировались с Глебом в Ростове, года три тому назад, в случайной студии, мимо которой проходили, гуляя.

С карточкой в руке он снова подошел к окну, вгляделся. Фотограф изобрел для снимка замысловатую композицию. Они сидели напротив друг друга на стульях задом наперед, облокотившись руками о спинки. Оба довольно улыбались друг другу. Такая же фотография, он знал, хранилась и у Глеба.

Да, теперь, выходит, он числится в родственниках арестованного Глеба Резниченко. И в анкете арестованного в семнадцатой графе в состав семьи Глеб, наверное, записал его и Наталью Васильевну. А, может, и не записал его. Ведь все же друг другу они не родные, а названные братья.

Постояв у окна, Паша поморщился этим мыслям своим, взял со стола кружку и залпом допил остатки остывшего кофе.

Глава 5. ВЕРА АНДРЕЕВНА

В городской публичной библиотеке No 1 Вера Андреевна работала со дня ее основания. Три года тому назад, когда она заканчивала Московский библиотечный институт, туда поступила заявка из зольского отдела культуры. Организуемому в районном центре просветительскому заведению требовался библиотекарь. По заявке этой Вера Андреевна поехала в Зольск.

В сущности, ей было все равно, куда ехать. Вера Андреевна была красивая девушка и круглая сирота. Родители ее и все родные сгинули без следа в невиданном водовороте судеб третьей русской революции. Заполняя анкеты, Вера Андреевна не могла ответить даже, каких они придерживались политических взглядов, и в борьбе за правое ли дело сгинули.

Маленькая Вера сидела в огромных лопухах на обочине проселочной дороги где-то под Ярославлем и плакать больше не хотела, потому что плакала уже сутки подряд. Раздув на горе буржуям мировой пожар, сознательный пролетариат ночами мечтал о скором сытом счастье всех имеющихся в мире детей. Он точно знал, что не пожалеет миллионов жизней - ни своих, ни чужих, за это счастье. А о трехлетней девочке, сидевшей на обочине дороги, пившей воду из лужи, он не знал, и ничем поэтому не мог ей помочь.

Помог ей человек происхождения, по-видимому, непролетарского - с грустными серыми глазами за стеклами пенсне. Обнаружив девочку в лопухах, он отнес ее в чудом сохранившийся среди шествия революции детский приют. И придумал ей красивую фамилию - Горностаева, а заодно и отчество Андреевна. Потому что, должно быть, не хотел, чтобы девочку назвали лишь бы как бы. Она позвала его из лопухов: "дядя", и когда он нашел ее и взял на руки, она сказала ему, что ее зовут Вера, что она очень хочет кушать, и почему-то запомнила некрепкой еще детской памятью его грустные глаза. Они поначалу часто снились ей долгими приютскими ночами. Потом перестали. Тринадцать лет - срок значительный. Тринадцать детских лет срок огромный.

В Московском библиотечном институте, куда шестнадцатилетняя Вера поступила, выйдя из детдома, училась она прилежно и почти всегда на отлично. Но, приехав в Зольск, вскоре обнаружила она, что для работы в публичной библиотеке не требуется ей и десятой доли полученного в институте образования. Единственное, что требовалось от нее на рабочем месте - это некоторая доля аккуратности и общительности. Поначалу это огорчало ее. Потом она привыкла.

С утра стояла отличная погода. Субботний день родился такой тихий, такой удивительно свежий, что, казалось, и птицы поют не так, как всегда. Нежнее. Нега повисла в воздухе, невидимой пеленой окутала город, сквозь открытые форточки пробралась в коммунальные кухни, ласкала, легонько томила людей. Невозможно было в такое утро торопиться куда бы то ни было, невозможно не поднять голову к прозрачно-голубому небу с застывшими хлопьями облаков.

Вдоль Советской улицы цвели деревья. В библиотеке все утро настежь было открыто окно, и весенние запахи переполняли подвал. В первую половину рабочего дня - до обеда - к Вере Андреевне заглянуло всего пять или шесть посетителей.

Вера Андреевна с утра просматривала картотеку. Каждую вторую субботу она рассылала должникам библиотеки открытки с напоминанием.

- Тимофеев, - шептала Вера Андреевна, выписывая на открытку адрес. -Тимофеев, Красноармейская. Сказки народов Азии. Тимофеев... Тимошенко... Тимошин.

Было очень тихо. Работа двигалась к концу, а время - к обеду, когда на лестнице за дверью послышались шаги, которые Вера Андреевна умела узнавать. Шаги были медленные и шаркающие. Вскоре дверь отворилась, и на пороге ее появилась улыбчивая старушка в черном рабочем халате и белой косынке. В правой руке старушка держала швабру, длиною одинаковую с собой, в левой жестяное ведро с водой, на поверхности которой плавали золотые искорки.

Старушка служила уборщицей при высотном доме и прибиралась одновременно во всех конторах его.

- Добрый день, Марья Васильевна, - сказала Вера Андреевна, оторвав на секунду взгляд от картотеки.

- Добрый, - ответила старушка. - И добрый и выходной у всех советских служащих. Только ты и работаешь.

Поставив ведро посередине комнаты, она принялась прибираться. Сначала достала тряпку из кармана халата и вытерла повсюду пыль. Затем сняла со швабры мешковину и стала подметать. По тому, как при этом поглядывала она на Веру Андреевну, ясно было, что в ней соперничают тем временем желание поговорить с библиотекаршей и нежелание мешать ей.

- Денек-то сегодня, - заметила она все же через пару минут.

- Что, Марья Васильевна?

- Я говорю, погода сегодня - прямо лето. Шла нонче по Княжеской...

- По какой еще Княжеской? - удивилась Вера Андреева, не подымая глаз.

- Да по аллее. Как ее по-вашему? Героев Революции что ли. Дух там в эти дни особый - липовый. Нигде такого больше не сыщешь. Только и гулять сегодня, а тебе сидеть тут до темноты.

- Филимонов... - сказала Вера Андреевна. - Нет, баба Маня, сегодня как раз не сидеть. Иду сегодня на день рождения к одному человеку. Евгений Иванович меня отпустил - пораньше сегодня уйду.

- Чудной, скажу я, Верочка, у тебя начальник.

- Чем же чудной?

- Да так, чудной. Я к нему в отдел тоже одно время прибираться ходила. Бывало, моешь пол, а он вдруг встанет из-за стола, подойдет вот так и смотрит, смотрит. Потом и говорит: "Ты, - говорит, - баба Маня, у нас господствующий класс. Все, говорит, - у нас в стране только ради тебя делается. Все, баба Маня, для тебя трудятся." Посмотрит эдак важно-важно и обратно шнырк за стол. Чудной.

Вера Андреевна подняла, наконец, голову и улыбнулась. Старушка сразу оживилась, остановилась подметать.

- И что это, скажи на милость, за распорядок такой он тебе устроил - по субботам работать. У всех граждан в нашей стране по два выходных.

- Так за то я, Марья Васильевна, на полутора ставках числюсь, полторы зарплаты получаю. А погулять и завтра успею.

- Завтра, голубушка моя, погоды такой не будет.

- Откуда ж ты знаешь?

- Э-э, милая, откуда. Ты доживи, как я, хотя б до семидесяти - так и сама будешь знать, откуда. В костях сегодня, как проснулась, ломит. Может, что и к вечеру уже дождь пойдет.

- Ну, так в обед погуляю, - сказала Вера Андреевна, снова склоняясь над карточками. - Мне так и так еще на почту идти.

На улице в это время послышался цокот копыт. Проезжал извозчик. Когда он поравнялся со зданием, из окон библиотеки видны были ноги лошади и колеса. В Зольске был только один извозчик - бородатый и неразговорчивый дядя Миша. Ввиду небольших расстояний города работы у него было немного - с поезда захватить кого-нибудь с вещами или вечерком подвезти подгулявшего служащего.

- На день рождения-то с этим пойдешь - с усатым? спросила вдруг Марья Васильевна.

- Что-что? - вскинула брови Вера Андреевна. - С каким усатым? С Харитоном? А ты откуда знаешь?

- Во-во - с Харитоном, - не без труда переломившись в пояснице, Марья Васильевна смочила в ведре и отжала тряпку. Не пара он тебе, вот что я скажу.

- Да ты о чем вообще, баба Маня? Какая еще пара - не пара? Это что - с того, что нас тогда на Валабуева увидала? Ну и ну... Так и чем же он тебе не потрафил? Усами? Ты ведь его и не знаешь.

- Почему ж не знаю? Знаю.

- Откуда ты его знаешь?

- Да уж знаю, - упрямилась старушка. - Беседовали.