Наталья Давыдова - Любовь инженера Изотова Страница 11

В скромном палисаднике пахло нарциссами и травой. Гудели самолеты, в небе плавали красные огни, путаясь со звездами.

Из репродуктора на столбе слышалась музыка, голос пел:

Потерял я Эвридику,

Нежный свет души моей,

Бог суровый, беспощадный,

Скорби сердца нет сильней.

- Как там? Пошел Махмутка-перепутка на мостик. Синей утке крошку, малиновой утке крошку, - сказал Алексей.

- Алеша, - сказала Тася отчаянным и решительным голосом, - я должна тебе рассказать. Это о прошлом, но ты должен знать.

Алексей остановил ее:

- Не надо. Я ничего не хочу знать кроме того, что люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей женой.

Тася посмотрела на него растерянно.

- Я думала... - сказала она и замолчала.

Не раз впоследствии она вспоминала лицо Алексея, твердое, нахмуренное, и повторяла про себя его спокойные, отстраняющие слова.

Они прошли в зал ожидания. И сразу услышали; "Пассажира Изотова просят пройти на посадку..."

Тася вышла с Алексеем на летное поле. Чувство утраты пронизало ее, когда она попрощалась с Алексеем и стала смотреть, как он идет к самолету.

Алексей обернулся, помахал рукой.

В темноте ночи Тася увидела, как самолет поднялся в воздух и скрылся в небе, стал одним из красных уплывающих огней.

9

Алексей в своей кочевой жизни привык к таким городам и любил их. Такие города закладывались в годы первых пятилеток, а строились по-настоящему уже после Отечественной войны. Возникали они возле крупных заводов, комбинатов, на месте какого-нибудь села, деревни, маленького городка, а то и вовсе на пустыре.

Вырастал современный город, и его называли социалистическим. Соцгород. Прямые просторные улицы-проспекты, площади и парки с деревьями, еще не дающими тени.

Строгая, продуманная архитектура, единый план. Выработался определенный стиль домов в четыре этажа, со светлой облицовкой и скверами во дворах.

По улицам пускали троллейбус, а трамвай ходил лишь из города на завод и бегал по окраине. Впрочем, и окраина не была окраиной в привычном смысле слова, с деревянными домиками, с переулками и тупичками, утопающими в лужах и грязи. На окраине также стояли современные дома, достроенные или недостроенные, и стрелы мощных кранов. Лужи и грязь были там, где еще не было асфальта.

Алексей оставил вещи в гостинице и ходил по городу. Было жарко, ветрено, и казалось, что неподалеку море. Но моря никакого не было, а в нескольких километрах протекала река.

Алексей остановился у киоска с газированной водой; там продавались банки яблочного соуса, ириски, поджаристые вафли, пахнущие детством. Попил водички. Побродил по центральной улице. Витрины магазинов были широкие, но пустоватые, пыльные, скучные. Дома же здесь стояли прекрасные.

В городском сквере вдоль дорожек были установлены стенды с портретами передовиков нефтеперерабатывающих и химических заводов.

У входа во Дворец культуры висело объявление, что вечером танцы, "играет оркестр". На соседней улице находился Клуб строителей, менее пышный, чем дворец, но тоже колонны, широкие ступени, серый и красный мрамор. Висело объявление, что состоится "Вечер вопросов и ответов". И приписка сообщала, что вечер отменяется "ввиду малого количества вопросов".

Алексей засмеялся - никто не хотел задавать вопросы, все хотели идти на танцы.

Было воскресенье. По улицам гуляли люди, нарядно одетые, ходили медленно, занимая всю ширину улицы, семьями или компаниями. Женщины в шелковых платьях и разноцветных соломенных шляпах, дети в костюмчиках, с мороженым в руках. Отцы задерживались у киосков, пили пиво. Почти все здоровались, почти все были знакомы между собой. Останавливались, долго разговаривали, долго прощались.

Седой человек в холщовом костюме нес две плетеные сумки с картошкой, видимо с рынка. Лицо его показалось Алексею знакомым. Впрочем, многие лица казались знакомыми. "Нефтяники, - подумал Алексей. - Действительно, профессия метит людей".

- Мне эти семьдесят пять рублей Настины прямо как сулема, - говорила девушка в красном платье своей подруге в точно таком платье. И туфли у обеих были одинаковые, и сумки, и прически.

Пританцовывая и напевая, прошли местные стиляги, нестриженые безобидные мальчишки в сатиновых штанах и ярких галстуках.

Девушка в красном платье сказала своей подруге:

- Паразиты.

На углу под вывеской "Производится покраска обуви в любой цвет" сидела старуха в платке и большим пальцем красила все ботинки в коричневый цвет.

Алексей всматривался в проходящих, ожидая встретить кого-нибудь знакомого. На заводе, куда он приехал в командировку, он знал многих.

Сознание, что сейчас он обязательно кого-нибудь встретит, было приятным, и Алексей шел по улице, смотрел по сторонам и улыбался.

Навстречу шел Казаков, его старый друг. Высокий, большой, грузный. Бросился к Алексею.

- Дорогой, какими судьбами? Когда приехал? Вот я рад, рад ужасно.

Он с медвежьей грацией обнял Алексея, поцеловал. Всегда ироническое лицо Казакова сияло искренней радостью.

Вьющиеся смоляно-черные волосы падали на лоб, лицо загорелое. Крупный нос, крупные губы, густые брови, живые, блестящие черные глаза. Хорошо сшитый темный костюм не мог скрыть раздобревшей фигуры.

- Вот черт, какой толстый стал, - сказал Алексей, смеясь, - брюхо какое отрастил. Позор. А гимнастика?

Казаков похлопал себя по животу.

- Трудовая мозоль, дорогой. Сижу в кабинете, нажимаю кнопки, пишу бумаги. Руковожу.

- Да брось, не верю.

- Не верит, - усмехнулся Казаков. - Завтра увидишь.

- Я на твой завод приехал. Ты кем сейчас?

- Зам главного инженера. А ты? Ты, может быть, начальство из Москвы? Или как? С завода тебя ушли? Не женился? Как Лена? Идем на скамейку в сквере, присядем.

Они сели на скамейку в тени. Казаков скрестил большие руки на груди, сощурившись, посмотрел на Алексея.

- Да-а, дорогой.

Алексей постучал Казакова по коленке, тоже сказал:

- Да-а.

Алексей закурил, и Казаков закурил.

- Вот какие дела, дорогой, - сказал Казаков. - Ты почему седеть начинаешь? Ты же молодой.

- А ты почему такой толстый? - ответил Алексей.

Они засмеялись.

- Как завод? - спросил Алексей.

- Директор наш Терехов - мужик крепкий. Авторитетный. План выполняем. В общем, мы теперь солидная фирма.

Мимо двигались гуляющие. Казаков непрерывно кивал и ухмылялся. Пахло травой, землей, клевером, который розовел вокруг. В сквере еще не было клумб, аккуратно подстриженного кустарника, цветов, только трава и клевер и молодые, почти без листьев, деревья, лыком привязанные к колышкам.

- Прогуляемся к реке, поговорим, а потом ко мне, - предложил Казаков.

Они встали со скамейки и пошли.

- Как твои? Аня здорова? - спросил Алексей о жене Казакова.

- Сын большой парень стал! - Казаков заулыбался. - Огромный, отца перерос. Книжки читает с утра до ночи. Подлец. Лентяй.

- Аня?

- Здорова, работает, все в порядке, - ответил Казаков. - Город тебе покажу. Понастроили за эти годы, город растет, дома вполне приличные. А тебя что на заводе интересует?

- Каталитический крекинг.

- Мое хозяйство.

- Молодец, - похвалил Алексей приятеля. - Какая производительность на крекингах?

- Слушай, друг, я тебя знаю, если я сейчас отвечу, я погиб. Ты меня заговоришь. А я хочу знать московские новости. Хочу знать, как твоя сестра. Все такая же красавица?

- Какая она красавица! Растолстела.

- Замужем?

- Замужем. Муж - физиолог. Она - хирург. Сынишка у них.

Когда-то давно, в студенческие годы, Казаков был влюблен в Лену, но Лена едва ли даже знала об этом. Все были тогда молодые, Казаков был тощий, бледный юнец, увлекался балетом, футболом.

- Счастлива? Как хорошо, - добро проговорил Казаков.

- Лена молодец, к операциям на сердце подбирается. Недавно один француз был у нее в клинике и говорит ей: "Мадам, я видел много женщин, которые разбивают сердца, но женщину, которая их зашивает, я вижу впервые".

- Да, Леночка молодец, - сказал Казаков, - настоящий человек.

Маленький, толстый, лысый человек в украинской рубахе остановил Казакова.

- Привет. Еще вопрос. Мы закрыли, а вдруг у вас клапан не сработает?

- Ваше "а вдруг" невозможно, - смеясь, ответил Казаков.

Маленький человек скептически покачал лысой головой.

- Ой-ой!

Когда он отошел, Казаков пояснил:

- Хотим потушить факел. Эти факелы как бельмо на глазу, сам знаешь.

Алексей знал, еще бы. Это грех, который не скроешь, видно издалека невооруженным глазом. Даже сегодня утром, когда Алексей ехал с аэродрома, женщина в автобусе, увидев эти факелы, вскрикнула: "Ой, горит!", потом выяснила, что это такое, и возмущалась: "Какая бесхозяйственность! Газ зря сжигают! Небо отапливают!"

- Что ж, - сказал Алексей, - потушить факел - это дело государственное.

- Сказал в точности как наш директор, - засмеялся Казаков. - Он мастер такие слова произносить. А мне ты так не говори, у нас все дела государственные, других нет. Во всяком случае, директор решил во что бы то ни стало потушить факел. Значит, надо газ с факела спихнуть тэцовцам, а они отчаянно сопротивляются. То есть они согласны, ради бога, но... Тысяча "но"!