Александр Бойм - Летние истории Страница 11

От неловкой паузы их спас подсевший бомондный красавец. Рома, не зная, что сказать, опустил взгляд на цветастый спортивный костюм Павлика.

— Симпатичный костюм, — ткнул он пальцем.

— Да: стаёрье. Я иногда его надеваю для тенниса.

— Так ты с тенниса!? Кто там из наших?

— Боря подошел.

— И как сыграли? — злорадно поинтересовался Стас.

— Никак, он пришел, а я что-то проголодался: — не отрываясь от меню, буркнул Павлик.

"Ну да, такой он дурак с Борькой играть", — улыбнулся Страдзинский, заметив явное разочарование Стаса.

— Это съедобно? — брезгливо ткнул Павел в поджарку. Отсутствие в меню устриц явно его уязвило.

— Вполне, — выплюнул Стас, поднимаясь, — подходите в бильярдную.

Молча уплетая мясо по-милански, Рома посматривал на Павлика, с высокомерной презрительностью ковыряющего поджарку. Каждый кусочек он, кривясь лицом, тщательно и всесторонне осматривал, клал в рот и медленно пережевывал, подозрительно вслушиваясь в ощущения.

"А ведь он несчастный, в сущности, человек, — подумал Страдзинский, Вечно кислая рожа, вечно он фыркает, презрительно щурится и недовольно кривится. Я ведь ни разу не видел его не то что счастливым, но даже довольным!.. Как он живет?.. Всегда изображать, что все вокруг тускло, мелко, пошло, совсем не так, как в его другой, несуществующей, жизни, да еще и жить с этой: "

— Hi! — подошел к столу потный, с огромными мускулами, вываливающимися из майки, Боря. Шумно опустив свои без малого девяносто в кресло, он зычно гаркнул сока, и только тут обнаружился источник хихиканья.

— Борька! — упала рядом с Павликом Ляля, попутно проводя по его руке, отчего тот недовольно отодвинулся, — Борька! Я с тобой больше не играю! 6:0 6:1! Мог бы и поддался девушке!

Боря потянулся, хрустнув чем-то в глубине мышечных наростов, и буркнул: "я и поддался".

Ляля захрюкала и тут же начала глупейшую историю, сводившуюся к утверждению ее знакомства с очень известными людьми, именуемыми фамильярно и ведущими себя почти заискивающе:

-:и тут забегает к нам Сашка, а Пашка:

Неглупый Павел, злившийся до того молча, обнаружив повод, вскипел:

— Я тысячу раз просил не называть меня Пашкой! Пашки на рынке!

Разразилась безобразнейшая семейная сцена, невыносимая, как и всегда, для посторонних.

— Ну ладно, ребятки, вы тут ссорьтесь, а мы пойдем, в билик сгоняем, не стерпел Рома, — Аллочка, сколько там с нас?

Выйдя из кафе, Боря улыбнулся:

— Как говаривал один мой знакомый: "Я был в Каннах и писал с Антониони в соседние писсуары, а потом мы вышли из сортира, и он остался Антониони, а я остался собой", — потом задумался и добавил: ну, это, конечно, если б она говорила хотя бы на четверть правду.

— Как раз на четверть, думаю, так и было.

— А-а: какая разница: было, не было: все равно вранье.

— Никогда не мог понять: зачем это? С Пушкиным она на короткой ноге¼ Не весу же она в наших глазах набирает?..

— Логичное следствие болезненного самолюбия и убогого интеллекта. По сути, Рачкова счастливый человек — помещает себя в мечту и в ней живет. А какая реальность сравнится с мечтой?

— Вот кого мне жалко, так это Павлика.

— Вот уж кого мне совершенно не жалко, так это его! Если уж он во столько себя оценил, то может:

— Да я не об этом¼ ему же от своих комплексов первому и достается. Ты его хоть раз видел в хорошем настроении?

— Слушай, я не Фрейд, чтоб в его комплексах копаться. Если он самоутверждается, строя из себя Байрона, то это его проблемы, и гори он синим пламенем.

— Не любишь ты его, — улыбнулся Рома.

— Господи, а за что же мне его любить!? Павлик своей кислой рожей портит мне отдых уже лет десять, и, ей богу, удави его кто, я бы огорчаться не стал.

— Боб, если честно, чем он тебе так насолил?

— Да: так: Даю три шара форы и по червонцу. Идет?

— Речь о талерах? — Рома решил не настаивать. — Кстати, а где твоя подруга?

— Понятия не имею! — раскатисто громыхнул Боря, обрезая и эту тему.

Страдзинский, молниеносно спустив тридцать талеров, задумчиво пил пиво, не оборачиваясь на стук шаров. Стас забрался на соседний табурет и кивнул бармену:

— Дим, "отвертку", пятьдесят на пятьдесят.

Дима — вертлявый парнишка, собиравший с них четыре пятых выручки, преувеличенно тщательно и торопливо смешал апельсиновый сок с водкой.

— Ну как? — спросил Страдзинский.

— А-а! — безнадежно махнул тот рукой, — с Борькой сегодня дело иметь невозможно.

— Откуда ты прелестное дитя? — обернулся Рома на запах шампуня, смешанный с чуть слышным ароматом юного тела.

— Из пенного прибоя, — ответила Анечка, сверкая черным блеском волос и помахивая пакетиком туалетных принадлежностей, — я принимала ванны в сем отеле скромном, где за пять монет есть телу путника усталого отрада.

— Зачем же ты, прекрасная Венера, свои стопы: — Стас замялся, — э-э-э: в обитель гордую достойнейшего графа? — скромно указал он на себя.

— Неудобно как-то, — отказавшись от гекзаметра и отчего-то потупившись, чуть ответила слышно Анечка.

"Ага!" — подумал Страдзинский, неподдельно заинтересовавшись содержимым своего бокала.

— Черт знает что!!! — к стойке близился озлобленный Илья. — Привет! бросил он Анечке, — черт знает, что такое!!! Не столы, а дерьмо! Я берусь на любом пристойном столе в Москве закатить десять из десяти таких "свояков"! Дима! — набросился он на бармена, — Дима, какого хрена вы не меняете эту рассохшуюся дрянь!?

— Так денег же нет.

— Денег нет! Ну и что с того?.. Налей-ка мне "баккарди" с "колой".

— Ребята, может, еще? Даю всем три шара, а Ромке даже четыре, приблизился, покручивая кием, Боря.

— Изыди бес!

— Может в покер?

— Не, братцы, — покачал головой Стас, — я лучше с Анечкой в биль покатаю, — он заботливо склонился над ней, — может быть, тебе взять чего-нибудь?

— Да нет:

— Может, "мартини"?

Илья бросил быстрый взгляд, а Боря изогнул левую бровь.

Боря, влипнув стритом в Ромин фул, причмокнул, глядя как тот подвигает к себе его сорок талеров.

— Слышь, Страдзинский, давно хотел тебя спросить: вот ты художник, а беретки не носишь. Оригинальничаешь?

— Тут, Боря, видишь ли, все от таланта зависит, все от таланта: с моим можно носить виртуальную, мне свое ремесло подчеркивать незачем.

Илья тем временем поглядывал на парочку, негромко переговаривающуюся через бильярд. Собственно, угощать и развлекать Анечку было занятием общепринятым, да и в покер Стас просадил уже изрядно. (Каждое лето, приезжая полным радужных надежд, Стас проигрывал несколько сотен и, объявив их мошенниками, больше благоразумно не играл.) Мучаясь загадкой, Илья все же больше склонялся к "нет".

Боря, напротив, склонялся к "да", не слишком, впрочем, заинтересованному. Что до Ромы, то он задавался только одним: "да" или "совсем да"?

Играли все трое виртуозно — многолетний совместный и многозимний раздельный опыт породил недюжинное мастерство.

Однако даже на таком фоне Страдзинский все же выделялся. Он играл осторожно, расчетливо, но в то же время непредсказуемо, едва ли не каждый раз оставаясь в выигрыше. Борю подводило излишнее пристрастие к блефу, а Илье (и не только в покере) мешала страсть к дешевым эффектам.

Лет семь-восемь назад, в начале их картежных баталий, через стол, случалось, проходили весьма чувствительные тогда суммы — теперь же проигрыш или выигрыш затрагивал скорее самолюбие, чем бумажник. Ну и, во всяком случае, и покерные, и бильярдные прибыли, в конечном счете, с избытком оседали в Диминой кассе.

Света и Калью разделились у входа в бар. Он, высокомерно кивнув, двинулся к стойке, она, улыбаясь, (видимо, умело задрапированной полноте) подсела к ним.

— Светлана, только один вопрос, — прочувственно заговорил Илья. — Ты не могла себе найти любовь постарше?

— Ребята, я вас прошу, не трогайте его.

— Без проблем, кому он нужен.

— Здравствуйте. Во что вы играете? — Калью сжимал в руках два бокала с изумрудным ликером — сладкой и липкой пустяковиной.

— В покер, — с тоской ответил кто-то.

— Вы что играете на спички? — указал он на разбросанные палочки разноцветных головок.

— Нет, это фишки, — терпеливо разъяснил Боря.

— А у нас в Ревеле играют настоящими фишками.

— Да ну? — несколько иронично отозвался Страдзинский.

— Послушай, Калью, — вступил в беседу Илья, — а правду говорят, что Ревель теперь культурный центр Европы?

— Это еще не вполне совсем так.

— Калью, а не хочешь с нами сыграть? — Боря, как и всегда, лишних слов не тратил.

— Конечно.

"Да, парень, выйдет тебе это в талеров двести", — подумал Рома.

— Ну, смотри, — ласково сказал он, стараясь не встречаться глазами со Светой, — меня, кстати, Боря зовут.