Николай Лейкин - Деревенская прелестница Страница 11

Клавдія, какъ и другія женщины, работаетъ босая. Сапоги висятъ тутъ-же, привѣшенные къ столу, а сама она скользитъ и топчется голыми ногами по то и дѣло падающей со стола, въ видѣ остатковъ, топкой глинѣ. Около ея стола, деревянное ведро съ водой и ящичекъ съ мелкимъ бѣлымъ пескомъ, которымъ она присыпаетъ и руку, и форму. Клавдія разстилаетъ ряды изготовленнаго кирпича и мурлыкаетъ себѣ подъ носъ какую-то пѣсню. По временамъ, выложивъ полку кирпичемъ, она останавливается, потягивается, распрямляетъ свои члены и опять принимается за работу. Работа кипитъ.

Вдругъ Клавдія увидѣла вдали хозяйскаго племянника. Флегонтъ Ивановичъ бѣжалъ по направленію къ ней, лавируя между шалашами-сушильнями, перепрыгивая черезъ лежавшія на землѣ полки съ кирпичемъ-сырцомъ, почти не отвѣчая на поклоны работающихъ у столовъ порядовщицъ. Къ Клавдіи онъ подбѣжалъ, совсѣмъ запыхавшись.

— Здравствуй, — сказалъ онъ, останавливаясь и обдергивая бѣлую русскую рубашку съ вышитымъ цвѣтной бумагой подоломъ и косымъ воротомъ. — Слава Богу. что сдержала слово и вышла сегодня на работу.

— А когда-жъ я лукавила? Какая мнѣ корысть лукавить? — спросила она и заговорила:- Не подходите близко ко мнѣ, не подходите. И такъ на меня всѣ порядовщицы, какъ воронье, уставились и смотрятъ.

— Ну, хорошо, хорошо. А что охотники? — задалъ онъ вопросъ.

— Да чему-же быть-то? — пробормотала она, не оставляя своего дѣла. — Вчера пьяные напились, а сегодня, когда я ушла на работу, еще спали.

Онъ сѣлъ на лежавшія передъ столомъ Клавдіи три бревна, тяжело вздохнулъ и сказалъ:

— Ахъ, Клавдинька, Клавдинька! А какъ я черезъ это самое плохо спалъ-то!

— Что-то не похоже, — отвѣчала она. — Глаза заспанные.

— А это оттого, что я сегодня не умывался. Не успѣлъ. Проспалъ… Подъ утро, разумѣется, заснулъ, проснулся и первая мысль о тебѣ. Сейчасъ сюда.

— Все ревновалъ?

— Да какъ-же не ревновать-то! Про тебя какіе слухи ходятъ!

— А ты вѣрь больше. Будешь вѣрить всему, такъ выйдетъ съ тобой то, что съ учителемъ вышло.

— А что съ нимъ вышло?

— Да свихнулся. По моему, его на цѣпь сажать надо. Онъ вчера приходилъ ко мнѣ днемъ, такъ я не знала что и подумать. Глаза по ложкѣ и говоритъ не можетъ. Задыхается. Насилу выпроводила его.

— Ну, влюбленъ, значитъ. Такъ какъ-же мнѣ не ревновать-то? — грустно сказалъ Флетонгъ Ивановичъ, додумалъ немного и спросилъ:- А что, Клавдюша, еслибы я твоему отцу сталъ платить восемь рублей въ мѣсяцъ, какъ будто за собакъ, тѣ-же восемь рублей, что охотники платятъ, пересталъ-бы твой отецъ принимать къ себѣ охотниковъ?

Клавдія улыбнулась, но на вопросъ не отвѣчала.

— Ты къ охотникамъ не ревнуй, а ревнуй къ другому, — сказала она, — Вотъ вашего приказчика я совѣтовала-бы тебѣ сократить, а то онъ очень ужъ ко мнѣ подлѣзаетъ.

— Нашъ Ананій? Да что ты!

— Вѣрно, вѣрно. Предлагаетъ мошенничать съ нимъ насчетъ кирпича и ужъ прямо говоритъ, чтобы я его полюбила.

— Вотъ мерзавецъ-то! Сегодня-же обуздаю его. Я знаю, что я ему сдѣлаю, я ему такую свинью подпущу, что онъ во вѣкъ не забудетъ.

— Пожалуйста, — продолжала Клавдія — Да и помощнику-то это тоже нашлепку.

— Какъ? И тотъ! — вспылилъ Флегонтъ Ивановичъ.

— Проходу не даетъ. Тутъ какъ-то въ сѣняхъ конторы такъ облапилъ меня, что просто срамъ. Ну, конечно, я его кулакомъ по зубамъ. А все-таки.

— И это обуздаю. Непремѣнно обуздаю.

— Ну, то-то. А насчетъ охотниковъ брось ревновать. Ну, что они?? Пьяные люди и больше ничего, — закончила Клавдія.

— Даже я сейчасъ пойду въ контору и примусь за Анашку, — сказалъ Флегонтъ Ивановичъ и поднялся съ бревенъ. — Напьюсь чаю дома… Я еще чаю не пилъ. Напьюсь чаю и сейчасъ за Анашку… Я его, подлеца, оштрафовать могу, — прибавилъ онъ и спросилъ:- А сегодня къ тебѣ вечеромъ можно?

— Конечно-же можно. Да перетащи еще два бревна.

— Бревна-то у насъ мѣченныя. Ну, да хорошо.

— И медку, голубчикъ, сотоваго баночку. Вѣдь у васъ его много.

— Много-то много, да ключи-то отъ кладовой у тетки припрятаны. Ну, да ладно, какъ нибудь.

Флегонть остановился и почесалъ затылокъ подъ фуражкой.

— Вѣдь вотъ бревна-то я вчера перетащилъ къ вамъ черезъ Анашкина помощника, такъ какъ его ругать-то за тебя будешь? — сказалъ онъ. — И сегодня, если будемъ переправлять къ вамъ бревна, тоже черезъ него.

Флегонтъ Ивановичъ медленно сталъ отходить отъ Клавдіи.

— Прощайте! Жду вечеромъ! — проговорила та ему вслѣдъ.

XV

Дня черезъ три Клавдія опять работала на заводѣ. Была суббота, день разсчета. Разсчетъ начали производить часовъ съ пяти вечера. У избы въ три окна съ вывѣской «контора» толпились рабочіе съ разсчетными книжками въ рукахъ. Были тутъ мужчины и женщины. Одни входили въ контору, другіе выходили изъ нея. Нѣкоторые изъ рабочихъ выходили изъ конторы, держа книжку и деньги, въ какомъ-то недоумѣніи или, лучше сказать, отупѣніи, останавливаясь, шептали что-то, считали по пальцамъ, считали деньги, заглядывали въ книжку и все-таки ничего не понимали. Каждый безграмотный считалъ себя обсчитаннымъ. Одинъ мужикъ въ пестрядинной рубахѣ и розовыхъ ситцевыхъ штанахъ, босой и съ головой, обвязанной тряпицей, сѣлъ на дворѣ конторы на землю, наломалъ прутиковъ и сталъ ихъ раскладывать по подолу рубахи, стараясь хоть этимъ путемъ постигнуть правильность произведеннаго ему денежнаго разсчета, не правильно все-таки не выходило. Явились толкователи. Это были, по большей части, молодые грамотные парни, не считавшіе себя обсчитанными, и имъ не вѣрили.

Клавдіи тоже нужно было получить за работу нѣсколькихъ тысячъ кирпичей, и она пришла къ конторѣ. Она уже протискалась въ сѣни, но тамъ, носъ съ носомъ столкнулась съ приказчикомъ Ананіемъ Трифоновымъ. Тотъ, даже не поклонившись ей, сказалъ:

— Какъ хочешь, а полторы тысячи того сырца, по которому собака бѣгала, я отъ тебя принять не могу. Собака его попортила. Не приму.

— Ну, это мы еще посмотримъ! — гордо вскинула голову Клавдія.

— Посмотримъ или поглядимъ, а принять не могу. Собакой потоптанъ. Я такъ и хозяину сказалъ. Да-съ… Кромѣ того, на тебя будетъ штрафъ въ рубль серебра.

— Штрафъ? Вотъ это новость! Посмотримъ. За что-же это штрафъ-то, если я на задѣлѣ?

— А за неправильныя хожденія на работу — вотъ за что. Да-съ… Ужь коли мы тебя приняли на заводъ, то, обязана ходить правильно, а не слоновъ водить по понедѣльникамъ. А то денъ придешь, другой не придешь, а намъ черезъ это убытокъ. Кирпичъ-то, знаешь, нынче въ какой цѣнѣ? Да главное, что онъ нарасхватъ. Ты не придешь на работу — твой столъ стоитъ порожнемъ, а на немъ-бы могла работать правильная порядовщица. Да-съ…

Съ Клавдіей шли двѣ порядовщицы — блондинка Малаша и Перепетуя. Слыша этотъ разговоръ, онѣ тотчасъ-же откликнулись.

— Правильно, Ананій Трифонычъ, правильно… Такъ ее и надо… — сказала Малаша.

— Ну, что ей рубль штрафа! — возразила Перепетуя. — Рубль штрафа заплатитъ, а пятерку съ охотника возьмемъ,

— Молчите, вѣдьмы! — огрызнулась Клавдія, пропустила ихъ въ контору и сказала приказчику:

— Ахъ, ты подлецъ, подлецъ! По настоящему въ мочалку твою слѣдовало-бы тебѣ наплевать, да слюней на тебя, мерзавца, жаль.

Ананій Трифоновъ подмигнулъ ей и произнесъ:

— Кабы вы для насъ были, то и мы для васъ были-бы, а то ты нами гнушаться вздумала, да еще хозяйскому племяннику нажалилась.

— Не только хозяйскому племяннику, а даже самому хозяину сейчасъ скажу, только посмѣй кирпичъ не принять или про штрафъ заикнуться.

— А что-жъ? Жалься и самому хозяину. Про что ты жалиться будешь? Про то, что я тебя щипнулъ два-три раза, такъ что-жъ изъ этого? Здѣсь у насъ кирпичный заводъ, а не монастырь. Ты про меня жалиться будешь, а я хозяину про его племянника разскажу. Все разскажу… Какъ онъ къ тебѣ ходитъ чаи распивать, какъ онъ по ночамъ къ тебѣ бревна и доски перетаскивалъ. Все, все…

Когда Клавдія услыхала такую угрозу, ей пришлось смириться. Она умолкла и принялась за хитрость.

— Да чего ты хочешь отъ меня, я не понимаю, — сказала она приказчику. — Хочшть, чтобъ я тебя чаемъ угостила? Ну, приходи завтра. Завтра воскресенье, ну и приходи. Только приходи днемъ, а не вечеромъ. Вечеромъ можешь съ Флегонтомъ Иванычемъ столкнуться.

— Ага! Угомонилась? Ну, то-то… — подмигнулъ Ананій Трифоновъ. — А что ежели насчетъ лѣсу, то приказчикъ всегда тебѣ лѣсу больше дать можетъ, чѣмъ хозяйскій племянникъ. Гвоздь. пакля, стекла — это все у насъ. Эдакая вѣдь шаршавая! — прибавилъ онъ, улыбнувшись, и ужъ ласково хлопнулъ Клавдію по спинѣ. — Иди, иди, хозяинъ безъ вычета разсчитаетъ, — кивнулъ онъ на дверь конторы.

Клавдія получила ужь разсчетъ и выходила изъ конторы, какъ вдругъ натолкнулась на своего братишку, Панкратку. Тотъ былъ безъ шапки, запыхавшись, держалъ въ рукѣ письмо и говорилъ: