Александр Амфитеатров - Пять пьес Страница 11

Добрыня (выступает вперед).

Великий князь!Ты ведаешь, что мы с твоей княгинейНе из друзей, что всяческое злоДруг другу мы усердно измышлялиСемь полных лет, – и все же я скажу:Нельзя ее казнить!

Пyтята.

Что правда правда!

Добрыня.

Взята она убийством и грозой,Оставлена без племени и рода, –С чего бы ей добра тебе желать?Однако, ты смирил ее. Ведь бабийКороток ум, а память что вода:Следа не держит долгого. РогнедаТебя ласкала, сына родила,Потом другого, к детям привязалась,Да и тебя, отца их, полюбила.А ты на запоздалую любовьОтветил ей остудой, да изменой!

Владимир.

Не сам ли ты смущал меня, Добрыня?

Добрыня.

Что делает Добрыня, перечтешь,Когда судить Добрыню будешь: так-то,Надежа-князь! Теперь Рогнеду судим, –О ней и будет речь. Что говорить!Не без вины я, точно, в этом деле,Досадовал, что ты свою дружинуНа женину указку променял, –Вот и смущал! А ты не поддавался б,Когда любил!

Владимир.

Эх, дядя!

Пyтята.

Даже песИ тот кусаться станет, коль из пастиКусок последний вырвешь y него.А женщина, хоть прока в ней немного,Все ж не собака, человек. Одно,Хорошего что было y Рогнеды,Любовь свою похитил ты. КазнисьЗа это сам.

Добрыня.

Когда бы не остуда,Не подняла бы на тебя ножаОна, не то, что ради Рогволода,А хоть Оден ей с неба прикажи!

Вышата.

А я скажу: остуда-то остудой,Но, будь ты вовсе чистым пред женой,И то простить советую. ИмеетДочь право мести за отца.

Богатыри.

Прости,Прости ее, надежа-князь.

Владимир (встает с поклоном).

ПокоренЯ вашему решению. Рогнеда!Свободна ты.

Рогнеда.

Но не жена твоя?

Владимир.

Я видел нож в руке твоей, ты знаешь

Мою остуду.

Сгинуло доверье,Любовью нас дарившее. Прости!Даю тебе родной твой город Полоцк:Да будет он уделом твоемуСпасителю, сынишке Изяславу…Когда б не он, мой первый строгий судСвершился бы… будь благодарна сыну!

Рогнеда (кланяется богатырям).

Спасибо вам за милостивый суд,Дружина богатырская! Не радостьМне жить, да и не радость умиратьОпальною женой. Другая станетКнягиней вашей… Кто же защититьМоих детей от мачехи ревнивой?

(Обнимает Изяслава).

Пойдем, мой сын, мой Изяслав, в лесаРодимые мои, к Двине широкой!Я сберегу твой княжеский уделОт ворогов, навстречу нам грядущих,И выростешь ты грозен и велик,Как грозен был твой дед неотомщенный.

Владимир (растроганный, мягко).

Княгиня…

Рогнеда.

Нет, княгиня умерлаИ вместе с ней угасла жрица мщеньяИ грешная любовница твоя,Мой добрый князь. Несчастная РогнедаОтныне! только мать!.. Прости!..

Низко кланяются, друг другу. Рогнеда, опираясь на Изяслава, медленно удаляется. Богатыри расступаются перед ними с почтительными поклонами. Ингульф встает со скамьи, делает несколько неверных шагов к Рогнеде, но, потеряв силы, падает к её ногам.

Рогнеда.

Ингульф!

Ингульф.

У ног… y ног твоих последнийМой вздох хочу Одену передать…Прости!.. всю жизнь любил…

(Забывается).

В глазах темнеет… Туман… У ног твоих…

(В бреду).

А! вот она!Валькирия, свершительница смерти!Смеется… как похожа на тебя!..Лети! готовь мне место на ВалгаллеБлиз Рогволода! Я иду… иду…

Опираясь на руку Рогнеды, поднимается во весь рост и обводить окружающих грозным взором.

Рабы! почтите викинга!

Падает.

Рогнеда. (Склоняется над трупом).

Ингульф!

Отравленная совесть

Драма в 4-х действиях

К представлению дозволена. Петербург, 31 июля, 1897 г. № 0915 (в первой редакции) и 27 октября того же года во второй редакции, печатаемой в настоящем втором издании пьесы. Написана в 1891-96 годах. Впервые поставлена на сцену в Москве в театре Корша (по первой редакции) и 8-го января 1898 года в Петербурге в Малом театре Литературно-Артистического Кружка, по второй редакции.

ПОСВЯЩАЕТСЯ

Гликерии Николаевне Федотовой

Действующие лица.

Степан Ильич Верховский, директор банка, 56 лет.

Людмила Александровна, его жена, 36 лет.

Митя, 17 лет.

Лида, 16 лет.

Яков Иосифович Ратисов, действительный статский советник, не служит, 48 лет.

Олимпиада Алексеевна, его жена, 39 лет; по первому браку, мачеха Людмилы Александровны.

Андрей Яковлевич Ревизанов, 44 лет.

Петр Дмитриевич Синев, судебный следователь, дальний родственник Верховских, лет под 30.

Аркадий Николаевич Сердецкий, литератор, 48 лет.

Леони, наездница.

Горничная.

Человек в гостинице.

Действие в Москве, в восьмидесятых годах[24].

Действие I

Гостиная в доме Верховских. Богатая обстановка.

Людмила Александровна одна перед зеркалом. Входить Олимпиада Алексеевна Ратисова.

Олимпиада Алексеевна. Скажите пожалуйста! Любуется!

Людмила Александровна. Липочка!

Олимпиада Алексеевна. Здорова? что дети? Степан Ильич? Впрочем, по лицу вижу, что все благополучно. Ведь ты, когда в дом не ладно, сама на себя не похожа. А сегодня совсем в аккурате и даже перед зеркалом вертишься.

Людмила Александровна. Начались милые выражения.

Олимпиада Алексеевна. А ты ко мне снисходи. Не всем же быть сшитыми по твоей кройке. Ты y нас одна в империи. Мой супруг, – на что дурак! – и тот говорит о тебе не иначе, как самым высоким штилем. Я советую тебе за него замуж пойти, если с ним разведусь, а твой Степан Ильич, сохрани Бог…

Людмила Александровна. Липа, не болтай вздора.

Олимпиада Алексеевна. Не могу, это выше сил моих. Как вышла из института, распустила язык, так и до старости дожила, а сдержать его не умею.

Людмила Александровна. А ты уже записалась в старухи?

Олимпиада Алексеевна. По секрету, милая. Нам с тобой нечего чиниться друг перед другом, обеим по тридцати шести.

Людмила Александровна. Ой, Липа! Как же это? Мне-то, действительно, тридцать шесть, а ведь ты старше меня на три года!

Олимпиада Алексеевна. Да? Ну, значит, с нынешнего дня будет тебе тридцать три, потому что я больше тридцати шести иметь не желаю. А, впрочем, не все ли равно? Разве годы делают женщину? Лета c'est moi! Кто мне даст больше тридцати? О тебе же и речи нет. Помню тебя девочкою: красавица была; помню барышней – тоже хоть куда. Замуж вышла, пошли дети, – подурнела, стала так себе; а теперь расцвела, прелесть, и только. Впрочем, зеркало перед тобою.

Людмила Александровна. X-а-ха-ха!

Олимпиада Алексеевна. Нечего смеяться, правду говорю. А если не веришь на слово, что мы еще можем постоять за себя, вот тебе документа.

Людмила Александровна. Что такое?

Олимпиада Алексеевна. Billet doux. Так это называется. «Обожаемая Олимпиада Алексеевна! Давно скрываемое пламя любви»… и прочая, и прочая. Сегодня получила. И ему двадцать два года. Нет, старая гвардия умирает, но не сдается!

Людмила Александровна. Любовная записка? Вот чего я никогда не получала. Покажи.

Олимпиада Алексеевна. О, невинность!

Людмила Александровна (возвращает письмо). Глупо-то, глупо как!

Олимпиада Алексеевна. Это тебе с непривычки. А мне ничего, даже очень аппетитно. Я ведь специалистка, всю жизнь провела за этою корреспонденцией. И теперь пишу.

Людмила Александровна. Вот как.

Олимпиада Алексеевна. Право, пишу. Особенно артистам, которые в моде.

Людмила Александровна. И отвечают?

Олимпиада Алексеевна. А что им еще делать-то?

Людмила Александровна. А муж как смотрит на твои подвиги?

Олимпиада Алексеевна. Очень он мне нужен. Состояние мое и воля моя. Попутала меня нелегкая с этим браком.

Людмила Александровна. Если не любишь Ратисова, зачем вышла за него? Кто неволил?