Кнут Гамсун - Последняя глава Страница 11

Он берет ее руку и она произносит:

— Покойной ночи! Доброго сна!

Нет, не в том дело. Он желает остаться с ней и дольше, увести ее в свою собственную комнату.

Этого она не хотела.

Но ведь ночь будет такой долгой для него, такой безотрадной, какой-то бессонной пустыней. И, знаете ли, он велел подать к себе в комнату вина, они могут продолжить беседу за вином.

— Спасибо, но только не сейчас! Нет, спасибо! Нельзя ли ему в таком случае пойти с ней в ее комнату?

Они могли бы посидеть там. А то ведь ночь такой длинной будет!

— Нет, — покойной ночи, — говорит она. — И вам тоже спать следует. Но, впрочем, я могу проводить вас и снять с вас сапоги.

— О, тысяча благодарностей! Вы слишком любезны. Войдя в комнату, они из предосторожности говорят оба шепотом, но она не позволяет ему закрыть дверь на ключ.

— Это ведь только для того, чтобы служанкам не давать повода заглянуть в комнату, — объясняет он.

— Да, но ведь я сейчас же уйду. Ну, садитесь же! Она развязывает шнурки его сапог и на мгновение замирает в изумлении — в чем, может быть, и заключался его умысел: этот важный барин носил шелковые носки и, насколько она понимала, очень дорогие шелковые носки. Чтобы дать себе время справиться со своим изумлением, она говорит равнодушным тоном:

— Вы носите слишком тонкие носки для здешних гор.

— Вы думаете?

— Да. Здесь нужно носить шерсть. Ну, вот, остальное вы можете сами сделать.

Она поднимается, идет к дверям и исчезает.

ГЛАВА IV

По прибытии в санаторию, адвокату Робертсену приходится многое регулировать в ходе дел. Здесь нужно подбодрить, там дать совет. Его терпению и благодушию находится здесь применение. Он был так любезен, что лишь изредка применял свою власть.

Первою, о ком он осведомился, была миледи. Да, спасибо, она чувствовала себя хорошо. Это была важная, недоступно державшаяся дама, читавшая английские журналы, купавшаяся, совершавшая небольшие прогулки со своей переводчицей, девушкой-норвежкой, встававшая с постели в полдень и обедавшая отдельно в восемь часов вечера.

По-видимому, она чувствовала себя здесь отлично. О, у миледи было, конечно, также кое-что на душе. Больна она не была, но ее служанка рассказывала, что по временам она плакала и приходила в мрачное настроение. Так что, верно, и миледи в чем-нибудь не повезло.

— Счет-то ее порядочно-таки вырос, — сказала заведующая.

— Так? Великолепно! — ответил адвокат Робертсен. — Чем больше, тем лучше.

С этим делом он покончил, можно сказать, мимоходом. Другие оказывались гораздо более запутанными. Доктор рассказывал ему о Самоубийце. Но этого чертова Самоубийцу напала опять меланхолия: зачем ему вставать с постели, зачем одеваться, зачем есть, говорить, передвигать ноги? Ведь рано или поздно ему предстоит умереть. В другое время он обычно бывал в прекрасном расположении духа и даже мог катать шары в кегельбане. Человек он был аккуратный и счета свои оплачивал.

— Да, в таком случае я не вижу, что еще мы можем сделать для него — говорит адвокат.

Доктор отвечает, что, конечно, ничего они сделать не могут. С другой стороны ведь он порою опять начинает носиться со своими дурацкими идеями и высказывать намерение покончить с собой. Никогда нельзя быть уверенным.

— Покончит ли он с собой здесь или в другом месте — выходит в общем одно и то же. Таково мое мнение. Но он может повредить санатории.

— Вот именно, — отвечает доктор. — Если он сделает это всерьез, то это смутит гостей, и наша санатория потеряет репутацию.

— Сами-то вы верите в то, что он повесится?

— Не в то, быть может, что он именно повесится. Это сомнительно. Есть ведь другие возможности. Сам он носится с идеей изобрести какой-то необыкновенно утонченный способ смерти.

— Как это?

— А, все это одна болтовня. Самоубийство кажется ему стоящим ниже убийства. Поэтому нужно, мол, изобрести свой особый способ самоубийства.

— Он так говорит?

— Нечто в этом роде. Изобретя его, он поднимется на одну высоту с убийством.

Оба, и доктор и адвокат, смеются, смеются естественным смехом понимающих друг друга людей.

Согласились оставить этого курьезного типа еще на некоторое время в санатории, и посмотреть, что из этого выйдет.

Следующим попал на обсуждение его закадычный приятель, Антон Мосс, человек с сыпью. Не особенно-то приятно было его видеть разгуливающим здесь.

Его физиономия отнюдь не украшала собою веранду или столовую, но он не причинял никому никакого вреда, а прочие пациенты не выказывали намерения перебраться из-за него в другое место. Инспектор Свендсен ценил его очень высоко за то, что тот мог иной раз помочь ему вечерком в ведении книг, а попозже составить маленькую партию в карты, когда кто-либо из гостей выразит на то желание.

Один за другим, санаторские пациенты были подвергнуты обсуждению и оценке, и адвокат остановился опять на миледи, супруге английского министра: онато как, недурно пока себя чувствует?

О, да. Доктор дал ей и мышьяковые пилюли для возбуждения сил, и порошки от бессонницы. Душевно она не совсем здорова. Доктор не раз был призван к ней и вынес известное впечатление от ее состояния: один раз как-то она была возмущена тем, что санаторский почтальон стоял перед ней в шапке, в другой раз она разгневалась из-за какого-то белья, вывешенного для сушки так, что но было видно из ее окон. Ни один из этих пустяков не был ведь таким важным событием, и больше не повторялся В общем же миледи была покладистым гостем, держалась особняком, гуляла всегда в сопровождении своей горничной и никого не беспокоила. Когда для доктора Эйена становилось затруднительным объясняться с ней, в беседу вступала переводчица, и все шло прекрасно. Эта норвежская девица мастерски переводила ее ответы. В общем же, большей частью, сама миледи вела разговор: она сказала, что это нижнее белье и эти простыни на веревках прямо-таки заставят ее поседеть. В другой раз как-то при случае она объяснила, почему она лежит в постели до обеда. Это потому, что утренний свет положительно резал ей глаза, что-то резкое, кричащее есть в нем. О, это так жестоко! «Вы представьте себе только, доктор, утро после бала: прелестный вечер, знойная, опьяняющая ночь и — проснуться на утро при дневном свете».

— Что касается общего состояния ее здоровья, то она сама вполне сознает, что оно в упадке. Она переутомлена, но она отнюдь не собирается умирать. Она улыбается, говоря: «Умереть? — это так непохоже на меня».

— Интересовалась она музыкой? — спрашивает адвокат.

— Напротив того, она совсем не пожелала музыки. Не в том смысле, чтобы она хотела запретить другим гостям наслаждаться музыкой. Но когда пианист Сельмер Эйде спросил было у нее, не пожелает ли она какого-либо особого сорта музыки, например, прослушать что-либо из произведений дворянина и англичанина Сюлливана, то получил в ответ, что она совсем не желает музыки. Так что в таком случае Сельмеру Эйде нечего здесь делать больше, — заключает доктор. — И этот Эйде, нужно сказать, бродит теперь здесь крайне недовольный, хотя и живет за половинную плату.

— По-моему мнению, — говорит адвокат, — Эйде очень полезен здесь. Мы имеет то преимущество перед другими санаториями, что у нас есть постоянный музыкант для гостей. Вы согласны со мной, не правда ли?

— Да, — поддакивает доктор. — Для этого, ведь он и был здесь.

Адвокат Робертсен протянул ноги и сказал:

— Я уже рекламировал, что у нас свой музыкант. Это будет помещено на днях в газетах.

Доктор улыбнулся, кивнул головою и выразил свое почтительное удивление. И адвокат расхвастался еще более:

— Мы сделаем Торахус фешенебельным местом, первоклассным курортом. Устроить все это — интересная работа. Не правда ли, ведь чувствуется удовлетворение, когда в результате твоей работы видишь прогресс и процветание. На мне лежит практическая сторона дела, вы вносите в него свои знания. Дело у нас пойдет!

— Конечно, пойдет.

— Да, переходя совсем к другому: я не мог никак найти миледи в готском календаре.

Доктор спросил наивно:

— Ну да, там ее нет! Так что ж?

— Ну да, в этом-то вы правы, что в том? И следа нет! Адвокат развивает свою точку зрения также и по поводу этого вопроса: во всяком случае она жена министра, он даже поместил в газетах: «принцесса». Они должны использовать пребывание миледи в Торахусе, — оно несомненно оплатится. «Принцесса такая-то с прислугою». Газеты были очень предупредительны. Если бы только можно было что-нибудь еще сделать для нее, такое особенное. Нельзя ли было раздобыть для нее крестьянскую свадьбу с поваром, скрипачом и национальными костюмами?

Доктор сомневается, чтобы это могло прельстить миледи. Она совсем не интересовалась здешними людьми, из нашей страны.