Ксения Букша - Inside out (Наизнанку) Страница 11

- Я, - сказал Бакановиц, поднимая на Маккавити свои ясные от страха глаза, - понимаю только одно: нам надо немедленно договориться. Эмоции не должны мешать принятию правильных решений...

- Умный очень! - промолвил Маккавити. - Вот терпеть не могу всяких пафосных типов! - он развернулся, здоровенный, рыжий и драчливый, и ткнул своим толстым пальцем прямо банкиру между глаз. - Всегда вас имел, имею, и буду иметь!..

- Самое интересное, - сказал Лефевр, посмеиваясь, - что никакого русского, по правде говоря, вообще нет. Как и водяного топлива, естественно. Как вы в это поверить-то смогли, я не понимаю.

- Вы школу кончали? - поддел Маккавити. - Физику там учили?

Сам он, впрочем, никакую школу не "кончал", а работал с детства на кукурузных плантациях и бродяжничал.

- Я лично в школе учился, - праведно заметил Элия Бакановиц. - А вот как он - не знаю!

- Выдохните, господин Серпинский, - посоветовал Маккавити. - Я давно за вами наблюдаю. Вы вдохнули, а выдыхать не желаете. Эдак и разорвать может, знаете ли. Или еще можно пернуть.

- Я тоже учился, - оправдался Серпинский, от сдерживаемого гнева густо багровея и становясь еще страшнее. - А Бакановиц в пятом классе имел по математике - знаете, что?..

- Ага-а! - заверещал торговец. - А кто в три года отгрыз у игрушечной собачки неприличное?..

- А кто воровал конфеты у бабушки из буфета?

- Ну, знаешь, уж кто бы говорил про бабушку!..

Они сидели перед Лефевром и Маккавити и клепали друг на друга, и клеветали, как два пацана в школе, как две бабы на базаре. Маккавити знал, почему: они хотели снизить суммы штрафа себе и увеличить - другому. Это была увлекательная и интересная игра, но Маккавити поглядывал на часы: через полчаса они договорились с другими сотрудниками отмечать день рождения Лефевра.

- Ну ладно, ладно, - милостиво разрешил Лефевр. - Можете идти, господа. Я понимаю, что у вас много дел. Можете считать, что... э-э... этот энцендент был небольшим встрясом. Стрессом, так сказать.

- Вы, конечно, сволочи еще те, - иронически заключил Маккавити, - зато настоящие мужчины. Не побоялись самих нас. Просто молодцы, да и только.

- И хорошо еще, что это была учебная тревога! - добавил Лефевр, улыбаясь. - Милости просим, заходите еще.

Ответ банкира и нефтяника впервые прозвучал дружно и одинаково.

25

- Ну, теперь можно и день рождения идти отмечать, - промурлыкал Лефевр и потер руки.

- Погоди, - сказал Маккавити. - Там гроза начинается, я пойду кабинет запру, а то сквозняк все бумаги в окно выдует. Без меня начнете - убью!

Маккавити понесся большими скачками к лифту. В лифте он приплясывал и напевал что-то простое, вроде:

What is up and what is down,

Who will buy, and who will sell?

Heaven sometimes covers us,

But sometimes it is hell.

Гром грохотал, багровое солнце погружалось в жуткую дымку. Маккавити заскочил в туалет, проскользнул по кафелю, не переставая напевать, омочил руки в маленьком резервуарчике с жасминной водой, промчался по коридору эх, как мы щас дернем, как мы сейчас выпьем, да как закусим! - в дембельском настроении влетел в дверь, вертясь, как волчок, и напоследок кинул беглый взгляд на экран установки.

И помертвел.

- Лефе-е-евр! - завопил он оглушительно. - А-а-а!!!

Но Лефевр был внизу, далеко. Набирать телефон было слишком долго. Тогда Маккавити выхватил пистолет и пальнул в датчик сигнализации, висевший на потолке. В коридоре затопали, ворвались, забегали, навалились всем миром.

- Что случилось-то? - спрашивали, вбегая.

- Да на... мать их! - крикнул Маккавити. - Они нашли этого русского, понимаешь? Они за каким-то хреном оба вместе его нашли! Он на самом деле существовал, и вот теперь они его нашли, его и его хреново водяное топливо!

Сирена выла оглушительно. Вбежал и Лефевр, а за ним - начальство; они сразу поняли, в чем дело, и отдали необходимые распоряжения.

- Франческа, падла! - орал Маккавити, выпучивая глаза в ярости. - Ты понимаешь хоть, Лефевр, какая она сука! Она же действительно продалась, ты хоть понимаешь?! Они сговорились... с этим засранцем из банка Бакановиц... пока мы не смотрели в установку!!

В дикой ярости Маккавити вцепился в стол, прокорябал на нем десять борозд и слизал с пальцев кровь и дерево.

- Успокойся, - держали его за руки Лефевр и другие, - мы, конечно, оплошали, но все можно поправить...

- Ничего нельзя поправить! - орал Маккавити, выпучивая глаза от ярости. - Вы, падлы, не понимаете, что ничего, ничего, ничего нельзя поправить! Я... думал... она свободная, как я!.. А она оказалась такая же шлюха, как вы!.. Как все!.. Она...

На этом месте рыжий мистер Маккавити побагровел, из ушей и носа у него хлынула кровь, и он повалился наземь, как сноп. Его поспешно утащили, по дороге громко призывая доктора.

- Взрываем Бакановица вместе с банком, Серпинского вместе с его конторой, - сказал начальник, брезгливо глядя на всю эту истерику. - Лефевр, вы, я надеюсь, справитесь. Туда, к русскому, посланы люди, передайте им, чтоб окружили дом... В эту Франческу много напихано аппаратуры?

- Тысяч на пятьсот, - вздохнул Лефевр. - Техники клялись, что она абсолютно надежна, но вот, видите...

Лефевр развел руками.

- Ничего, - сказал начальник каким-то странным голосом, - денег не жалко. С этим надо покончить.

- С чем? - переспросил Лефевр.

- Со всем.

26

Затянулась петля вокруг заброшенного завода, гаркнул в громкоговоритель тот, кому было поручено отрядом командовать:

- Дом окружен! Выходите по одному! Сдавайтесь добровольно, чтобы нам не пришлось извлекать вас оттуда силой! Русскому физику предлагается захватить с собой образцы своего топлива для передачи правительству округа в безвозмездное пользование!

Но все тихо было в здании, среди сумрака предгрозового чернели пустые окна обоих этажей. Гром бабахнул опять, а вслед за этим наступила мертвая тишина.

- Эй! - разорялся командир. - Выходите, последнее китайское предупреждение!

Он косился в кусты, и поправлял автомат на брюхе, и неспокойно было у него на душе. Шли минуты, ничего не происходило, только гуще становилась тьма, да ближе грохотала буря, находившая со стороны океана.

- Приготовиться к штурму, - сказал командир в замешательстве.

Ему было страшно, как бывает страшно во сне. Под кустами что-то шевелится. Ноги не слушаются. Голова клонится долу, тяжкая. Душно стало. Изумруды пылали в небе.

- Готовсь! - в ужасе прокричал командир.

Но он не услышал собственного голоса. Вместо речи из горла лезли какие-то черные мухи. Деревья склонились над ним и впились корнями в его ноги, так что командир не мог сделать ни шагу. Кусты заглядывали ему в лицо. Начался порывами ужасный ветер, налетел дождь, и командир увидел, что те, с кем он пришел, снимают с плеч автоматы с очевидной и жуткой, невообразимой целью.

Страшным визгом завизжал командир, вскинул автомат и успел еще прошить очередью несколько солдат, а потом умер стоя, и, оцепенев, ткнулся в песок. Он не видел, что те, с кем он пришел, стреляют друг в друга, с остервенением, тараща друг в друга свои три глаза, черные, бешеные. Ужасом наполнился лес. Пробежать три шага по черному песку и повалиться в собственный скрипучий след. Не опомниться, так била волна соленая, без разбегу, без промаху, без такту и удержу, сносила автоматные очереди, которые все, кто был там, пускали друг другу в горло, прошивали ноги, перешибали прикладами спины. Молния шарахнула по зыбкому строению, и вслед за этим, вместо грома, кто-то выбежал, кто-то закричал. Со стороны завода несся нечеловеческий рев. В наступившем сумраке было видно, как лучи прочеркивали застывший лес. Нет, не жить вам больше, не помогли заборы, расползлась отрава ненависти. Ибо мир един, как ни строй высокие стены, как ни накручивай на них колючую проволоку, какой ток ни пропускай по ней. Всех уморить, самим умереть, с дрожью и воем нетерпения, кинуться, перегрызть, захлебнуться. Не замечая смерти - ни своей, ни чужой. И стало так; и дождь лупил отвесно вниз. Дрожали поляны, крошились батоны, рушились башни от грохоту того неуемного, от пустоты той невыносимой.

27

И над тем над миром летела со скоростью света моторная лодка, заправленная водяным топливом. В лодке сидели трое. Внизу, под ними, кипел кромешный суп бури и войны. Оттуда несло гнилью и смрадом. По временам снизу долетал какой-нибудь предмет: то гигантская и жирная консервная банка с ужасными зазубренными краями, то чудовищный, перезрелый арбуз, то опасная острая вилка с человека ростом.

Но там, наверху, только чистое солнце стояло в зените, окруженное радужной сияющей дымкой, похожей на мокрый полиэтиленовый пакет.