Сергей Каледин - Записки гробокопателя Страница 11

- Я иду в свою школу, - предложила Мири, - Пашка едет с Васиным смотреть дом. Потом Пашка идет лежать в военную турму. Два года.

Пашка рыдал, но за деньгами, гад, не шел.

- Пашка, не доводи мать, - не выдержал Петр Иванович. - Отдай бабки. Не отдашь, ей-Богу врежу. Непосредственно.

Пашка взвился. От такой несправедливости у него даже слезы высохли.

- Васин! - вскричал он. - Скажи мне, Васин. Я ношу тебе холодное биру на крышу? Соленые чипсы, горячий картофель и матрас с сигаретами? Я хочу сегодня носить для тебя тяжелые чемоданы. Я прошу тебя, Васин, не ходи в мою личную жизнь!..

- Черт вас разберет... - Петр Иванович махнул рукой и побрел на кухню.

- Алка, - робко подал голос Мишка, - опоздаю, у меня сегодня кафедра.

- Мири, - тихо сказала Алка, - я могу умереть. Я не шучу. У меня нет больше сил вас разнимать.

Мири, демонстративно не слушая ее, окликнула Петра Ивановича:

- Васин! Я уезжаю с тобой в Москву. Я решиля, - и, обернувшись к матери, сообщила: - Патроны в помойке.

Пашка вывалил помойное ведро на каменный пол кухни: масло от шпрот, остатки соуса, окурки, недопитый йогурт... С урчанием он извлек из общей пакости магазин с патронами и, подвывая от счастья, стал бережно омывать его над раковиной.

- Ты забыл отдать сестре деньги. - Алка отобрала у него рожок, вытерла его вафельным полотенцем и машинально сунула в сушилку с тарелками. - Деньги верни.

Пашка побрел к себе в комнату. Мири спокойно с ранцем за плечами ждала, когда он принесет награбленное. Пересчитала деньги, открыла дверь и уже с лестничной клетки влепила Пашке ногой поддых. Пашка с воплем завалился на пол.

Петр Иванович, хотя и сидел перед открытым чемоданом, в зеркале углядел финал. И даже головой покачал.

- Надо же: третий год всего в каратэ, а наловчилась! - Он перебирал инструменты. - Рубанок взял, зензюбель забыл. Ладно, прикупить придется. Ты, Павел, чем лежать, вставай помаленьку. Ехать пора. И не вой, ты свое заработал по-честному, как коммунист. В чем поедешь, в военном или гражданке? Лучше военное, у вас вояк уважают.

Пашка, кряхтя, поднялся с пола. На шею повесил солдатский жетон, где, оказывается, вся о Пашке информация: кто он, откуда, какая кровь. Такой же жетон Пашка сунул в правый башмак в специальный кармашек. Башка отлетит - по башмачному жетону найдут, нога с жетоном уйдет - на шеяке бирка. Все предусмотрено.

Воскресенье - ну, рабочий же день! - нет! Евреи опять с книгами под мышкой. Напротив автобусной остановки группа хасидов читала в ожидании транспорта свои талмуды. Подошел специальный автобус, и без того уже набитый до отказа, местные погрузились, поехали.

- Куда опять? - Петр Иванович уныло проводил их взглядом. - Чего дома-то не сидится?

- Учиться надо, - улыбнулся Пашка. - В иешиву поехали. Они всю жизнь учатся. Это ж наши мудрецы, - он хохотнул.

- Не обоссысь, - очень серьезно и задумчиво посоветовал Петр Иванович. Куда ж их столько? Страна маленькая, я по карте глядел. Ископаемых нет. Вокруг арабы, того и гляди, война. Парни, девки под ружьем. А эти... Кто ж их кормит?

- Америка. Она богатая.

Подошел еще автобус. Оказалось - их, годится. Доехали до центрального автовокзала, пошли по подземному переходу, чтобы пересесть на загородный. В переходе Петр Иванович еще издалека заметил смуглую красавицу, которая шла навстречу. Шла, не меняя курса, шла рассеянно и устало, но одновременно и томно, не забывая ни на секунду, что она красавица. Спешивший на работу люд расступался перед нею, мужики оборачивались, бабы фыркали. Когда она прошла, обернулся и Петр Иванович. Красавица, покачивая бедрами, удалялась на длиннейших ногах, воздетая дополнительно на огромные каблуки. В минимальной юбчонке, грудь, конечно, большая, как здесь, на Востоке, принято, но без признаков лифчика. И с гаманком - кошельком на ремешке вокруг талии. Черные волосы распущены по спине до самой попы. Петр Иванович по мере удаления девушки все больше выкручивал голову, пока не врезался во встречного хасида. Тот уронил книгу, но ругаться не стал.

- Красавица, - пробормотал Петр Иванович, когда девушка скрылась из вида.

- Проститутка, - согласился Пашка, кусая мороженое. - Марокканка. Пятьдесят шекелей. Я у нее был. Ты хочешь, чтоб я с ней говорил для тебя? Пашка собрался было дернуть вдогонку за девушкой, но Петр Иванович придержал его.

9

Автобус три часа катил меж полей. Один раз только речку переехали, выяснилось - Иордан. Иордан оказался узеньким, шустрым и коричневым на цвет. Никакой солидности в священной реке Петр Иванович не узрел. Пейзаж походил на наш среднерусский. Даже лесочки кое-где проносились мимо. Правда, приглядеться, лесочки все выровнены по струночке - посаженные лесочки. Так же пальмовые рощи: разбиты на квадраты, шашечками. Но поля-то, поля какие!.. Даже отсюда, из окна видно, как кусты ломятся от помидоров. А вот людей не видать не шибко корячатся.

А где поля нет, бедуины скот пасут. Где пасут, там и живут - в огромных драных шатрах, похожих на залатанные солдатские палатки. Жилища необихоженные, на живую нитку. Хотя антенны телевизионные торчат над халабудами. И машины иномарки. А рядом осел стоит, о бампер чешется. Грузовик без колес, раскуроченный вон загорает... Под него баба из таза помои выплеснула...

У самого шоссе высокий дед в белом балахоне с белой, обжатой обручем тряпицей на голове пас овец. Дед-пастух постоял, потом сел на бугорок, развернул газету. Что твой Иисус Христос. Поднял голову - и этот в очках! как сговорились! - проводил взглядом автобус и снова уткнулся в газету. Тут к шалашу их цыганскому подкатил желтый автобус, из него россыпью прыснула пацанва с яркими ранцами за плечами, как у Мири...

Да-а... виллочка оказалась, как на картинке. Маленькая, одноэтажная, ощекатуренная розовой шершавой шубой. По приметам, понятным только ему, опытному строителю, Петр Иванович, еще не заходя во двор, определил, что дом в идеальном порядке, ловить здесь нечего. Взять хотя бы оградку. Кованая, из крученого квадрата. А цоколь! Без единой выбоинки, раковины. А черепички на крыше: глянцевые, прямо пряники тульские глазированные...

Рядом с домом голубой бассейн в форме кляксы, вокруг него - гаревая площадочка, красные цветки по периметру, качалка под голубым навесом. Столик круглый пластмассовый, креслица... Тут не заработок ему, тут санатория!.. И прекрасно это Ирина Васильевна знала. Отправила она его, выходит, погулять в Израиль на свой кошт. Мир в семье закрепить. Сделать его вечным своим должником и в себя влюбить навсегда. Ох, хитрая баба! А он и не против. Он согласен.

Пашка открыл калитку, вошли за ограду. Под каждым кустом по выжженной каменистой земле змеились мокрые шланги, из которых сочилась вода. Петр Иванович уже знал, что это не простая вода, а витаминизированная, управляемая компьютером чуть ли не по всему Израилю. Знал, но уразуметь эту фантастику не мог.

Из соседней дачи с тряпкой в руках вылезла тетка. Без парика растрепанная, нормальная. Пашка покричал ей, тетка улыбнулась, смахнула упадшую на лицо седую прядь, помахала рукой...

- Они нам в бассейн воды сделали, - перевел Пашка. - Можно плавать.

Вошли в дом. Пашка отпер двухстворчатую дверь, на которой вместо ручки была приделана бронзовая львиная морда с кольцом в зубах, включил свет в передней. Потом - в салоне. Раздраил окна. Одно - огромное - выходило на Тивериадское озеро. По озеру порхали разноцветные бабочки - молодняк резвился на серфингах. Барышня без лифчика неслась вдоль берега на водных лыжах. Все, как у нас на Икшинском водохранилище. Только кроме лифчика, ну, в смысле, с лифчиком. Картинка была так хороша, что даже сожженный катер, пришедший на память, ее не испортил.

Между ног белого рояля в корзине на искусственных яйцах сидела искусственная утка. На единственной без окон стене висел портрет Ирины Васильевны - молодой еще, в полный рост. А напротив, в проеме между окон, детская картинка в скромной рамочке: кривобокий гусь тащит мужика носатого с книгой под мышкой по желтому небу. Ущемил его клювом за ворот пиджака и прет по небесам. Машкина, скорей всего, работа. Такие точно рисовала она, когда шел дождь и нечем было заняться.

Рядом с музыкальным агрегатом - полочка, на полочке пластинки. Петр Иванович вытянул одну. Мерцалова. Все пластинки с Мерцаловой. Ишь ты, как ее еврей любит.

Тараканов он не обнаружил нигде. Почему-то именно они более всего беспокоили Петра Ивановича. Не мог он сопоставить вальяжную, белую, в драгоценностях Ирину Васильевну и здоровую усатую пакость, которая вдобавок еще и летает.

Пашка уже разделся и, тряся жирами, искал плавки. Плавки он, как выяснилось, забыл, а потому затрусил в бассейн в белых растянутых трусах.

- Слышь, Павел! - крикнул Петр Иванович. - У вас в религии жертвоприношения есть?

- Раньше были. Авраам сына своего хотел принести...

- Принес?

- Бог передумал, сказал: не надо сына.