Найди меня - Андре Асиман Страница 11

На эту реплику я тоже не ответил.

– Я никогда и ни с кем об этом не говорю.

– И я тоже, – ответил я.

– Интересно почему.

Это говорила девушка из поезда: непреклонная и решительная, но при этом совершенно потерянная. Мы оба слабо улыбнулись друг другу. Затем, почувствовав, что разговор принял странный и неловкий оборот, она указала на отца и бросила:

– Он тоже любит кабинетную работу.

Ее отец тут же подхватил тему.

А они – прекрасная команда.

– Мне и в самом деле нравится кабинетная работа. Я был хорошим преподавателем. А потом, около восьми лет назад, ушел на пенсию. Теперь помогаю писателям и молодым ученым. Они приносят мне свои диссертации, а я их редактирую. Это одинокая, но приятная и мирная работа, и я всегда очень много узнаю. Так я просиживаю долгие часы, иногда от рассвета до полуночи. А потом до поздней ночи смотрю телевизор, чтобы проветрить мозги.

– Проблема в том, что он забывает брать с них плату.

– Да, но они любят меня, и я тоже всех их полюбил, мы постоянно переписываемся по электронной почте. Ну и, честно говоря, занимаюсь я этим не ради денег.

– Вот уж точно! – фыркнула дочь.

– А над чем вы сейчас работаете? – спросил я.

– Над совершенно абстрактным трактатом о времени. Он начинается с рассказа или притчи, как автору нравится его называть, об американском пилоте времен Второй мировой войны. Он вырос в маленьком городке и женился на девушке, в которую влюбился еще в школе. Они провели вместе две недели в доме ее родителей, а потом его направили на фронт. Спустя год и один день его самолет сбили над Германией. Молодая жена получила письмо, в котором говорилось, что ее муж предположительно погиб. Ни обломков самолета, ни останков пилота не обнаружили. Прошло немного времени, и его жена поступила в колледж, где встретила ветерана войны, внешне похожего на ее мужа. Они поженились, у них родилось пять дочерей. Она умерла лет десять тому назад, а через несколько лет после ее смерти наконец обнаружили место крушения, а там – медальон и останки ее первого мужа. Его личность удалось подтвердить благодаря совпадению ДНК с очень дальним родственником, который никогда не слышал ни о пилоте, ни о его жене. И все же этот дальний родственник согласился сдать анализ. Грустно в этой истории то, что, когда фрагменты тела пилота отправили в его родной город, чтобы похоронить как полагается, его жена, ее отец и мать, а также его родители и все их братья и сестры умерли. У него никого не осталось, никто из родственников его не помнил и уж тем более о нем не скорбел. Даже его жена никогда не говорила о нем своим дочерям, как будто его никогда не существовало. Лишь однажды она достала с антресолей старую коробку с разными памятными вещицами, где среди прочего лежал кошелек, оставленный пилотом. Когда дочери спросили, чей это кошелек, она пошла в гостиную и вытащила из рамки фотографию их отца, под которой скрывалась другая фотография. То было лицо ее первого мужа. До этого дочери и не знали, что их мама не первый раз замужем. Она сама больше никогда его не вспоминала.

Для меня эта история доказывает, что жизнь и время не связаны друг с другом. Кажется, словно время шло совсем не так, как надо, и жена прожила свою жизнь на неверном берегу реки или, и того хуже, на двух берегах, и ни один из них не был верным. Возможно, никто из нас не хочет признавать, что живет две параллельные жизни, но у всех нас много жизней, одна спрятана под другой или течет прямо рядом с ней. Некоторые жизни ждут своей очереди, потому что их совсем не жили, а другие ждут, когда ими снова заживут, потому что их жили недостаточно долго. В общем, мы не знаем, как думать о времени, потому что время на самом деле понимает время не так, как мы; потому что времени плевать на то, как мы думаем о времени; потому что время – только шаткая ненадежная метафора того, как мы думаем о жизни. Ведь в конечном счете не время для нас неправильное или мы для него. Быть может, неправильна сама жизнь.

– Почему ты так говоришь? – спросила Миранда.

– Потому что есть смерть. Потому что смерть в противоположность тому, что говорят тебе все остальные, не является частью жизни. Смерть – это вопиющая ошибка Бога, и каждый день, когда на закате и рассвете алеет небо, это он краснеет со стыда и просит нашего прощения. Я в этом кое-что да смыслю. – Он помолчал, а потом наконец сказал: – Мне очень понравился этот трактат.

– Ты о нем уже несколько месяцев говоришь, па. Когда его закончат, понятно уже?

– Ну, я думаю, его молодому автору трудно собрать все фрагменты воедино, отчасти потому, что он не знает, как завершить свою работу. Вот почему он все время приводит все новые и новые примеры. Взять, к примеру, историю о супругах, которые упали в расщелину на альпийском леднике в Швейцарии в 1942 году и замерзли насмерть. Их тела достали семьдесят пять лет спустя вместе с ботинками, книгой, карманными часами, рюкзаком и бутылкой. У них было семеро детей, из них двое живы по сей день. Это трагическое исчезновение мрачным, тревожным облаком накрыло жизни детей. Каждый год в годовщину исчезновения они поднимались на ледник и читали молитву в память о родителях. Когда те пропали, младшей дочери было четыре года. В конце концов анализ ДНК подтвердил личности родителей и позволил детям закрыть для себя этот вопрос.

– Как я ненавижу выражение: «закрыть вопрос», – вставила Миранда.

– Может быть, потому что ты никогда не закрываешь двери, – огрызнулся ее отец. Он насмешливо на нее покосился, как будто хотел сказать: «Ты прекрасно понимаешь, о чем я».

Она не ответила.

Между ними повисло неловкое молчание. Я притворился, что его не замечаю.

– Еще в трактате рассказывается, – продолжил ее отец, – об итальянском солдате, которого через двенадцать дней после свадьбы отправили на русский фронт, где он пропал без вести. Он, однако, не умер в России: его спасла одна женщина, которая потом родила от него ребенка. Много лет спустя он вернулся в Италию, но в родной стране, которая показалась ему совершенно незнакомой, почувствовал себя таким же перекати-полем, как и в приютившей его России, куда он в конце концов и вернулся, желая