Зверобой - Ксения Буржская Страница 11

так боялся его реакции, что сбежал. Мне стыдно, но я уехал. – Тайлер виновато улыбается, а все смеются. – Каникулы были, и я улетел куда-то, не помню, на море. И у меня там не было интернета, точнее, я очень хотел, чтобы у меня его не было – желательно никогда. Так что ящик я проверил только недели через две. Открываю почту, а там его письмо. О, фак!

Марьяна думает о том, что Ольга снова не пришла – никогда не приходит. Она не любит ее друзей, не любит рестораны у Кремля, Кремль – тем более и Марьяну – вряд ли. Поэтому она обижена на Ольгу – что это, блин, за дружба такая, но злится почему-то на Яна.

Тайлер тем временем рассказывает:

– И вот мы договариваемся о встрече – сходить вместе пообедать. Я ужасно волнуюсь. Выбираю одежду полчаса, парфюм; щетину – оставить или сбрить? Мучаюсь. Это сложно: парень, которого я совсем не знаю, которого все время видел только в профиль. Короче, прихожу и вижу его. Но с какой-то женщиной, немолодой. Я решил, мама. Ничего себе, думаю.

Марьяна пишет смс: Дорогая! Или нет: Ольга! Или даже: Любовь моя!

Все это не подходит.

В итоге пишет без всякого обращения. Просто: «Тут такие истории рассказывает Тайлер (ты его не знаешь), очень смешные (ты бы слышала), придешь?»

Ольга отвечает: «Нет».

Марьяна думает, что она с любовником. Ненавижу такие неопределенные вечера.

– Оказалось, в общем, что это его жена, – продолжает Тайлер. – Они познакомились, когда ему было одиннадцать лет. Она сначала учила его немецкому, а потом они поженились – сразу, как ему исполнилось восемнадцать. И весь этот обед они трогали друг друга и целовались. Это было ужасно! Я практически сбежал оттуда. А через неделю он вдруг мне позвонил.

Тайлер делает рукой движение, как конферансье, чтобы зрители ждали и не расходились, сдирает свой аляповатый галстук в ромбик и отправляется танцующей походкой в туалет. Официантка пользуется антрактом и подсовывает новое ведро с трубочками.

Марьяна пишет Ольге: «Знаешь, вот каждый раз…» Не то. Пишет снова: «Неужели трудно?» Опять не то. Пишет: «А что ты делаешь?» Ну уж нет. Пишет: «Можно я приеду?»

Ольга отвечает: «Как хочешь, только я скоро спать ложусь».

Марьяна встает и начинает спешно собираться: засовывает левую руку в правый рукав, одновременно набрасывает на шею шарф, которым чуть сама себя не душит, вызывает дрожащей рукой такси, царапая палец о треснувшее стекло.

Все говорят: «Ты куда?», Ян вскакивает в недоумении. Марьяна говорит ему: «Прости, совершенно забыла, что у меня завтра с утра интервью, а я даже не подготовилась. Ты посиди с ребятами, не волнуйся, завтра увидимся». А сама думает: «Зачем я туда иду? Я же знаю: она меня не любит, но ведь она не отказала мне, а это уже кое-что».

Марьяна приезжает к высокому сталинскому дому на набережной. Набирает номер квартиры, звучит мелодия «К Элизе», под которую обычно в детском саду или начальной школе пляшут на отчетных концертах для родителей. В эту минуту Марьяна, конечно, уже понимает, что приехала зря. Это всегда очевидно, но не бежать же – волосы назад.

Ольга открывает дверь, завернувшись в полотенце. Марьяна закрывается в ванной, совмещенной с кладовкой, и инспектирует мусорную корзину, в которой, правда, ничего не находится. С нервно бьющимся сердцем она отправляет Юле короткое: «Это пиздец». Следом отправляет уточнение: «Кажется, здесь только что был любовник».

Юля отвечает: «Тайлер мудак какой-то».

И еще потом: «Ничего, дружочек, мы уедем».

Она всегда так говорит, хотя они обе знают, что никуда не уедут, особенно от себя. Ни надолго, ни навсегда. Но приятно осознавать тот факт, что можно сбежать. Даже если нельзя.

Ольга говорит:

– Ты ела? – Выглядит уставшей и недовольной.

– Ела, – врет Марьяна, принюхиваясь к воздуху, как овчарка.

Ольга устало садится на диван в гостиной и приглашает Марьяну жестом сесть рядом. В ее взгляде читается только одно: ни о чем меня не спрашивай.

– Посмотрим кино? – предлагает она, чтобы разрядить обстановку.

«Чем кончилась история с парнем и Библией?» – пишет Марьяна Юле.

И еще одно: «Забери меня отсюда».

– Ну, – говорит Ольга, листая каналы так быстро, что понять что-либо нереально. – Обнимешь меня?

Марьяна разворачивается к Ольге, как тяжелый «Икарус» на узкой дороге, вся слепленная из неловкости, руки – садовый инвентарь. Тяпки или грабли. Пока она маневрирует, ее телефон корчится возле подушки, распространяя виброволну по бархатной поверхности дивана, и она скидывает его на пол локтем.

Или, скажем, какой-нибудь вторник.

Марьяна сидит на Ольгином рабочем столе и слушает про любовника. Ольга внутри кипит – вот-вот дым пойдет из ушей, а Марьяна воздевает глаза к потолку, чтобы не зареветь.

– Вчера он вел себя просто ужасно, весь вечер не обращал на меня внимания. – Ольга раскручивает в пальцах карандаш для глаз. – До тех пор, по крайней мере, пока я не попросила его помочь мне достать с верхней полки кофейное зерно, и оно высыпалось на нас. Мы так смеялись.

Когда Ольга в первый раз увидела любовника, он увидел Ольгу. Она была в «кажется, черном платье».

– Что-то в этом роде, – говорит Ольга, когда Марьяна спрашивает ее об этом.

На будущее, если вдруг Марьяна решит забыть: сегодня Ольга в легкой блузке и темной обтягивающей прямой юбке с разрезом спереди.

У Марьяны перехватывает дыхание от красоты. Все, чего она сейчас хочет, – подойти к Ольге сзади, прижаться к ее спине и расстегивать блузку, уткнувшись в ее лопатки. Она хотела бы целовать ноги Ольги от щиколоток до колен, а потом выше и выше, постепенно вытаскивая ее из юбки, как из чешуи морской. Она хотела бы провести щекой по ее животу.

Что-то в этом роде.

Что-то вроде рыбы-пилы в грудной клетке Марьяны, когда Ольга плачет.

К примеру, дождливая пятница: Ольга плачет в туалете, потому что любовник ей не звонит, а Марьяна сидит за столом и вбивает буквы в экран.

Она сидит в полумраке, и у нее в горле гаечный ключ.

Она сидит в звуках квакающих клавиш, и у нее дрожат пальцы.

Она сидит здесь в восьми метрах от женщины, которую любит всем сердцем, и ничего не может сделать. К тому же эта женщина – ее начальница. В трудовом распорядке Марьяны сейчас значится налаживание связей с инвестиционными структурами, но она очень, очень плохой работник. Если честно, ее стоило бы уволить.

Бессилие – это