Зимний путь - Жауме Кабре Страница 11

компании и попытается помочь нам, чем сумеет. Папенька, я так без вас тоскую, писала Селия; но больше ничего он разобрать не смог, потому что глаза заливались слезами и милые буквы исчезали бесследно, а Фанер и Тонет, наклонившись к нему, испуганно шептали: да что с тобой такое, будь ты проклят?! Это что, смертный приговор? А он качал головой, плакал и не мог поверить, что дочь написала ему столько писем. Внуки. У него есть внуки. И он снова разрыдался. Тонет и Фанер растерянно переглянулись. Через минуту злой надзиратель вернулся и потушил светильник; в темноте они притихли.

– Скоро полночь, – заметил Тонет, когда прошла уже вечность.

Олегер не ответил. Он прижимал к себе ворох писем и думал, доченька, глазки твои жемчужинки, и не было ничего важнее.

– Уже полночь, – снова повторил Тонет через несколько минут. И оживился. – Пора.

– Я не пойду.

– Ты чего?

Во тьме Олегер передал ему ключ, который хранил двенадцать лет.

– Не пойду, сказал.

– Но ты же… – недоверчиво начал Тонет. – Да как же! – не укладывалось у него в голове. – Ты же столько лет просидел. – И уже в отчаянии: – Почему не пойдешь? Почему?

– Потому что я должен прочесть письма дочери. Когда-нибудь в другой раз убегу.

– Послушай… Если побег удастся, ты ее увидишь…

– Столько лет я ждал этой минуты… – пробормотал он себе под нос, так тихо, что друзья толком его не расслышали. И чуть повысил голос: – Письма нельзя не прочесть. Ступайте без меня.

– Но это же твой план. Если мы приведем его в исполнение, ты уже никогда не сможешь им воспользоваться…

– Ребята, я занят. В другой раз подумаю. – И с ноткой нетерпения в голосе: – Прощайте, бог в помощь.

Те двое печально переглянулись. Тонет пожал плечами и сказал, пошли, Фанер. И как-то даже злобно ткнул пальцем в распростертого на койке человека, прижимающего к сердцу бумажки: у тебя от сырости мозги заржавели.

– Не теряйте времени, – ответил тот, мечтая остаться в одиночестве.

Сообщники повернули в замке заветный ключ и крадучись проследовали до конца коридора, к двери, ведущей на чердак. Когда шорох их осторожных шагов затих, Олегер устроился на койке поудобнее, подложив под голову дочкины письма вместо подушки. Впервые за двенадцать лет в ту ночь он уснул сладким сном.

Пара минут

Она с довольным видом выпустила дым. Ну вот, все шито-крыто. Изменить мужу оказалось проще простого: пара минут, раз-два – и ты неверная жена. Похоже, что карающие ангелы не собираются спускаться с неба, трубя в медные трубы. А фигура у этого полузнакомого парня как с картинки, сразу видно, что пьет один кефир.

– А почему у тебя пуза нет? – спросила она фамильярно, пользуясь тем, что познакомилась с ним поближе.

– Так я спортсмен. А ты бы не курила.

Спортом занимается. Заботится о себе. Не то что я или мой Рикард, приходит время, распустишься, и некогда красоту наводить, когда твоя вторая половинка тобой уже не интересуется.

– Я пошел.

– Подожди пару минут. Я тебе нравлюсь?

– А как же, – соврал любитель кефира.

Первый в жизни адюльтер доставил ей эпохальное наслаждение; а Неус-то ей пела, что если она и отважится, то больше в этом страха, чем удовольствия: не застанет ли ее Рикард, не будет ли это страшным грехом, как бы чего не стряслось, вот выйду на улицу, и все заметят, чем я тут занималась, обо всем этом Неус предупреждала, а про кайф – ни слова. А смотри, оргазм-то был мощнейший, и не с кем-нибудь, а с мастером по ремонту стиральных машин, с очень милым спортсменом, полным силы, как бык. Да и чего ей бояться? Ничего она Рикарду не должна, любить они друг друга не любят, нет… А вдруг он именно сегодня решит вернуться домой пораньше? Нет-нет, такого за двенадцать лет ни разу не случалось.

– Знаешь что? Лучше ступай.

Парень покорно встал, не торопясь, чувствуя, что распалившаяся жарче, чем лучина в печке, женщина пожирает его глазами, и подумал, бедная, но, впрочем, потрахаться перед обедом всегда приятно, потрепал ее по щеке, чтобы дать время получше на него насмотреться, и стал одеваться.

– Это тебе, – сказала она.

К оплате по квитанции за ремонт стиральной машины прилагались колоссально щедрые чаевые. Парень поразмыслил, а может, кинуть их ей в лицо, но в конце концов решил сделать вид, что ничего не заметил, и сунул деньги в карман. Свожу Кэтти поужинать.

– Как тебя звать? – окликнула она, еще лежа в кровати, взволнованно кроша только что зажженную сигарету о пепельницу, тая от восторга, подавляя желание закричать, хочу, чтобы ты ежедневно устранял у меня неполадки в бытовой технике. Вместо ответа он поцеловал себе указательный палец и улыбнулся, повторяя жест модели Синди Кроуфорд, виденный им когда-то на обложке американского журнала. Выдерживая характер, направился к двери, не оглядываясь. Взял ящик с инструментами, молясь всем богам, чтобы никто не вошел и не поставил его в неловкое положение. Почти бесшумно закрыл дверь и на несколько мгновений задумался о времени, проведенном в чужой постели с незнакомой женщиной. Ему не было ее жалко. Но он и не сожалел о содеянном, а напротив, прикинул, не стоит ли ради таких денег поменять профессию и заделаться профессиональным альфонсом, но со смущенной улыбочкой отмел этот вариант. Выйдя на улицу, он достал сигарету, с наслаждением затянулся – ему уже давно хотелось покурить, – вспомнил, где припарковал фургон, и просмотрел адреса клиентов, чтобы решить, по какому маршруту лучше следовать, чтобы наверстать потерянное время. Когда стал переходить дорогу, бесшумно подъехал лимузин. Вот это тачка, подумал он. За рулем нескончаемого автомобиля сидел чрезвычайно напыщенный водитель в серой ливрее и с видом весьма недружелюбным; а в нескольких метрах от него, но в той же самой машине находилась неотразимая женщина, темнокожая, такая же темнокожая, как Наоми Кэмпбелл; кандидат в альфонсы подумал, что к этой-то даме он бы с удовольствием наведывался на дом осуществлять любого рода техобслуживание.

Злобному шоферу пришлось снизить скорость, потому что некий тип с сигаретой в зубах и ящиком для инструментов в руке стоит на проезжей части, разинув рот и уставившись на его пассажирку.

– Куда прешь, сука? Ослеп, что ли? – раздраженно прошипел шофер. И быстро поглядел в зеркало заднего вида на царицу Савскую, чтобы удостовериться, что до ее слуха не донеслись ругательства. Нет, царица была погружена в свои мысли. А может быть, и нет, потому что подняла голову и, не повышая голоса, хотя сидела от него в отдалении, с неколебимой уверенностью, которую придавали ей