Константин Вагинов - Козлиная песнь (сборник) Страница 113

«2»

Весь мир пошел дрожащими кругамиИ в нем горел зеленоватый свет.Скалу, корабль и девушку над моремУвидел я, из дома выходя.

По Пряжке, медленно, за парой пара ходит,И рожи липкие. И липкие цветы.С моей души ресниц своих не сводятВысокие глаза твоей души.

«3»

Лети в бесконечность,В земле растворись,Звездами рассыпься,В воде растопись.

Лети, как цветок, в безоглядную ночь,Высокая лира, кружащая песнь.На лире я точно цветок восковойСижу и пою над ушедшей толпой.

Я Филострат, ты часть моя.Соединиться нам пора.

Пусть тело ходит, ест и пьет —Твоя душа ко мне идет.

«4»

Ленинградская ночь

В разноцветящем полумраке,В венке из черных лебедейОн все равно б развеял знакиМинутной родины своей.И говорил: «Усыновлен я,Все время ощущаю связьС звездой сияющей высокоИ может быть, в последний раз.Но нет, но нет, слова солгали,Ведь умерла она давно.Но как любовник не внимаюИ жду: восстанет предо мной.Друг, отойди еще мгновенье…Дай мне взглянуть на лоб златой,На тонко вспененные плечи,На подбородок кружевной.Пусть, пусть Психея не взлетаетЯ все же чувствую ееИ вижу, вижу – вылезаетИ предлагает помело.И мы летим над бывшим градом,Надлебединою Невой,Над поредевшим Летним садом,Над фабрикой с большой трубой.Все ближе к солнечным покоям:И плеч костлявых завитки,Хребет синеющий и крыльяИ хилый зад, как мотыльки.Внизу все спит в ночи стоокой —Дом Отдыха, Дворец Труда,Меж томно-синими домамиБежит философ, точно хлыст,В пальто немодном, в летней шляпеИ, ножкой топнув, говорит:«Все черти мы в открытом миреИль превращаемся в чертей.Мне холодно, я пьян сегодня,Я может быть, последний лист».Тептелкин, встав на лапки, внемлетИ ну чирикать из окна:«Бессмыслица ваш дикий хохот,Спокоен я и снова сыт».И пред окном змеей гремучейОпять вознесся ФилостратИ, сев на хвостик изумрудный,Простором начал искушать.Летят надзвездные туманы,С Психеей тонкою несусьЗа облака, под облаками,Меж звездами и за луной.

«5»

Война и голод точно сонОставили лишь скверный привкус.Мы пронесли высокий звон,Ведь это был лишь слабый искус.

И милые его друзьяГлядят на рта его движенья,На дряблых впадин синеву,На глаз его оцепененье.

По улицам народ идет,Другое бьется поколенье,Ему смешон наш гордый ходИ наших душ сердцебиенье.

«6»

Нам в юности Флоренция сияла,Нам Филострата нежного на улицах являлаНе фильтрами мы вызвали его,Не за околицей, где сором поросло.Поэзией, как утро, сладкогласнойОн вызван был на улице неясной.

Слова из пепла слепок…

Слова из пепла слепок,Стою я у пруда,Ко мне идет нагаяВся молодость моя.Фальшивенький веночекНадвинула на лоб.Невинненький дружочекПередо мной встает.Он боязлив и страшен,Мертва его душа,Невинными словамиОна извлечена.Он молит, умоляет,Чтоб душу я вернул —Я молод был, спокоен,Души я не вернул.Любил я слово к словуНежданно приставлять,Гадать, что это значит,И снова расставлять.Я очень удивился:– Но почему, мой друг,Я просто так, играю,К чему такой испуг?

Теперь опять явилсяПеред моим окном:Нашел я место в мире,Живу я без души.Пришел тебя проведать:Не изменился ль ты?

1928

Тают дома. Любовь идет, хохочет…

Тают дома. Любовь идет, хохочетИз сада спелого эпикурейской ночи.Ей снился юный садСтрекочущий, поющий,Веселые, как дети, голосаИ битвы шум неясный и зовущий.Как тяжела любовь в шестнадцать лет.Ей кажется: погас прелестный свет,И всюду лес встает ужасный и дремучий,И вечно будет дождь и вечно будут тучи.

Украшение берегов

Проспекты целятся стволами в зори;Расплески зорь стекают по асфальту к нам,И верфи их переливают в море,В Неву, в озера, в Беломорканал.

Суровы берега, трудами взятые —Мы их железным говором наполним;Мы там поставим самые прямые статуи,Которые когда-либо смотрели в волны.

В порту, где хрупкий край морской дорогиУпирается в медлительные реки,Над постаментом праздничным и строгимПрищурит Ленин бронзовые веки.

Легко поднимет чуткую ладонь,Черпнув ветров высокое движенье,И над зеленой утренней водойДо самой Лахты лягут отраженья.

Сойдет по кранам вниз обеденная смена,Оправив звонкие одежды Ильича,Рабочий спрячет пламень автогена,Поднимется на ровный скат его плеча.

И там увидит, над заливом стоя,Как город блещущий, бездонный, гулкийВрастает красным мясом новостроекВ щетинистую даль от Токсова до Пулкова.

Звукоподобия

Он разлюбил себя, он вышел в непогоду…

Он разлюбил себя, он вышел в непогоду.Какое множество гуляет под дождем народу.Как песик вертится, и жалко и пестроВ витрине возлежит огромное перо.

Он спину повернул, пошел через дорогу,Он к скверу подошел с решеткою убогой,Где зелень нежная без света фонарейКазалась черною, как высота над ней.

Но музыка нежданная раздаласьИ флейта мирная под лампой показалась,Затем рояля угол и рукаИгравшего, как дева, старика.

Гулявший медленно от зелени отходитИ взором улицу бегущую обводит.Он погружается все глубже в непогоду,Любовь он потерял, он потерял свободу.

Какою прихотью глупейшей…

Какою прихотью глупейшейКазалась музыка ему.Сидел он праздный и нахальный,Следил, как пиво пьют в углу.Стал непонятен голос моря,Вся жизнь казалась ни к чему.Он вспоминал – все было ясно,И длинный, длинный коридор,Там в глубине сад сладкогласный.У ног подруг Психеи яснойСтоит людей тревожный хор.Как отдаленное виденьеБуфетчик, потом обливаясь,Бокалы пеной наполнял,Украдкой дымом наслаждаясь,Передник перед ним сновал.

Февраль 1930

Хотел он, превращаясь в волны…

Хотел он, превращаясь в волны,Сиреною блестеть,На берег пенистый взбегая,Разбиться и лететь.Чтобы опять приподнимаясь,С другой волной соединяясь,Перегонять и петь,В высокий сад глядеть.

Март 1930

Уж день краснеет точно нос…

Уж день краснеет точно нос,Встает над точкою вопрос:Зачем скитался ты и пелИ вызвать тень свою хотел?На берега,На облакаЛожится тень.Уходит день.

Как холодна вода твоя Летейская.Забыть и навсегда забытьЛюдей и птиц,С подругой нежной не ходитьИ чай не пить,С друзьями спор не заводитьВ сентябрьской мглеО будущем, что ждет всех насЗдесь на земле.

Март 1930

Он с каждым годом уменьшался…

Он с каждым годом уменьшалсяИ высыхалИ горестно следил, как образЗа словом оживал.

С пером сидел он на постелиПод полкою сырой,Петрарка, Фауст, иммортелиИ мемуаров рой.

Там нимфы нежно ворковалиИ шел городовой,Возлюбленные голодалиИ хор спускался с гор.

Орфея погребалиИ раздавался плач,В цилиндре и перчаткахСерьезный шел палач.

Они ходили в гостиСквозь переплеты книг,Устраивали вместеНа острове пикник.

Май 1930

Прекрасен мир не в прозе полудикой…

Прекрасен мир не в прозе полудикой,Где вместо музыки раздался хохот дикий.От юности предшествует двойник,Что выше нас и, как звезда, велик.

Но есть двойник другой, его враждебна силаНе впереди душа его носилась.Плетется он за нами по пятам,Средь бела дня подводит к зеркаламИ речь ведет за нас с усмешкою веселойИ, за руку беря, ведет дорогой голой.

Черно бесконечное утро…

I

Черно бесконечное утро,Как слезы, стоят фонари.Пурпурные, гулкие звукиСлышны отдаленной зари.И слово горит и темнеетНа площади перед окном,И каркают птицы и реютНад черным его забытьем.

II

Нет, не расстался я с тобою.Ты по-прежнему ликуешьСияньем ненаглядных глаз.Но не прохладная фиалка,Не розы, точно ветерок,Ты восстаешь в долине жаркой.И пламя лижет твой венок.И все, что ты в себе хранилаИ, как зеницу, берегла,Как уголь черный и невзрачныйТы будущему отдала.Но в стороне,Где дым клубится,Но в тишинеРастут цветы,Порхают легкие певицы,Дрожат зеленые листы.

На набережной рассвет…