Сергей Соловьев - Чтения и рассказы по истории России Страница 114

Таким образом уясняется для нас историческое значение этого образа, в каком Петр является в первый раз перед нами и в каком видим его в продолжение всей жизни: «в работе пребывающий», царьработник, царь с мозольными руками. История ставит народ в исключительное, чрезвычайное положение, положение крайне опасное. Для избежания этих опасностей требовалось чрезвычайное напряжение сил, чрезвычайный труд. Какая же роль великого человека, народного героя и прирожденного вождя, царя? Он первый двигается, первый принимает это чрезвычайное положение, первый принимает на себя чрезвычайный труд, первый проходит эту деятельную школу, которая одна могла развить самостоятельные силы народа, поставить его на ноги, привести в положение, которое бы возбуждало в нем уважение к самому себе и внушало уважение к нему в других народах. Нельзя было говорить другим: «двигайтесь, работайте, учитесь деятельно, самостоятельно, не отчаивайтесь, когда чего не умеете; начинайте только делать, сами увидите, что сумеете». Нельзя было только говорить это другим и ждать успеха от слова, надобно было показать на примере, на деле; надобно было для начинающего народа употребить наглядный способ обучения, и Петр, становясь работником, учеником, делался чрез это великим народным учителем. Движение началось благодаря сильной руке; но, чтоб оно шло с возможной быстротой, успехом, нужен был глаз, надзор заводчика, хозяина, начавшего громадное производство; а что такое глаз, надзор без собственного знания и опыта надзирающего? Вот почему в этой неутомимой работе, в стремлении все узнать и сделать самому мы видим необходимое приготовление к той царственной деятельности, которая выпала Петру во время движения его народа на новую дорогу. Народ должен поднять страшную тяжесть; сознает, что должен, обойтись без этого нельзя; но, естественно, колеблется, останавливается в недоумении, как приняться за дело, достанет ли сил. Что же делает великий человек, вождь народный? Он первый подставляет свои могучие плечи под тяжесть, отдает всю свою чрезвычайную силу в общее дело, и дело, благодаря этому вкладу, начинается, идет, народ получает помощь. И вот подле значения великого учителя народного другое значение – великого помощника народного, а образ все тот же – образ царяработника.

Уяснив для себя этот образ, в котором Петр впервые является перед нами; уяснив для себя это первое определение, которое Петр дал самому себе: «в работе пребывающий», мы будем следить за этой работой, т. е. будем следить за тем, какую помощь оказывал великий царственный работник своему народу в тяжелом деле перехода от его древней истории в новую, перехода, сопряженного с такими тяжестями, каких не испытывал никакой другой народ при подобном переходе. Прежде всего великая помощь была оказана народу тем, что он был выведен из самого печального, растлевающего силы отдельного человека и целого народа положения, когда возбужденный ум отрицательно относится к окружающим явлениям и в то же время не имеет средств создать новые отношения, новый мир, где бы ему было спокойнее и просторнее; прежние явления существуют, но лишенные для него содержания, значения, и он ходит между ними, как между гробами и развалинами. Единственное средство вывести его из такого печального положения – это труд, сильная практическая деятельность, отвлечение его от задавания себе и другим праздных вопросов и привлечение его к решению вопросов на деле. По недостатку точных исторических наблюдений у нас приписывали Петру это отрицательное отношение ко всему существовавшему, разрушительные удары, нанесенные прежним формам государственной жизни, удары, которые тяжело отозвались и в мире нравственном. Но теперь мы знаем, что это отрицательное отношение началось, усилилось прежде Петра; прежде него русский человек уже отрицательно относился ко всему, начиная с бороды, широкого по азиатскому покрою платья до высшей сферы религиозной, где слышались отрицания как со стороны раскольника, который обольщал себя, будто стоял за неприкосновенность старины, так и со стороны человека, наслушавшегося католических и протестантских внушений. Этотто период отрицания, сомнения, колебания, период необходимый, ибо им начинается переход в возраст умственного развития, но страшно вредно действующий на силы отдельного человека и целого народа, когда бывает продолжителен, этотто период и был укорочен Петром, который уничтожил праздношатание мысли, засадив русских людей за работу, за решение практических задач.

Природа Петра давала ему средства исполнить это дело, давала ему средства работать без устали и возбуждать других к работе, природа огненная, природа человека, не умеющего ходить, а только бегать. Природа! А воспитание? Первоначальное воспитание, полученное Петром, было древнерусское: грамотность повела непосредственно и, можно сказать, исключительно к изучению св. писания, что и дало на всю жизнь обильное питание его глубокой религиозности. Церковная жизнь не коснулась его только внешним образом, он не признал ее необходимости только с государственной точки зрения и холодно подчинялся этой необходимости. Церковная жизнь обхватывала его своим светом и теплотою, как человека и как русского человека; он любил ее народную обстановку, любил русское богослужение; по природе своей хотел деятельно участвовать в нем, сколько это возможно мирянину, сам пел и читал в церкви. Наука и школа переходной эпохи, выписанные из западной России с ее тамошней обстановкой, мало или вовсе не коснулись Петра, ему не дали учителя, какой был у его старших братьев, не дали какогонибудь Симеона Полоцкого; эта наука и школа отнеслись даже враждебно к Петру: верный ученик Полоцкого, хранитель его преданий, Сильвестр Медведев был ревностный приверженец Софьи и потому враг Петра. Таким образом, эта славяногреколатинская или, вернее, греколатинопольская наука осталась в стороне, с ее богословскими спорами о времени пресуществления, с ее хлебопоклонной ересью. Петр был предоставлен самому себе. Огненный, гениальный ребенок не может все сидеть в комнате без дела и перечитывать одну и ту же книгу; он рвется из печального, скучного опального дома на улицу, собирает около себя толпу молодежи из придворных служителей; забавляется, играет с ними; как все живые дети, любит играть в войну, в солдаты.

Но одними этими играми и забавами не может удовлетвориться и в детстве такой человек, как Петр; требует удовлетворения жажда знания. Он останавливается на каждом новом предмете, превращается весь во внимание, когда говорят о какомнибудь удивительном инструменте. Говорят ему об астролябии; он непременно хочет иметь инструмент, «которым можно брать дистанции, не доходя до того места». Астролябия привезена; но как ее употреблять? Из русских никто не знает; не знает ли кто из иностранцев? Самый близкий человек из иностранцев, которого прежде других цари древней России считали необходимым вызывать к себе, – это лекарь, дохтур. Не знает ли дохтур, как употреблять астролябию? Дохтур говорит, что сам не знает, но сыщет знающего, и приводит голландца Франца Тиммермана. Петр отыскал себе учителя и «гораздо пристал с охотою учиться геометрии и фортификации; и тако сей Франц чрез сей случай стал при дворе быть беспрестанно в компаниях с нами», – говорит сам Петр. Но один иностранец не ответит на все вопросы, не удовлетворит всем требованиям. В измайловских сараях, где складывались старые вещи, Петр находит иностранный английский бот, ставший для нас так знаменитым. «Что это за судно, для чего употребляется?» – «Ходит на парусах по ветру и против ветра», – отвечает Тиммерман. Непременно надо посмотреть, как это, непременно надо починить бот, спустить на воду. Тиммерман этого сделать не умеет; но он приводит своего земляка, голландца Бранта. Бот на Яузе: «удивительно и зело любо стало». Но река узка; бот перетаскивают в Просяной пруд. «Охота стала от часу быть более», и вследствие этойто охоты мы уже встретили Петра на Переяславском озере, в работе пребывающим. Но и в ранней молодости односторонность не была в характере Петра: строение судов и плавание на них не поглощали всего его внимания; он в постоянном движении, работе и на суше; он учится геометрии и фортификации, обучает солдатские полки, сформированные из старых потешных и новых охочих людей, явившихся отовсюду, из знати и простых людей, строить крепость Пресбург на берегу Яузы. Даются примерные битвы, где в схватках с неприятельским генералиссимусом Фридрихом (кн. Ромодановским) или польским королем (Бутурлиным) отличается Петр Алексеев, то бомбардир, то ротмистр. Но этот бомбардир и ротмистр был также и шкипером. Переяславское озеро стало ему тесно; он посмотрел Кубенское: то было мелко; он отправляется в Архангельск, устраивает там верфь, закладывает, спускает корабли и пишет с восторгом: «Что давно желали, ныне совершилось».