Владимир Кожевников - Забытый - Москва Страница 117

"Кондрашка!" - подумал стражник, но ни двинуться не смог, ни крикнуть, ни даже затворить широко раскрывшийся рот.

В неподвижности мужик оставался недолго, а заворочавшись, стал подвывать, как побитый пес, завалился на бок, потом на спину, опять на брюхо, встал на четвереньки и начал хватать снег ртом, потом умываться, потом, прямо на коленях стоя, долго-долго мочился, все время тихо поскуливая.

"Господи! Да что ж это с ним? Рехнулся!" - все недоумевал стражник. Когда же мужик, натерев морду снегом, схватил свою рухлядь и напялил на себя, стражник совсем ополоумел. Рухлядь оказалась знакомой собольей шубой, а мужик, значит... Князь! - вслух выдохнул стражник, но того уже след простыл.

* * *

Рано разбуженное рязанское войско привычно и споро готовилось выступать, а князь, сегодня почему-то в одиночестве, завтракал у себя в светелке. Тимоха заскочил к нему за указаниями:

- Князь! Каких мне... - и поперхнулся, и раскрыл рот.

- Чего ты? - недоуменно поднял голову Олег.

- Да ты здоров ли, князь, - пришибленно прошептал Тимоха, - лица на тебе нет. - Он понял, что пришлось перенести за эту ночь князю, и не на шутку за него испугался.

- Что, страшно? - князь гоготнул (Тимоха только мотнул головой). - Да, брат, помочалили меня нынче. Под конец уж думал - живым не уйду! А сбежать - стыдно! Ну и бабенка! Она ведьма, точно ведьма. Хорошо, хоть до смерти не затрахала. Шкуру ей оставь - заслужила.

- Еще чего! Каждой шкуру оставлять - медведей в лесу не хватит. Тимоха оправился от вчерашнего и вскипел на хозяйку, так взявшую за живое князя и так жестоко обошедшуюся с ним, Тимохой.

- Не каждой! - прикрикнул князь. - Оставь!

- Ладно, - Тимоха спрятал глаза (Хрен ей, сучке, а не шкуру!). - Так тебе каких коней готовить, какого в дорогу, какого в бой? Нынче ведь догнать москвичей собрались.

- В дорогу, пожалуй, никакого. В санях поеду. Вздремнуть часок надо. Глаз ведь не дала сомкнуть! Ну и бабенка... Да-а... А в бой Гнедка, как обычно.

Тимоха выкатился вон, а князь велел позвать хозяйку. Та долго не появлялась, а когда вошла, посмотрела гордо, высокомерно, даже как будто с обидой. Князь выскочил из-за стола, обнял, постеснявшись, однако, хвататься за вожделенную грудь:

- Хороша любовь твоя, Марьюшка! Хочу отблагодарить тебя чем-нибудь. Какие у тебя заботы?

Она дернула плечом:

- Мои заботы князьям не интересны. А таких дюбовей у тебя на каждом привале десяток.

- Что ж так плохо ты обо мне?.. А вот такой любви у меня никогда еще не было.

- Да-а уж... - Марья хмыкнула с еще большим недоверием.

- А вот и да. Только мне по гордости твоей и предлагать-то как-то... боязно. Деньги тебе за постой тиун хорошие отдаст, тут уж ты не откажешься. А вот от меня... Хоть колечко возьми. Выбери, тут плохих нет, - Олег потянулся за шкатулкой, но Марья решительно мотнула головой:

- Колечко. Муж увидит, спросит. Что отвечу?

- Так у тебя муж? (Тимоха шепнул вчера, что мужа нет!) А где ж он?

- В Орде. С караваном.

- Он что, купец?

- Купец. Только тяжко ему. Пока через пять княжеств товар протянешь, на пошлины весь изойдешь. Ты, уж если угодить хочешь, дай мужу грамоту на беспошлинную торговлю. Вот это подарок будет. Княжеский.

- А про грамоту муж не спросит?

- Спросит. Только грамота - не колечко, можно и стерпеть. Он хитрый. К тому же от любви моей устал давно.

- Да уж, любовь твоя... - князь крякнул, передернул плечами, - не каждому по плечу. Но знаешь, грамота - это долго. Сочинять, писать. У меня дьяк этим занимается, его нет сейчас, а нам выступать,.. Давай, я через пару дней вернусь, тогда и напишу.

- Хха! - Марья скривилась так, что левый зрачок ее уехал вовсе куда-то в угол глаза. - Вот и вся любовь. Завтра, да потом. А потом ищи тебя, как ветра в поле. Ладно уж, обойдусь. По бедности вашей.

- Что?!! - князь взревел как медведь и взвился, словно ему шило воткнули в задницу. И эта стерва тоже упрекала его в бедности! Но Марья ничуть не испугалась:

- Слуга твой малохольный шкуру вон, и ту утром уволок. А уж грамота...

- Что?!!! - еще громче рявкнул князь. Марья дернула плечом и исчезла.

- Тимоха! - Олег гаркнул так, что во дворе вздрогнули и переступили кони. Тимоха возник с испуганно вытаращенными глазами. Князь подскочил, схватил левой рукой за грудки, затрещали нитки, посыпались крючки.

- Ты зачем, поганец, шкуру уволок?! Как ты князя посмел позорить, мерзавец! Убью!!! - и отшвырнул его к стене. Лавка подсекла Тимоху под коленки, он упал на нее, больно и громко стукнувшись затылком об стену. Скривился плаксиво, заканючил:

- Ну что ты, князь, я ж как обычно... я ж не успел, когда ты... откуда ж мне было знать?..

Но князь его не слышал, а продолжал орать как глухому:

- Пергамент давай! Перо, чернила! Мигом, стервец! Пришибу!

Тимоха стрелой вылетел из горницы и уже через минуту положил перед князем все требуемое.

- Шкуру отдай! Ноги выдерну! - князь начал писать. - Хозяйку найди, узнай, как мужа ее зовут. Сюда приведи. Хоть силой!

- Я это, князь, сей миг... - Тимоха переступил с ноги на ногу, но не ушел.

- Что еще?!

- Там это... Дозорные наши всадников каких-то видели. С Окской стороны.

- Ну и?..

- Ну кинулись, а те ускакали.

- Куда?

- Назад, на север.

- Брысь! - Тимоха исчез.

"Секут, далеко ли я ушел. Все правильно. А может - войско? От самого Бежецка? Нет, дозоры. Князю теперь доводят, где я и что я. Ладно, скоро я сам к вам обернусь. Там и поглядим".

Непривычное занятие заставляло сосредоточиться, успокаивало. Дважды забегал Тимоха с нужными сведениями и с жалобами, что хозяйка к князю идти не желает. Олег дописал грамоту, продел нитку, начал разогревать на свече сургуч. Тимоха втащил за руку упирающуюся Марью:

- Вот, князь. Добром идти никак не хотела.

- Оставь нас. Узнай, все ли готово. Выступаем.

Тимоха исчез. Марья стояла потупившись, чуть вполоборота, грудь ее торчала гордо и вызывающе. Олег встал, подошел:

- Крепко ты меня обидела. Маша. Был бы кто другой, голову бы, наверное, снес. Держи вот, грамота мужу твоему. Васильем его зовут? Правильно я написал? (Марья кивнула.) Не скуп я, не серчай. Думал, вернусь с подарком, жарче обнимешь, а ты...

Марья развернула грамоту, всмотрелась, улыбнулась. И у Олега отлегло от сердца - он боялся, что она не возьмет и больше до себя не допустит.

"И что это я как мальчишка? Ну сильна, ну и что? Бабу еще себе не найду горячую? Ведь и ясно же, что она не от души, а за выгоду. Нет! Пусть и за выгоду, черт с ней, но так еще ни одна не обнимала! Но почему я так боюсь, что не допустит? Ей ведь только давай и давай! Или она действительно ведьма и уже меня присушила?" Колдунов Олег боялся и сейчас незаметно омахнул себя двумя пальцами: "Чур меня, черная сила!"

- Ты что же, читать умеешь?

- Купецкая жена все уметь должна, - Марья продолжала улыбаться, спасибо, Великий князь! Истинно Великий князь! Возвращайся скорей, я ждать буду, - она расстегнула верхние крючки на кофте, собираясь, очевидно, прятать полученное сокровище за пазуху, но грамота была большущая, с огромной, висящей на нитке печатью, и Марья растерялась, оглянулась на князя, покраснела, потянулась застегиваться... Тут уж он не выдержал, подскочил, обнял, начал тискать.

- Ну что ты. Войдет кто. Лучше вертайся скорей.

- Жди, Марьюшка, я скоро.

Хозяйка давно хлопнула дверью, а он все стоял, глупо улыбаясь, смотрел ей вслед, ничего не видя, не в силах оторваться от воспоминаний этой ночи.

* * *

Через полчаса войско рязанцев двинулось из Глебова напрямую к разведанному лагерю москвичей, оставляя Зарайск справа.

Олег только упал в сани, так и уснул как убитый, и первые три часа, пока шли до Осетрика, предполагаемого места встречи с противником, не подавал никаких признаков жизни.

На марше, примерно к середине пути, разведка выяснила, что москвичи с Осетрика ушли. Оба воеводы подъехали к князю посоветоваться, но растолкать его не удалось. Тимоха получил пинка в неудобное место, зашипел и заверещал вполголоса, стал каяться перед воеводами:

- Зачем я ему, дурак, меду подогрел? Теперь хрен к нему подступишься.

Воеводы покачали головами и отступились. Все равно вперед идти, никуда не денешься, а там посмотрим. Но когда пришли на место покинутого московского лагеря, советоваться все-таки пришлось. Федор сам (Тимоха забоялся) плесканул в лицо князю ледяной воды, и тот, матерясь и тряся головой, сел в санях. Упершись в Федора, глаза его осмыслились:

- Ну чего?

- Чего... Пришли.

- Ну и что? Где они?

- А они ушли.

- Куда ушли?!

- Дальше побежали.

- А-а-а... Ну и что? А вы раньше не могли мне сказать?

- Не могли. Тимоха хотел, так ты его чуть не искалечил. До сих пор за мотню держится.

Князь вспомнил что-то:

- Тимох, ты шкуру отдал?

Тимоха глядел крайне обиженно:

- Дыть... Куда ж деваться.

- Смотри! Ну а вы, воеводы? - князь зевнул во весь размах челюстей. Самим, что ль, непонятно, что делать? Догоняйте купцов, догоняйте! Догоните, тогда будите. Тимох, подогрей мне еще ковшик.