Е Эткинд - Проза о стихах Страница 12

Пушкин всегда очень точно и логично разграничивает смысл слов, используя чаще всего общепонятные, закрепленные словарем значения. Этому его научила школа классицизма, через которую он прошел. Интересна с этой точки зрения "Зимняя дорога" (1826):

Сквозь волнистые туманы

Пробирается луна,

На печальные поляны

Льет печально свет она.

По дороге зимней, скучной

Тройка борзая бежит,

Колокольчик однозвучный

Утомительно гремит.

Что-то слышится родное

В долгих песнях ямщика:

То разгулье удалое,

То сердечная тоска...

Ни огня, ни черной хаты,

Глушь и снег... Навстречу мне

Только версты полосаты

Попадаются одне...

Скучно, грустно... Завтра, Нина,

Завтра, к милой возвратясь,

Я забудусь у камина,

Загляжусь не наглядясь.

Звучно стрелка часовая

Мерный круг свой совершит,

И, докучных удаляя,

Полночь нас не разлучит.

Грустно, Нина: путь мой скучен,

Дремля смолкнул мой ямщик,

Колокольчик однозвучен,

Отуманен лунный лик.

В этих семи строфах дана целая гамма синонимов: печаль, скука, тоска, грусть, и каждое из этих слов отличается свойственными ему, не зависящими от автора смысловыми оттенками. Поляны - печальные, потому что луна льет на них печальный свет; дорога - скучная; песни ямщика - тоскливые ("сердечная тоска"); поэту - грустно. "Скучно, грустно..." - говорит он, объединяя эти два слова в одном восклицании, но тут же и поясняет их различие:

Грустно, Нина: путь мой скучен...

А в последнем стихе - замечательное " отуманен лунный лик ", которое значит не столько то, что луна подернута туманом,- луна, воспринятая здесь как живое существо, как человек ("лик"), отуманена печалью.

И всякий раз, как Пушкин назовет тот или иной из этих синонимов, он будет отчетливо различать смысловые оттенки каждого:

Иль в лесу под нож злодею

Попадуся в стороне,

Иль со скуки околею

Где-нибудь в карантине.

Долго ль мне в тоске голодной

Пост невольный соблюдать...

("Дорожные жалобы", 1830)

Что, брат? уж не трунишь, тоска берет - ага!

("Румяный критик мой...", 1830)

Цели нет передо мною:

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

("Дар напрасный, дар случайный...", 1828)

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой... Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит...

("На холмах Грузии лежит ночная мгла...", 1829)

Даже тогда, когда Пушкин осмысляет слово по-своему, по законам собственного внутреннего контекста, он сохраняет за ним и значение общесловарное, внешнее. Так обстоит дело, например, со словами "свобода", "воля", "вольность". Однако Пушкин и здесь отчетливо разграничивает смысловые оттенки синонимов:

Ты для себя лишь хочешь воли...

("Цыганы", 1824)

На свете счастья нет, но есть покой и воля...

("Пора, мой друг, пора!..", 1834)

Свободы грозная певица...

Хочу воспеть свободу миру...

("Вольность", 1817)

У Пушкина свобода - понятие политическое, общественное; вольность общефилософское; воля - скорее внутреннее, психологическое. В основном такое смысловое разграничение соответствует и разграничению словарному.

У Лермонтова, как правило, можно видеть собственное осмысление излюбленных им слов, раскрывающихся читателю не в одном каком-нибудь стихотворении, а в контексте, который можно назвать "контекст "Лермонтов"". Некоторые из самых важных для Лермонтова слов таковы: страсть (страсти), огонь, пламя, буря, трепет, мечта, блеск, шум, тоска, пустыня, приличье, тайный, холодный, могучий, святой, отрада. Возьмем одно из них - "пустыня". Вот несколько контекстов, в которых оно встречается:

1. В толпе людской и средь пустынь безлюдных

В нем тихий пламень чувства не угас...

("Памяти А.И.Одоевского", 1839)

2. За жар души, растраченный в пустыне...

("Благодарность", 1840)

3. И грустно мне, когда подумаю, что ныне

Нарушена святая тишина

Вокруг того, кто ждал в своей пустыне

Так жадно, столько лет спокойствия и сна!

("Последнее новоселье", 1841)

4. Так две волны несутся дружно

Случайной, вольною четой

В пустыне моря голубой...

("Я верю: под одной звездою...", 1841)

5. Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

(1841)

Мы привели только пять примеров из многих возможных. Уже они говорят о большой эмоциональной насыщенности слова. Так, в примере 2 "пустыня" - это бесчувственные, бездушные люди, те самые, которые способны положить камень нищему в его протянутую руку. В примере 1 идет речь о сибирской каторге, на которой декабрист Одоевский провел восемь лет жизни, с 1829 по 1837 год; значит, здесь "пустыня" - это край изгнания, жестокий, безлюдный. Близкое значение - в примере 3: эти стихи посвящены Наполеону, и слово "пустыня" здесь означает остров Святой Елены, на котором умер изгнанный французский император, окруженный врагами и величественной природой; это тот самый остров

...под небом дальних стран,

Где сторожил его, как он непобедимый,

Как он великий, океан!

Этими строками кончается стихотворение "Последнее новоселье", из которого взят наш пример.

В примере 4 смелое словосочетание: "В пустыне моря голубой". И это не просто внешняя метафора, отождествляющая безлюдное море с пустыней. В стихотворении "Я верю: под одной звездою..." идет речь о судьбе двух людей, мужчины и женщины, которых разлучила недобрая жизнь, о несостоявшейся их близости, и эта судьба сопоставлена с волнами:

Так две волны несутся дружно

Случайной, вольною четой

В пустыне моря голубой:

Их гонит вместе ветер южный;

Но их разрознит где-нибудь

Утеса каменная грудь...

Слово "пустыня" вызывает в нашем сознании мысль о светском окружении, которое отчуждает любящих друг от друга. Оно становится понятным, если помнить о контексте уже приведенной выше строки: "За жар души, растраченный в пустыне..."

Ну а в последнем, 5-м примере - "Пустыня внемлет Богу" - это же слово обозначает тихое безлюдье спящей местности. Смысл его здесь в том, что оно раздвигает рамки пространства. Стихотворение начинается с повествования о чем-то весьма определенном: человек лунной ночью в одиночестве бредет по проселку.

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха...

И вот - горизонты раздвигаются. Нет уже "кремнистого пути", реальной, единичной дороги - есть земля и небо:

...пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом...

"Пустыня" - самое общее, лишенное конкретных признаков понятие, которое позволяет этот взлет к Богу, звездам, небесам... Его можно здесь расшифровать как "пустынная, безлюдная, ночная Земля" - именно Земля, вся Земля, а не, скажем, деревья, поля, леса.* Замечательно, что Земля, которая "спит в сиянье голубом", увидена Лермонтовым как бы с другой планеты, или, если пользоваться сегодняшними понятиями, с точки зрения космонавта - этот взлет к масштабам космоса характерен для Лермонтова; именно так описана Земля и в поэме о Демоне, где она тоже дается сверху, из безграничной дали:

______________

* Разбор этого стихотворения - в статье Д.Е.Максимова,

напечатанной в сборнике "Русская классическая литература (Разборы и

анализы)", М., "Просвещение", 1969, с. 127-141.

И над вершинами Кавказа

Изгнанник рая пролетал.

Под ним Казбек, как грань алмаза,

Снегами вечными сиял,

И, глубоко внизу чернея,

Как трещина, жилище змея,

Вился излучистый Дарьял...

Этот космический взгляд роднит Лермонтова с Блоком, который тоже в стихотворении о Демоне (1916) мог от имени своего героя, обращавшегося к любимой женщине, сказать:

Да, я возьму тебя с собою

И вознесу тебя туда,

Где кажется земля звездою,

Землею кажется звезда.

Вот что такое лермонтовская "пустыня" - слово, стремящееся к максимальному расширению смысла. Пустыня - где нет близкой души; где человек обречен на одиночество изгнания; где нет людей, нет жизни. Все эти частные контексты перекликаются, поясняют друг друга, образуют один общий, сложный смысл лермонтовского слова "пустыня".

И вот теперь, с этим новым пониманием слова, прочитаем другие строфы Лермонтова - они окажутся сложнее, чем могли бы представиться прежде:

1. Так, царства дивного всесильный господин,

Я долгие часы просиживал один,

И память их жива поныне

Под бурей тягостных сомнений и страстей,

Как свежий островок безвредно средь морей

Цветет на влажной их пустыне.

("Как часто, пестрою толпою окружен...", 1840)

2. Но остался влажный след в морщине

Старого утеса. Одиноко

Он стоит, задумался глубоко,

И тихонько плачет он в пустыне.

("Утес", 1841)

3. Посыпал пеплом я главу,