Антон Чехов - Том 29. Письма 1902-1903 Страница 12

Ну-с, я жив и, кажется, здоров. С весны до августа у меня была очень больна жена (перитонит и прочее — после выкидыша), затем я приехал из-под Москвы* в Ялту, где заболел; прокашляв целый месяц, я наконец «очухался», как говорят хохлы, и теперь — ничего. В середине октября рассчитываю даже поехать в Москву и прожить там недельки две-три, впредь до нового хорошего кашля. Кстати, вот Вам мой московский адрес: Неглинный пр., д. Гонецкой, нижний этаж, вход с переулка. Это там, где бани*.

Если имеете возможность узнать, состою ли я членом Фонда, и если узнаете, что не состою, то обратитесь к В. А. Гольцеву («Русская мысль»). Он сделает все, что нужно.

Будьте здоровы и благополучны, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Писано в потемках, вечером; простите, если чего не разберете.

В Литературный фонд, 28 сентября 1902*

3851. В ОБЩЕСТВО ПОСОБИЯ НУЖДАЮЩИМСЯ ЛИТЕРАТОРАМ И УЧЕНЫМ

28 сентября 1902 г. Ялта.

В Общество пособия нуждающимся литераторам и ученым.

Сим удостоверяю, что Ольга Филипповна Жихарева живет литературным трудом и что в последнее время она заболела тяжелой формой истерии с психическими явлениями. Необходимо поместить ее в частную психиатрическую лечебницу, где, по расчету врачей, она должна пробыть месяца два, а между тем средств у нее нет, она бедна и заработать уже ничего не может.

Антон Чехов. 28 сентября 1902 г.

Ялта.

Чехову И. П., 28 сентября 1902*

3852. И. П. ЧЕХОВУ

28 сентября 1902 г. Ялта.

Е. Я. Чехова приедет в Москву 4-го октября в пятницу, с почтовым поездом. Проедет сначала в д. Гонецкой*, а потом на Миусскую*.

А. Чехов.

28 сент. 1902.

Ялта.

На обороте:

Москва. Ивану Павловичу Чехову.

Миусская пл., Городское училище.

Книппер-Чеховой О. Л., 30 сентября 1902*

3853. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 сентября 1902 г. Ялта.

Актрисуля, угадай-ка, кто у меня был вчера. Не угадаешь ни за какие пряники. Вчера часа в четыре вдруг является твой доктор Штраух, одетый франтиком, с пестреньким галстучком; оказывается, он делал в Гурзуфе операцию. Говорил, что ты совершенно выздоровела и можешь играть сколько тебе угодно.

Вчера я переделывал один свой старый водевиль*. Сегодня перепишу и отправлю Марксу*.

Завтра уезжает мать*. Я остаюсь solo.

Здоровье мое становится все лучше и лучше. Ем за десятерых. Только вот не пью, ибо пива порядочного нет, а вино здесь тяжелое, неинтересное. Мать привезет ½ бут. вина красного, для пробы. Попробуй с Машей*, и если найдете, что оно хорошо, то я привезу. Кажется, ничего себе. Только скорее напиши, так как очень возможно, что я скоро выеду*.

Значит, я буду на первом представлении!* И вдруг мне не окажется места и придется сидеть в ложе вместе с Котиком*!

Ну, балбесик мой, обнимаю тебя крепко. Не забывай, что у тебя есть муж. Вспоминай об этом хоть раз в два дня. Если вздумаете менять квартиру, то поищите в доме Гонецкой*, повыше. Если дороже на 100–200 р., то это ничего. Как ты думаешь?

Твой

А.

30 сент.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Алексееву (Станиславскому) К. С., 1 октября 1902*

3854. К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

1 октября 1902 г. Ялта.

1 окт. 1902.

Что такое, дорогой Константин Сергеевич?! С нами крестная сила! Я удалился от Вас*, разлюбил Художественный театр? Ничего подобного даже не снилось мне, ни о чем подобном я не мог подумать даже в шутку! Не знаю, что, собственно, навело Вас на мысль о перемене, которая якобы произошла во мне. Мое письмо к Савве Тимофеевичу?* Но ведь это письмо касалось только моего долга, о котором я не мог молчать, так как в самом деле в моих денежных делах произошло маленькое недоразумение. Дело в том, что я, записываясь в пайщики*, обещал уплатить свой пай (5000 р.) в конце этого года; но, как оказывается теперь, уплатить мне не придется, так как денег у меня не будет; я рассчитывал получить долг* и не получил. Быть же пайщиком, так сказать, в кредит мне неловко. Вот и все, об этом я писал Савве Тимофеевичу, писал, помнится, так, что о какой-либо перемене отношений к театру, вообще к делу, которое я люблю чуть ли не со дня рождения, не могло быть ни речи, ни мысли.

Около 15 октября я буду в Москве* и тогда употреблю все свое красноречие, на какое я только способен, чтобы рассеять этот пустяк, который нельзя назвать даже недоразумением… 15 октября буду в Москве и объясню Вам, почему до сих пор не готова моя пьеса. Сюжет есть, но пока еще не хватает пороху.

В Любимовке мне жилось очень хорошо, лучше нельзя жить. Приехав в Ялту, я заболел, стал неистово кашлять, ничего не ел — и этак с месяц, теперь же чувствую себя очень хорошо. Доктор* выслушивал меня и сказал, что произошла значительная перемена к лучшему (против того, что было зимой и весной). Значит, климат в Любимовке и рыбная ловля (с утра до вечера) оказались целебными для меня, несмотря даже на дожди, какие были все лето. И Ольга* тоже выздоровела. Доктор Штраух был у меня третьего дня и говорил, что от болезненного процесса у нее не осталось и следа.

Шлю сердечный привет Марии Петровне* и Вашей маме*. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Из Москвы я поеду за границу*, вероятно, в Nervi. Проживу в Москве до конца ноября или начала декабря, т. е. до кашля.

Марксу А. Ф., 1 октября 1902*

3855. А. Ф. МАРКСУ

1 октября 1902 г. Ялта.

1 октября 1902.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

В числе моих произведений, переданных Вам*, имеется водевиль «О вреде табака», — это в числе тех произведений, которые я просил Вас исключить из полного собрания сочинений* и никогда их не печатать. Теперь я написал совершенно новую пьесу* под тем же названием «О вреде табака», сохранив только фамилию действующего лица, и посылаю Вам для помещения в VII томе*.

Благоволите выслать корректуру. До 12 октября я буду в Ялте, потом же поеду в Москву. Мой московский адрес: Неглинный пр., д. Гонецкой.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Книппер-Чеховой О. Л., 2 октября 1902*

3856. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

2 октября 1902 г. Ялта.

2 окт.

Актрисуля, для чего это понадобилась тебе карета?* Ведь карет порядочных нет в Москве, в карете всегда тошнит. Давай проедем просто на извозчике. Я буду в осеннем пальто, и шубы, быть может, не потребуется. Буду иметь плед, калоши.

Мать* уехала вчера на мальпосте с тем, чтобы отправиться в Москву на почтовом. Не телеграфировал тебе*, потому что не знаю наверное, найдет ли она в Севастополе билет, или нет. Говорят, поезда полны, билеты раскупаются за 2 недели.

То, что у Немировича была рвота, это в самом деле нехорошо. По крайней мере было нехорошо. Когда увидишь его, скажи, что я очень беспокоюсь и желаю ему скорейшего выздоровления*.

В газетах печатают, будто все билеты на курьерском поезде и добавочном до 15 окт<ября> уже распроданы. Каково, если это справедливо? Я написал в Севастополь, авось найдется местечко.

Живу во всем доме один. И ничего. Хотел было завести себе любовницу, да раздумал: осталось до отъезда так немного!

Будь здорова, собака моя хорошая, дворняжка. Если приедешь на вокзал встретить меня, то найми извозчика на вокзал и обратно.

Ну, кланяюсь тебе в ножки и обнимаю. Помни обо мне, а то будешь бита. Ты ведь знаешь, как я строг.

Твой Antoine.

Матери* и Маше* поклонись.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.