Сулейман Рагимов - Мехман Страница 12

- Но это же грубое искажение закона! Это нельзя делать, - возмутился Мехман. - Так нарушаются права честных граждан.

Муртузов вытащил из кипы тоненькую папку.

- Вот как раз такое "кампанейское" дело, - разъяснил он. Видите, оно возбуждено на основании резолюции Кямилова.

- Как же может прокуратура возбуждать дела, если нет состава преступления? Да пусть райисполком хоть три решения вынесет, я не подчинился бы...

- Верно, - стал громко восхищаться Муртузов. - С первых же секунд встречи с вами я понял, что вы за человек. Ей-богу, немного неудобно говорить вам в глаза, но все это я увидел тогда же во сне, все, как на ладони. Я, знаете, не подхалим, не люблю льстить. Очень не люблю. Но я вам скажу, весь район уже понимает, все уже знают, что приехал настоящий блюститель закона, хозяин, высший надзор над всеми.

- Ладно, - прервал Мехман излияния Муртузова и показал ему какой-то лист дела. - Что это за свидетель? Откуда он взялся?

Муртузов вытянул шею и внимательно, скосив глаз, посмотрел:

- Скажу вам правду, ей-богу, мы это просто организовали. - Он глухо засмеялся, жилы на его сверкающей лысине зарделись и вздулись.

- Как то есть "организовали"? Как это понять, товарищ следователь?

Муртузов нагнулся над столом и так и застыл с поникшей головой.

- Надо ж было выполнить решение исполкома. Но вы не беспокойтесь, все это чисто сделано, все в рамках закона.

- Все равно решение-то ведь неправильное? Как же мы можем трепать нервы честным людям на основе вот таких поддельных документов!

- Но это же в интересах дела.

Прокурор внимательно прочел показания свидетелей - и вдруг его охватил гнев:

- Надо же понимать, Муртузов, что социалистическая революция совершена ради великих прав трудящихся людей. И лишить граждан этих прав при помощи таких подделок - это значит втаптывать в грязь блага, данные народу революцией.

Муртузов тут же достал записную книжку и стал записывать:

- Как вы сказали: "Социалистическая революция совершена ради великих прав трудящихся людей". - Он шумно вздохнул. - Хорошо сказано, очень хорошо. Но попробуйте-ка объяснить все это нашему Кямилову. Чуть что, он начинает кричать, так стучит по столу кулаком, что стекла трескаются. "Я тут власть или ты? Где, по-твоему, власть - на местах или на небе?" Не отстанет, пока не согласишься с ним, что простокваша не белая, а черная. Прямо в безвыходное положение ставит. Волей-неволей соглашаешься: да, так, точно так. Попробуй ему только противоречить...

- А почему нельзя? Что это за самодурство?

Муртузов не ответил на вопрос, снова взялся за карандаш.

- Как это вы сказали про закон?

- Я говорю, что закон надо крепко соблюдать.

- "Крепко соблюдай закон"! - Следователь торопливо записал и закрыл книжку. - Если бы кто-нибудь вдолбил все это Кямилову! Эх, жаль, товарищ прокурор, жаль, ей-богу, жаль, что некому на этом свете проучить его... Я во всех кружках самый активный член, нигде не отстаю. Не пропускаю мимо ушей ни одного указания, записываю каждое мудрое изречение... На занятия кружка прихожу раньше всех, ухожу позже всех, и потому все знают, что настоящий актив - это я. А между прочим, этого Кямилова я ни разу не встретил на занятиях. Не будем уж говорить о кружке, даже книгу этот человек не раскроет, не прочтет подряд и пяти строк... Мир не видел такого болтуна, товарищ прокурор. Сам я, ей-богу, не люблю болтовни. Всего пару слов я только и признаю: "да" или "нет". Говорю конкретно. К чему эти долгие разговоры, лишние слова? А Кямилов вызывает, к примеру, и заводит, говорит, говорит, тянет... Ему кажется, что из его рта сыплются драгоценные камни, а мы, простые смертные, этого не понимаем и не подбираем с земли высокие дары его речи, его премудрости... потому он повторяет и повторяет...

Мехману начинало казаться, что в комнату влетел овод и жужжит и жужжит без конца. Болтовня Муртузова начинала ему надоедать. Он раздраженно махнул рукой:

- А зачем вы слушаете пустые разговоры, товарищ Муртузов?

- Попробуй не выслушать хоть одно слово из длинной речи Кямилова. Он сразу объявит тебя кровным врагом. Это Кямилов думает, что весь мир создан его руками. Как поется: "Халиф я - владыка этих мест, и лишь в Багдаде такой еще есть". Он думает, без него само солнце погаснет, мир погрузится во мрак...

Мехман засмеялся:

- Повидимому, этот Кямилов очень оригинальный, забавный тип.

Муртузов даже растерялся. На лице его изобразилось недоумение. Назвать Кямилова "забавным типом"! "Ну, не очень-то тебе будет весело, душа моя, когда будешь уезжать опозоренный из нашего района, - подумал он. - Кямилов, как пить дать, тебя проглотит..."

- Да, он очень странный, Кямилов, - все же подхватил Муртузов. - Он ничуть не отстает от этих "взбесившихся вельмож", которых показывают на нашей клубной сцене, - тип вельможи с пеной у рта!

Мехман улыбнулся, перелистывая страницы дела, и что-то отметил карандашом. Муртузов громко захохотал и хлопнул себя по бокам. Улыбка Мехмана как бы ободрила его, и он с еще большей энергией стал обливать грязью своего "покровителя".

- Таков наш Кямилов. В один прекрасный день сам Кямилов сядет в зрительном зале клуба, его образ будет двигаться по сцене, и он сам, вы представляете, он сам будет рукоплескать себе, не подозревая об этом, и хохотать. Да, товарищ прокурор, наш Кямилов такой человек, такой тип. Самодурству его нет границ. Законно-беззаконно, ему все равно - выполняй. Невозможно, товарищ прокурор, больше терпеть эти выходки, совесть мучает. Так и хочется встать, крикнуть: "Кямилов, послушай, ведь твои грубые выходки никак не соответствуют закону!.." Но невозможно, никак невозможно это сказать... Разве он признает самокритику? Он готов разрушить весь мир, он будет кричать: "Какой закон? Какое имеет отношение закон ко мне? Что, я не знаю закона?"

- Значит. Муртузов, - перебил его Мехман, - вы говорите, это дело возбуждено на основании резолюции Кямилова?

Следователь выпрямился и без особого удовольствия признал:

- Так точно. По его резолюции...

- Другие основания какие-нибудь имеются?

Муртузов покачал головой.

- Никаких. Никаких других оснований.

Мехман задумался, а Муртузов продолжал говорить, но с гораздо меньшим пылом. Он уже испугался, что, желая настроить Мехмана против Кямилова, слишком далеко зашел.

- Да, Кямилов такой человек. Когда он сидит за столом с важным видом, то со стороны кажется, что в голове этого человека вмещается весь мир, вся мудрость света.

- В таком случае надо на него смотреть тогда, когда он отходит от стола.

- Это мудро сказано, - заметил Муртузов, покачивая головой.

- Да, государственным постом нельзя прикрывать беззаконие и самодурство отдельных людей.

- Очень верно сказано, золотые слова, товарищ прокурор. Но... Муртузов развел руками. - Ей-богу, перед Кямиловым я всего-навсего жалкий цыпленок с подбитыми крыльями. У него большая власть. Он как огромный слон, а я, я крохотный воробей, ей-богу.

- Пускай он слон... все равно. Надо протестовать против его самодурства.

- У меня, открыто скажу, товарищ прокурор, двое детей, которых я кормлю только со своего оклада. Мехман похлопал ладонью по папке.

- А этот человек, невинно привлеченный к ответственности, детей не имеет?

- Имеет.

Мехман захлопнул папку и встал.

- Я сам заново проведу следствие. Надо освободить этого колхозного бригадира Саламатова. Видимо, дело это вообще придется прекратить производством.

- А Кямилов?

Мехман сердито посмотрел на следователя:

- Все подчиняются закону, все равны перед законом - и Кямилов и Саламатов. - И он написал на деле свою резолюцию.

Следователь даже заморгал глазами от страха.

- И помните, - добавил прокурор. - Я предупреждаю вас с самого начала...

Муртузов даже не дал ему закончить фразу:

- Я подчиняюсь вашему приказу, товарищ прокурор. Моя совесть тоже голосует за справедливость...

Он собрал груду папок и удалился, пятясь к двери спиной. Когда он был уже на пороге, раздался телефонный звонок. Мехман поднял трубку. "Здравствуйте, товарищ Вахидов, - сказал он. - К вам? Хорошо..."

Муртузов приоткрыл рот от удивления. Это звонил секретарь райкома. Муртузов осторожно прикрыл за собой дверь, спрятал дела и поспешно направился в райисполком.

15

Кямилов был один. Заложив руки за затылок, он раскачивался в кресле и тихонько насвистывал.

- Ну как, следователь? - спросил он, не меняя позы. И зевнул: - Что нового?

- Пока живем, товарищ Кямилов, - ответил Муртузов, почтительно кланяясь. - Желаем вам полного благополучия.

- Видишь, как игнорируют нас наверху, посылают к нам своих людей? Огромная туша Кямилова едва помещалась в мягком большом кресле. - Выходит так, что мы здесь пыхтим и потеем, а труды наши ничего не стоят...

- Лишь бы вы сами были здоровы, - сказал Муртузов и сел. - Какая разница? Разве не все равно, кто будет прокурором, я или этот приезжий...