Надежда Тэффи - Том 3. Городок Страница 12

– А разве у вас аппендицит?

– Нет у меня скидка.

– Это что же за штука?

– Скидку мне там сделают, знакомый врачь обещал. Раз скидка, так отчего же не полечиться? Непрактично было бы упустить.

У меня есть один знакомый из персонала собачьей лечебницы за городом… Может быть устроится хорошая скидка…

Морды, прожелкшие, обиженные, обойденные судьбой, ходят по опустелым улицам, дают друг другу советы, смотрят в окна магазинов на выгоревшую дешевку, празднуют свой сезон.

Файфоклоки

Рецепт приготовления файфоклока следующий:

1 кило миндального печенья;

на пять франков кексу;

на десять какой-нибудь дряни;

1 кило конфет;

1 лимон.

Всё это режется и раскладывается по тарелкам в виде звёзд или каких-нибудь геометрических фигур – ромбов, квадратов, концентрических кругов.

Делается это для того, чтобы с первого же момента поразить воображение гостя, чтоб он присмирел и понял, что попал не так себе куда-нибудь, а в дом, где любят красоту и ценят искусство. Красота – это, как известно, страшная сила, и уложенная винтом баба (я говорю, конечно, про печенье, а не про женщину) производит впечатление гораздо более яркое и острое, чем просто натяпанная кривыми ломтями. Можно ещё купить орехов. Но к ним следует относиться как к элементу декоративному и щипцов не класть. От них, если дозволить их съесть, только треск и сор. А так, без щипцов, если какой гость и надумает взять, то недалеко уедет: повертит в пальцах, лизнёт и сунет потихоньку под пепельницу.

Если гость строптивый и задира, то надо дать понять, что вы его штуки заметили и не одобрили – берёшь, мол, добро, есть не ешь, а только изводишь. От этого он делается скромнее и иногда даже начинает говорить комплименты.

Если вы натуральный беженец и живёте в одной комнате, то для настоящего светского файфоклока вы непременно должны придать вашему помещению элегантный вид: выбросить из пепельницы присохшие к ней косточки вишен, старые туфли засунуть подальше под кровать, а новые, наоборот, выставить около окошка – пусть сверкают. Умывальную чашку можно скрыть под небрежно развёрнутым японским веером. Словом – иногда самыми маленькими усилиями можно достигнуть потрясающих эффектов.

Между прочим, если у вас есть стул с расхлябанной ножкой, не стыдитесь и не прячьте его. Он вам сослужит службу: если к вам придёт очень важный гость, запрезирает ваш кекс и спросит, есть ли при вашей комнате salle de bain[38] – сажайте его немедля на этот стул. Он потеряет равновесие, брыкнёт ногой и попытается обратить всё в шутку. А вы улыбнётесь «с большой выдержкой» и скажете:

– Ах, пустяки, не стоит обращать на это внимание. Здесь мебель хотя и очень дорогая, но очень прочная.

Тогда он подумает, что сам сломал ножку, и сильно сконфузится. Тут берите его голыми руками.

Разговоры за файфоклоками нужно вести на самые светские темы, а вовсе не о том, что вас лично в данный момент больше всего интересует.

Допустим, ваша душа занята тем, что утром сапожник содрал с вас пятнадцать франков за новую подмётку. Как бы ни были вы полны этими переживаниями, говорить о них не следует, потому что все притворятся, что их такая мелочь никогда не интересовала, и даже не сразу поймут, кэс ке сэ, мол, подмётка.

Говорите об опере, о туалетах. Только не надо говорить непременно правду.

– В оперу не хожу – денег нет.

Или:

– Сегодня утром смотрю – ах! – на новом чулке дырка!

Это не то. Надо держать высокий тон.

– Французы не понимают даже Чайковского, как вы хотите, чтобы они претворили (непременно скажите «претворили», я на этом настаиваю) Скрябина?

Или так:

– Пакэн повторяется!

И больше ничего. Пусть все лопнут.

Если разговор очень вялый, вы можете легко оживить его, бросив вскользь:

– Видела вчера в церкви Анну Павловну. Какая красавица!

Тут-то и начнётся.

– Анну Павловна красавица? Ну уж это, я вам скажу…

– Анну Павловна харя.

– Она одевается недурно, но ведь она ужасна!

– Одета она всегда возмутительно! Я даже не понимаю, где она заказывает эти ужасы. Её выручает смазливое личико…

– Личико?! У неё муравьиный нос. Фигура только и выручает.

– Горбатая… Один бок…

– У неё три ноги…

– У неё скорее фигура смазливая, чем лицо.

– Характер у неё смазливый, а не фигура.

– Несчастный муж! Жена, кажется, продаётся направо и налево…

– Женщине шестой десяток, и вечно за ней хвост мальчишек.

– Очевидно, умная женщина. Раз ей шестьдесят лет, да ещё и урод она, и одевается скверно, так за что же ей платят?

– Анну Павловна умна? Вот уж разодолжили! Дура петая-перепетая.

– А много ли им нужно! Была бы хорошенькая мордочка.

– Да одевалась бы хорошо.

– Так, значит, она хорошенькая?

– Совершенная цапля, только коротенькая… Кривая.

– Ну вот! А вы говорите, продаётся. Сама всем платит.

– Что же – значит, богатая?

– Ломанного гроша нет. Я ей сама старую шляпку подарила.

– Так как же тогда? Чем же она платит?

– Ах, какая вы наивная! Уж поверьте, что на это найдётся.

– А на вид ей не более тридцати.

– Ах, какая вы наивная! Ей на вид все восемьдесят.

Это разговор специально дамский.

Для возбуждения мужских страстей вы вскользь бросаете:

– Интересно мнение большинства. Следует нам вообще объединиться, разъединиться или отъединиться?

Тут пойдёт.

В общем, эти разговоры, если их не сбивать, могут длиться часа три-четыре.

Но если вам захочется есть, то вы всегда можете мгновенно погасить энтузиазм толпы и элоквенцию ораторов простой фразой, произнесённой вполголоса:

– Ах, я и забыла! Меня просили продать тридцать билетов на благотворительную лотерею. И куда это я их засунула… надо поискать.

Ровно через полторы минуты ваша комната останется пустой.

Окурки, бумажки от конфет, сизый дым, огрызки печенья – унылые клочья былого файфоклока – унылые файфоклочья.

Последние крики на лестнице:

– Заходите!

– Позвоните!

– Шшш… не крие па сюр лескалье![39]

Тоска

Не по-настоящему живем мы, а как-то «пока»,И развилась у нас по родине тоска,Так называемая ностальгия.Мучают нас воспоминания дорогие,И каждый по-своему скулит,Что жизнь его больше не веселит. Если увериться в этом хотитеЗагляните хотя бы в «The Kitty»,Возьмите кулебяки кусок. Сядьте в уголок,Да последите за беженской братией нашей,Как ест она русский борщ с русской кашей.Ведь чтобы так – извините – жрать, Нужно действительно за родину-мать Глубоко страдать.И искать, как спириты с миром загробным,Общения с нею хоть путем утробным.

Тоскуют писатели наши и поэты,Печатают в газетах статьи и сонеты. О милом былом, Сданном на слом.Lolo хочет звона московских колоколен,Без колоколен Lolo совсем болен,Аверченко, как жуир и фант,Требует – восстановить прежний прейскурантНа все блюда и на все вина,Чтобы шесть гривен была лососина,Два с полтиной бутылка бордоИ полтора рубля турнедо. Тоже Москву надо И Дону-Аминадо.Поет Аминадо печальные песни: Аминадо, хоть тресни, Хочет жить на Пресне.А публицисты и журналисты,И лаконичны, и цветисты,Пишут, что им нужен прежний быт,Когда каждый был одет и сыт.(Милые! Уж будто и в самом делеВсе на Руси, сколько хотели, Столько и ели?)

У бывшего помещика ностальгияПринимает формы другие:Эх-ма! Ведь теперь осенняя пора!Теперь бы махнуть на хутора!Вскочить бы рано, задолго до света,Пока земля росою одета,Выйти бы на крыльцо,Перекинуть бы через плечо ружьецо,Свистнуть собаку, да в полеЗа этими, ушатыми… как их… зайцы, что-ли?.. Идти по меже. Собака впереди. Веет ветерок. Сердце стучит в груди…Вдруг заяц! Ту-бо! Смирно! Ни слова! Приложился… Трах! Бац! Готово! Всадил дроби заряд Прямо собаке в зад.А потом, вечерком, в кругу семейном чинномВыковыривать дробинки ножом перочинным…

Ну что же, я ведь тоже проливала слезыПо поводу нашей русской березы:«Ах, помню я, помню весенний рассвет!Ах, жду я, жду солнца, которого нет…Вижу на обрыве, у самой речкиТеплятся березыньки – божьи свечки.Тонкие, белые – зыбкий сонПечалью, молитвою заворожен.Обняла бы вас, белые, белыми руками,Пела, причитала бы, качалась бы с вами…»

А еще посмотрела бы я на русского мужика,Хитрого, ярославского, тверского кулака,Чтоб чесал он особой ухваткой,Как чешут только русские мужики, –Большим пальцем левой рукиПод правой лопаткой.Чтоб шел он с корзиной в Охотный ряд,Глаза лукаво косят,Мохрится бороденка– Барин! Купи куренка!– Ну и куренок! Старый петух.– Старый?! Скажут тоже!– Старый! Да ен, може,На два года тебя моложе!

Эх, видно, все мы из одного теста!Вспоминаю я тоже Москву, Кремль, Лобное место…Небо наше синее – синьки голубей…На площади старуха кормит голубей:«Гули-гули, сизые, поклюйте на дорогу,Порасправьте крылышки, да кыш-ш… Прямо к Богу.Получите, гулиньки, Божью благодатьДа вернитесь к вечеру вечерню ворковать».…– Плачьте, люди, плачьте, не стыдясь печали!Сизые голуби над Кремлем летали!

Я сегодня с утра несчастна:Прождала почты напрасно,Пролила духов целый флаконИ не могла дописать фельетон.От сего моя ностальгия приняла новую формуИ утратила всякую норму,Et ma position est critique.[40]Нужна мне и береза, и тверской мужик,И мечтаю я о Лобном месте –И всего этого хочу я вместе!Нужно, чтоб утолить мою тоску,Этому самому мужику,На этом самом Лобном местеДа этой самой березойВсыпать, не жалея доброй дозы,Порцию этак штук в двести. Вот. Хочу всего вместе!

Счастье