Афанасий Фет - Соловей и роза Страница 12

Вакхическая песня

Побольше влаги светлой мне,И пену через край!Ищи спокойствия на днеИ горе запивай!

Вино богами нам даноВ замену летских струй:Разгонит горести оно,Как смерти поцелуй,

И новый мир откроет нам,Янтарных струй светлей,И я за этот мир отдамВсю нить грядущих дней.

Лишь кубок, чокнув, закипит, —Воспламенится кровь,И снова в сердце проблеститИ радость и любовь!

В душе отвага закипит,Свобода оживет,И сын толпы не уследитОрлиный мой полет!

«Солнце потухло, плавает запах…»

Весна, весна, пора любви.

Солнце потухло, плавает запахЮных березВ воздухе сладком; лодка катитсяВниз по реке;Небо прозрачно, плавает месяцВ ясной воде.

Там, за рекою, звездною цепьюБлещут огни,Тени мелькают, вторится эхомПеснь рыбака;

Здесь, над горою, к другу склонившисьЛегкой главой,Милая Мери с нежной улыбкойШепчет: «Люблю».

Мери, ты любишь! Скоро умолкнетНочи певец,Лист потемнеет, – будешь ли так же,Мери, любить?..

Лирические стихотворения

1842–1892

«Щечки рдеют алым жаром…»

Щечки рдеют алым жаром,Соболь инеем покрыт,И дыханье легким паромИз ноздрей твоих летит.

Дерзкий локон в наказаньеПоседел в шестнадцать лет…Не пора ли нам с катанья?—Дома ждет тепло и свет —

И пуститься в разговорыДо рассвета про любовь?..А мороз свои узорыНа стекле напишет вновь.

«Сосна так темна, хоть и месяц…»

Сосна так темна, хоть и месяцГлядит между длинных ветвей.То клонит ко сну, то очнешься,То мельница, то соловей,

То ветра немое лобзанье,То запах фиалки ночной,То блеск замороженной далиИ вихря полночного вой.

И сладко дремать мне – и грустно,Что сном я надежду гублю.Мой ангел, мой ангел далекий,Зачем я так сильно люблю?

Вечерний сад

Не бойся вечернего сада,На дом оглянися назад, —Смотри-ка: все окна фасадаЗарею вечерней горят.

Мне жаль и фонтана ночного,Мне жаль и жуков заревых,Мне жаль соловья заревогоИ ночи цветов распускных.

Поверь мне: туман не коснетсяГоловки-малютки твоей,Поверь, – ни одна не сомнетсяИз этих упругих кудрей.

Поверь, что природа так гибкоТвоим покорится очам,Поверь мне, что эта улыбкаЦарица и дням и ночам.

Сопутники вечера – что ж вы?Ответствуйте милой моей! —Поверь мне, что узкой подошвыРоса не коснется твоей.

«Безмолвные поля оделись темнотою…»

Безмолвные поля оделись темнотою.Заря вечерняя сгорела, воздух чист,

В лесу ни ветерка, ни звука над водою,Лишь по верхам осин лепечет легкий лист,

Да изредка певец природы благодатнойЗа скромной самкою, вспорхнув, перелетит

И под черемухой, на ветке ароматной,Весенней песнию окрестность огласит.

И снова тихо всё. Уж комары усталиЖужжа влетать ко мне в открытое окно:Всё сном упоено…

«Как много, Боже мой, за то б я отдал дней…»

Как много, Боже мой, за то б я отдал дней,Чтоб вечер северный прожить тихонько с неюИ всё пересказать ей языком очей,Хоть на вечер один назвав ее своею,

Чтоб на главе моей лилейная рука,Небрежно потонув, власы приподнимала,Чтоб от меня была забота далека,Чтоб счастью одному душа моя внимала,

Чтобы в очах ее слезинка родилась —Та, над которой я так передумал много, —Чтобы душа моя на всё отозвалась —На всё, что было ей даровано от Бога!

«Ночь тиха. По тверди зыбкой…»

Ночь тиха. По тверди зыбкойЗвезды южные дрожат;Очи матери с улыбкойВ ясли тихие глядят.

Ни ушей, ни взоров лишних.Вот пропели петухи,И за ангелами в вышнихСлавят Бога пастухи.

Ясли тихо светят взору,Озарен Марии лик…Звездный хор к иному хоруСлухом трепетным приник.

И над Ним горит высокоТа звезда далеких стран:С ней несут цари востокаЗлато, смирну и ливан.

Блудница

Но Он на крик не отвечал,Вопрос лукавый проникая,И на песке, главу склоняя,Перстом задумчиво писал.

Во прахе, тяжело дыша,Она, жена-прелюбодейка,Золотовласая еврейкаПред ним, грешна и хороша.

Ее плеча обнажены,Глаза прекрасные закрыты,Персты прозрачные омытыСлезами горькими жены.

И понял Он, как ей сродно,Как увлекательно паденье:Так юной пальме наслажденьеИ смерть – дыхание одно.

«Ночь. Не слышно городского шума…»

Ночь. Не слышно городского шума.В небесах звезда – и от нее,Будто искра, заронилась думаТайно в сердце грустное мое.

И светла, прозрачна дума эта,Будто милых взоров меткий взгляд;Глубь души полна родного света,И давнишней гостье опыт рад.

Тихо всё, покойно, как и прежде;Но рукой незримой снят покровТемной грусти. Вере и надеждеГрудь раскрыла, может быть, любовь?

Что ж такое? Близкая утрата?Или радость? – Нет, не объяснишь, —Но оно так пламенно, так свято,Что за жизнь Творца благодаришь.

Цыганке

Молода и черноока,С бледной смуглостью ланит,Прорицательница рока,Предо мной дитя востока,Улыбаяся, стоит.

Щеголяет хор суровыйВыраженьем страстных лиц;Только деве чернобровойТак пристал наряд пунцовыйИ склонение ресниц.

Перестань, не пой, довольно!С каждым звуком яд любвиЛьется в душу своевольноИ горит мятежно-больноВ разволнованной крови.

Замолчи: не станет мочиМне прогрезить до утраПро полуденные очиПод навесом темной ночиИ восточного шатра.

В альбом

Я вас рассматривал украдкой,Хотел постигнуть – но, увы!Непостижимою загадкойПередо мной мелькали вы.

Но вы, быть может, слишком правы,Не обнажая предо мной,—Больны ль вы просто, иль лукавы,Иль избалованы судьбой.

К чему? Когда на блеск пурпурныйЗари вечерней я смотрю,К чему мне знать, что дождик бурныйЗальет вечернюю зарю?

Тот блеск – цена ли он лишенья —Он нежно свят – чем он ни будь,Он дохновение твореньяНа человеческую грудь.

«Я говорил при расставаньи…»

Я говорил при расставаньи:«В далеком и чужом краюЯ сохраню в воспоминаньиСвятую молодость твою».

Я отгадал душой небрежнойМою судьбу – и предо мнойТвой образ юный, образ нежный,С своей младенческой красой.

И не забыть мне лип старинныхВ саду приветливом твоем,Твоих ресниц, и взоров длинных,И глаз, играющих огнем.

Художнику

Не слушай их, когда с улыбкой злоюВсю жизнь твою поставят на позор,И над твоей венчанной головоюТолпа взмахнет бесславия топор;

Когда ни сны, ни чистые виденья,Ни фимиам мольбы твоей святой,Ни ряд годов наук, трудов и бденьяНе выкупят тебя у черни злой…

Им весело, когда мольбой презреннойОни чело младое заклеймят…Но ты прости, художник вдохновенный,Ты им прости: не ведят, что творят.

Прости

(Офелии)

Прости, – я помню то мгновенье,Когда влюбленною душойБлагодарил я провиденьеЗа встречу первую с тобой.

Как птичка вешнею зарею,Как ангел отроческих снов,Ты уносила за собоюМою безумную любовь.

Мой друг, душою благодарной,Хоть и безумной, может быть,Я ложью не хочу коварнойМладому сердцу говорить.

Давно ты видела, я верю,Как раздвояется наш путь!Забыть тяжелую потерюЯ постараюсь где-нибудь.

Еще пышней, еще прекраснейОдна – коль силы есть – цвети!И тем грустнее, чем бесстрастнейМое последнее прости.

Последнее слово

Я громом их в отчаяньи застигну,Я молнией их пальмы сокрушу,И месть на месть и кровь на кровьвоздвигну,И злобою гортань их иссушу.

Я стены их сотру до основанья,Я камни их в пустыне размечу,Я прокляну их смрадное дыханье,И телеса их я предам мечу.

Я члены их орлятам раскидаю,Я кости их в песках испепелю,И семя их в потомках покараю,И силу их во внуках погублю.

На жертвы их отвечу я хулою,Оставлю храм и не приду опять,И девы их в молитве предо мноюВотще придут стенать и умирать.

«Между счастием вечным твоим и моим…»