Александр Саверский - Кровь Страница 12

Полная Луна сидела на кровати в их комнате и тихо плакала. Он присел рядом и обнял ее за плечи.

-- Ну, что ж ты ревешь, ревушка-коровушка? Радоваться надо.

Она ткнулась ему в грудь и рассмеялась сквозь слезы.

-- Господи, я так этого ждала. А теперь не знаю -- радоваться или плакать. Время-то какое.

-- Нашла о чем думать. Ведь это наш ребенок. Твой и мой.

В дверь постучали.

-- Да! -- откликнулся Ветер.

Вошел отец Полной Луны.

-- Я рад за вас, дети мои, но вынужден прервать вашу беседу. Пришла какая-то женщина. Она хочет видеть Императорского художника.

-- Что ей нужно, не сказала? -- Ветер слегка поморщился оттого, что ему приходится оставить жену.

-- Я догадываюсь, но она молчит. Тебе следует пойти к ней.

-- Девочка моя, подожди меня, я быстро. -- Ветер нежно поцеловал жену и пошел за Серебряным Медведем.

Войдя в комнату, он увидел женщину, которую хорошо знал. Она была придворной дамой, и ходили слухи, что между Императором и ею существует близкая связь. Художник знал об этом наверняка, поскольку целых шесть раз рисовал ее портреты по просьбе своего венценосного хозяина, и тот неоднократно посещал его мастерскую во время работы над натурой, общаясь с этой женщиной нежно и учтиво.

-- Чем могу быть полезен, Ветреная Газель? -- обратился он к гостье и сел.

-- Здравствуй, Ветер Небес! -- Смоляные волосы слегка склонились в приветствии, и художник в очередной раз не без удовольствия отметил вкус Императора: несмотря на возраст, женщина была очень красива и изящна. -- Я долго искала тебя после смерти Последнего Императора и наконец нашла.

-- Да, мы провели некоторое время в горах. Ждали, пока все уляжется, и лишь теперь смогли вернуться.

Они замолчали. Ветер увидел, как Серебряный Медведь поманил к себе сына, и они вместе вышли из комнаты.

Женщина вздохнула, и художник увидел в ее глазах чувства, от которых к его лицу прилила кровь.

"Господи, только тайной любви мне сейчас и не хватало", -- испугался он, но тут придворная дама заговорила:

-- Я пришла вот зачем. -- Ветер видел, что ей очень сложно говорить. -При дворе никогда не было секретом, что ты сирота. -- Она вопросительно посмотрела на него.

-- Да, я не знаю своих родителей. Мне сказали, что они погибли в войне с ариями, а вырос я в семье художника при дворе и, можно сказать, я с детства художник, -- улыбнулся он.

-- Вот-вот, -- подхватила женщина, -- но на самом деле твои родители все это время были живы.

У Ветра перехватило дыхание, и ослепительная догадка взорвалась в голове. Он вспомнил теплое отношение Императора к себе и такие же отношения между Императором и этой женщиной. Он вдруг понял, что его собственное имя и слово "ветреная" в ее имени могут означать родство между ними. Мать? Его мать? А Император -- отец? Ясно тогда, почему там, в подземелье, он спасал его -- простого художника.

-- Вы... -- Ветер боялся произнести эти слова, боялся ошибиться, -- вы моя мать?

Ветреная Газель быстро подошла к нему и порывисто обняла. Он уткнулся в ее живот и почти не дышал. На его затылок падали слезы. Он крепче сжал ее, и так они замерли на несколько минут. Затем он поднял голову и спросил:

-- Почему же я об этом не знал?

Она вздохнула:

-- По законам Легенды Император может жениться только на девушке равной по происхождению. Я не была такой, а полюбил он меня еще в четырнадцать лет. Поэтому и стал последним в своем роду, ни разу не женившись и не полюбив другую. Никто не должен был знать о наших отношениях и о том, кто ты такой. Иначе все могло бы закончиться ужасно и для страны, и для нас. Теперь же, после смерти твоего отца, я получила право открыть эту тайну. Тем более что и он хотел этого.

Ветер молчал. История любви его родителей, тянувшаяся десятки лет, наполнила его восхищением и печалью. Это было то чувство, про которое слагают баллады, и он был теперь посвящен в него.

Еще раз нежно прижав к себе мать, он громко позвал:

-- Луна, Медведь, Рык! Идите сюда.

Через несколько минут комната наполнилась счастливыми лицами. Когда же отец Полной Луны сообщил Ветреной Газели о том, что их дети ждут ребенка, мать Ветра подошла к девушке и долго молчала, глядя в ее глаза, потом сказала:

-- Атланты -- сильный и красивый народ, и ты -- лучший тому пример. В твоих глазах я вижу любовь, и меня это радует, потому что я знаю цену настоящим чувствам. Порой смешение кровей дает удивительные результаты. Надеюсь, и мой внук не будет исключением.

Она нежно поцеловала Полную Луну в лоб, та обняла ее в ответ и ответила:

-- Когда пленными мы входили в город, отец сказал, что здесь я встречу свою судьбу. Все, что произошло с того времени, приобрело облик фантастической истории. Нас всех будто ведет Отец мира. Я не знаю, что будет дальше, но радость переполняет, когда родные люди окружают меня. Я по-настоящему счастлива.

Она снова прослезилась.

-- Мне нужно сказать вам всем еще одну вещь, -- возвращаясь к столу, сказала Ветреная Газель, -- и на этот раз не очень приятную. -- Лица стали серьезными, чувства схлынули. Ее внимательно слушали. -- Дело в том, что жрецы не могут простить Ветру проникновения в тайные помещения под землей, и ему угрожает опасность. Я не знаю, что делать. Бегать по всему миру от них бесполезно. Они найдут. Да и что это за жизнь, в бегах.

Она с грустью посмотрела на сына и добавила:

-- Вот, сынок, сколько лет провели рядом и не могли быть как родные, а теперь, когда запреты пали, нас хотят разлучить совсем.

Серебряный Медведь крякнул по-стариковски и сказал:

-- Не стоит так переживать. Сейчас все только начинается. Ведь перед нами почти законный наследник Императора, -- он указал на художника, -- и у него гораздо больше прав на престол, чем у других людей. За несколько лет до Потопа жрецам нет смысла развязывать гражданские беспорядки в стране. Они не только не тронут Ветра, но в этой ситуации сами приведут его на престол.

Ошеломленный этими словами Ветер Небес уставился на Серебряного Медведя. Несмотря на то, что мать поведала важнейшую тайну, ему и в голову не пришло, что он может стать Императором.

-- Я? На престол? -- спросил он у старика. В этот момент снова раздался стук в дверь. -- Господи, что за день сегодня, -- вырвалось у художника. -Открыто! -- крикнул он.

Дверь ворвалась в комнату вместе с группой вооруженных людей. Ветер даже не успел встать, как увидел взорвавшуюся голову матери. Автомат, глядевший прямо ему в глаза, выплюнул свое "кх!", но в тот же миг между ним и смертью встала чья-то тень, мягко завалившаяся на бок. "Медвежий Рык", -мелькнуло в его голове. Одновременно над этим кошмаром пронеслось:

-- ХАРРХХХХХХХХ!!!

Ветер, видевший на своем веку множество магических заклинаний, снова был потрясен. Нападавшие на его глазах превратились в каменные изваяния. Серебряный Медведь сидел на своем месте, даже не пошевелившись, только поперечная складка на его лбу напряженно врезалась в переносицу и раскрытые ладони рук глядели в сторону новых статуй.

-- Я, я, -- Ветер с трудом встал и подошел к тому, что осталось от Ветреной Газели. -- Мама! -- выдохнул он. Обняв ее тело, не обращая внимания на обильно текущую кровь, он стоял, покачивая ее на руках, как ребенка, и слезы бесконечным потоком текли по его щекам.

Раздался крик Полной Луны. Она кинулась к брату и стала тормошить его в попытке оживить.

-- Они умерли, -- сухо сказал Серебряный Медведь, -- мы не можем помочь.

Ветер с женой уставились на него, не понимая смысла его слов. Они не верили, не хотели верить в то, что случилось. В этот момент бывший художник осознал, что из-под накидки матери торчат окровавленные бумаги. Чтобы хоть что-то сохранить в память о ней, думая, что это письма отца, он потянул их и скомкал в руке.

-- Смойте с себя кровь, соберите вещи, нам надо уходить отсюда, -старик был непреклонен.

-- У вас есть чувства? -- спросил Ветер.

-- У меня их слишком много, чтобы дать им волю, -- отрезал Медведь. -Не забывай, я потерял сына.

Луна снова заплакала, теперь уже навзрыд. Тогда до художника дошло, что его горе не единственное. Он понял, что должен быть сильнее, хотя бы для того, чтобы жена могла опереться на него. Он вспомнил, что она беременна.

-- Ты прав, Серебряный Медведь. Ради нас, ради нашего ребенка мы должны выжить. -- Он обратился к Луне. -- Не плачь. Никого не вернуть. И... нужно уходить.

Она всхлипнула, провела рукой по глазам и тихо сказала:

-- Да.

11.

-- Смойте с него кровь, -- услышал я сквозь пелену. -- Гриша, ты мог бы быть поосторожней.

-- Да я, вроде, и несильно, -- оправдывался знакомый голос.

-- Ага. Знаю я твое несильно.

Этот голос я тоже узнал -- Самоцветов.

-- Приходит в себя.

-- Вроде бы.

-- Давай укол.

Я ощутил, как что-то укололо меня в руку, и дернулся.

-- Спокойно, Леша, спокойно.

Вот гад, еще и успокаивает.

-- ХАРРХХХХХХХХ!!! -- возмутился я.

В комнате наступила тишина, и я наконец открыл глаза. Передо мной, наклонившись, стояла статуя, до боли напоминавшая Гришу. В ее руке до сих пор был зажат совсем не каменный, а вполне натуральный одноразовый шприц. В углу стоял Самоцветов, в раскрытый от испуга рот которого мне почему-то захотелось бросить теннисный шарик, но под рукой, к сожалению, такого шарика не было.