Тарас Бурмистров - Записки из Поднебесной Страница 12

Нагулявшись по вечернему Пекину, мы направились в отель. На этот раз он показался нам совсем уже родным и домашним. На нашем этаже нас встретила усталой улыбкой девушка, стоявшая за своей конторкой. Две другие молодые особы разносили по номерам большие металлические термосы с кипятком. Взглянув на нас, они пролепетали свое заученное "hello" - и тут же прыснули со смеху, может быть, от смущения, а может, просто от непривычки общаться с такими странными существами. Бледнолицые братья (они же северные варвары) сдержанно ответили на приветствие и чинно проследовали в свой номер. Один из них (то есть я) потом долго сидел на своей кровати в глубокой задумчивости. "Может, стоило бы пойти, поговорить с ними", - думал я. "Где еще встретишь таких хороших, славных девушек". Надо сказать, что хоть меня и многое поразило в Китае, но наибольшее впечатление, самое глубокое и неизгладимое, на меня произвели именно местные девушки. По сравнению с нашими они были... но об этом лучше рассказать в отдельной главе.

Пекин. Китайские девушки.

В первый раз я столкнулся с удивительным характером местных девушек, когда спрашивал у одной из них на пекинской улице, как проехать к ближайшей станции метро. Когда я остановил ее, она взглянула на меня с робостью, если не со страхом, явно не понимая, что я хочу рассказать ей на своем английском. Чтобы помочь ей, я протянул ей карту, где все было обозначено и латиницей (для иностранцев), и иероглифами (для местных жителей). Взяв ее в руки, девушка добросовестно попыталась в ней разобраться, но от волнения или по какой другой причине не смогла этого сделать. Я видел, что она потерялась, как школьница перед строгим учителем, но не понимал причины этого, и стал показывать ей по карте, где мы находимся и какая станция метро мне нужна (впоследствии выяснилось, что задача эта вообще не имеет решения и до метро можно было добраться только на такси). Чем больше я добивался от девушки, тем более беспомощной она выглядела, но все-таки не возвращала мне мою карту, а разглядывала ее и все старалась найти там то, что я требую, или по крайней мере сделать вид, что она ищет. Наконец, явно собравшись с духом, девушка протянула мне карту и сказала "No!" - наверное, единственное английское выражение, которое она знала. Я хотел спросить у нее еще что-то, но, взглянув на ее лицо, вдруг увидел, что глаза у девушки полны слез. Поблагодарив ее, я поспешно ретировался, но потом еще долго не мог прийти в себя. Этот случай врезался мне в память и сильно изменил мои представления о китайцах. Этот народ сам по себе очень деликатен, но своих женщин он воспитывает так, что эти качества развиваются у них в превосходной степени. Когда мне вспоминалась эта китайская девушка, стоявшая с таким беззащитным видом, у меня перед глазами моментально появлялось en pendant одно и то же видение: какая-нибудь наша молодая секретарша, дорого и модно одетая, вышедшая из своего офиса на лестницу покурить и опершаяся на перила с ледяным и независимым видом. Меня такие существа обычно не удостаивают даже взглядом, а если и удостаивают, то коротким и пренебрежительным. Куда уж мне, конечно, до их вселенского величия. В принципе, я ничего и не требую от них, но вот саму по себе эту волну холодности, которой они обдают при неосторожном приближении к ним на близкое расстояние, я переношу достаточно тяжело. С чего, казалось бы, относиться так к первому встречному, о котором еще ничего не знаешь, и, скорее всего, никогда и не узнаешь? Откуда вообще у них берется самомнение таких непомерных размеров? Когда мне случалось поговорить с ними, чаще всего оказывалось, что не то что ничего из себя не представляют, но иногда и просто ужасают узостью своего умственного и жизненного кругозора. И тем не менее я сам чувствую себя перед ними, как школьник, не выучивший урока и вообще неспособный что-нибудь понять в большой и взрослой жизни. И так же они ко мне и относятся. Я замечал это очень давно, но никогда не мог понять, с чем это связано. Мне казалось, что все дело во мне, что это я тут недопонимаю чего-то очень важного, чего-то известного всем, кроме меня. Каких только попыток я не предпринимал, как только не лез вон из кожи, чтобы нащупать ту линию поведения, которая заставит их относиться ко мне по-другому, по-настоящему! Я менял свой социальный статус от студента до главы компании, я зарабатывал за месяц двух или трехгодичную среднюю зарплату, я превращался на глазах из меланхолика в легкомысленного весельчака, сыплющего плоскими остротами, в которые не дай Бог было заронить хоть капельку настоящего смысла и ума - недоуменный взгляд, следующий за таким жестоким промахом, разом давал мне понять, что мое актерское искусство дало трещину и я пропал, проговорился. Мне давали разные советы, как себя вести, какую еще маску на себя надеть (причем самым трудным и жестоким требованием было "вести себя совершенно естественно" кто его знает, как ее, эту естественность, изображать). Измучившись с капризными и своенравными питерскими девушками, я наконец решил, что, может быть, стоит попытать счастья с барышнями из провинции, и пригласил к себе в гости киевлянку - совсем недавно, перед самой поездкой в Китай. Три дня я извивался перед этой la belle dame sans merci, как уж на сковородке (и чувствовал себя при этом примерно так же). В конце концов обнаружилось, что она вовсе и не собиралась никогда замуж, а если бы и собралась, то уж во всяком случае не за меня. И даже если бы я ей и понравился, то прежде чем решиться на такой важный и ответственный шаг, нужно "встречаться" никак не менее года, после чего, может быть, что-то и прояснится. У меня прояснилось все сразу. Я, конечно, понимаю, что любой товар хочется продать подороже. В конце концов, у меня (говорил я себе) есть и ум, и талант, и образование, и деньги, и общественное положение, и любые, самые заманчивые возможности, и воля, которая позволяет их добиваться, а у них ничего нет, кроме того, что и выставляют на продажу в этом случае (не могу, к сожалению, назвать здесь вещи своими именами). Вот и приходится набивать цену всеми доступными средствами. Но такого изуверства я все-таки не мог ожидать: целый год трепать человеку нервы, изводить его неверной надеждой, заставлять его заискивать и унижаться, чтобы потом, вполне возможно, упорхнуть куда-нибудь и даже не задуматься ни о каких последствиях и ни о какой ответственности. Причем это идет у наших девушек не от каких-нибудь неприятных черт их характера, который часто бывает достаточно мягкий и деликатный, а просто от их крайней избалованности. Не знаю, откуда она взялась и почему дошла до такой степени. Вполне возможно, что телевизионные сериалы, любовные романы и дамские журналы сыграли здесь свою роковую роль. Они воспитывают в наших девушках такие ожидания, которые потом уже ничем не оправдать. Бог его знает, кого они ждут для себя - по крайней мере, сказочного принца. А если девушке еще и посчастливилось иметь привлекательную внешность, то тут уже ее притязания начинают доходить просто до Геркулесовых столбов. Но ведь невозможно жить с такими запросами и в таком отрыве от реальности, это значит, что жизнь будет безнадежно испорчена. Нельзя требовать от жизни больше, чем она в состоянии дать, иначе она превратится в длинный ряд жестоких разочарований. Те вконец разочарованные особы женского пола, с которыми мы так часто сталкиваемся - это неизбежное следствие такого подхода. Странно только, что им почему-то так и не удается при этом упасть с небес на землю, а если и удается, то ненадолго. Очень скоро они снова каким-то образом туда забираются.

Но я всегда, повторяю, думал, что дело здесь во мне, а не в них, что это я никак не могу проникнуть в какую-то тайну, открытую всем, кроме меня. Юный Джойс испытывал очень сходное чувство, иначе не заставил бы потом своего alter ego в "Цирцее" воскликнуть "со страстной жаждой": tell me the word, m

other, if you know now, the word known to all men (скажи мне слово, что знают все). Поездка в Китай перевернула все мои представления об этом. Там девушки и выглядят, и ведут себя, и относятся к мужчинам совсем по-другому, чем у нас, потому что они воспитаны совершенно по-другому. Не все из них были такими робкими, как та, первая, не все оказывались юными и симпатичными, но каждый раз после того как мне доводилось пообщаться с ними хоть две минуты, я настолько проникался их грустным обаянием, что долго потом не мог думать о чем-то другом. Я так надоел Диме со своими восторгами по этому поводу, что он начал в таких случаях с серьезным видом предлагать мне забирать их всех с собой - или оставаться здесь, в конце концов. Не знаю почему, но я каждый раз в таких случаях как-то забывал, что все это шутки, и сам начинал о чем-то задумываться и на что-то надеяться. Языковой барьер, однако, помешал мне продвинуться в этом направлении. Даже те девушки, которые работали у нас в отеле, не говорили по-английски до такой степени, что каждую написанную мной на листочке фразу они были вынуждены читать вслух по телефону - и там, на другом конце провода, им по-китайски сообщали, чего я хочу. Воображаю, как бы я таким образом объяснял бы им, что мне понадобилось на этот раз. Впрочем, в Китае, говорят, к браку подходят совсем не так, как у нас. У нас все это превращают в какие-то бессмысленные игрища, с цветами, ресторанами, идиотскими ужинами при свечах и продолжительными нездоровыми сидениями на скамейках в сырых и промозглых парках (Гоголь издевательски называл это "вечернее стоянье у ворот и политичное держанье за белы ручки"). В Китае же к делу подходят здраво и серьезно. Там можно просто и прямо предложить девушке выйти за тебя замуж, после чего она подумает, взвесит все, и либо откажется, либо согласится. У нас же, если при этом не будешь придерживаться сложнейшего, скрупулезно разработанного ритуала со всей тщательностью, то это предложение никто даже и не воспримет всерьез. У нас нужно уметь "подать себя", "произвести впечатление", "пустить пыль в глаза", "показать товар лицом", и при этом еще и "держаться солидно и уверенно". В Китае же, несмотря на их извечное конфуцианское пристрастие к "ли" (ритуалу, церемонии, этикету, приличию), нет таких жестоких требований. Впрочем, у нас это и ритуалом-то назвать нельзя. Это не китайский веками выработанный обычай, а просто следствие бесконечной избалованности наших девушек, которым дали слишком много воли. В Китае всегда к этому вопросу подходили более серьезно и с большим смыслом и толком. Там, кстати, девушки и замуж-то начали выходить по собственному выбору и желанию только с 1949 года. Семейное и общественное начало в Китае во все времена всецело господствовало над индивидуальным, и это самый верный и благоразумный подход к общественному устройству. "Китаец женится не потому, что любит", писал русский китаевед Д. Покотилов, "а потому, что это нужно для общих семейных интересов. Личный выбор и вкус не играют во всем этом деле никакой роли. Вопрос полностью решается старшими членами семьи". Часто будущие жених и невеста были помолвлены с детства, а иногда еще и до своего рождения, и брак заключался в любом случае, даже если они совсем не подходили друг другу. Китайская мораль не одобряла и никаких особых нежностей между женихом и невестой. Собственно говоря, они практически никогда и не видели друг друга до самой свадьбы, это считалось излишним, бессмысленным и неприличным.