Невероятная и печальная судьба Ивана и Иваны - Мариз Конде Страница 12

сводный брат, с которым они никогда не были близки и который нелегально работал таксистом в Фонтенбло. У покойного не было ни жены, ни любовницы, ни тайной зазнобы. Соответственно, не было и детей, ни законных, ни бастардов, ни живших с новым отцом. Би-си не смог присутствовать при погребении, так как находился в поездке по Тунису по приглашению братьев-мусульман. Но он признал важность роли усопшего в жизни Института Света и увековечил его имя в названии одной из аудиторий: «Зал Нисефаля Жереми».

Смерть мсье Жереми стала для Ивана огромным ударом. Ведь тот заменил ему отца, которого он, кстати сказать, не оплакивал бы столь безутешно. И как часто бывает в таких ситуациях, юноша корил себя за мелкие проступки. За то, что раздражался на учителя из-за постоянных, уже навязших в зубах рассказов учителя про его любовь к Алии; что не скрывал скептицизма в отношении его сокровенной идеи:

– После Китая в мире будет доминировать Африка. И под Африкой я подразумеваю не отдельно черную или белую Африку, как принято на Западе. Я имею в виду весь континент целиком. Всех людей, спаянных единой религией.

Со дня смерти учителя Иван стал ежедневно наведываться в заведение, торгующее алкоголем, и колобродил там полночи. Его не раз подбирали на каком-нибудь перекрестке вусмерть пьяного. Симона с Иваной были в ужасе и опасались, что Иван тоже сведет счеты с жизнью.

Как-то днем к ним пришел Мигель, с которым Иван продолжал поддерживать связь. Он нашел неплохую работенку и звал Ивана в компаньоны. Некий Аликс Авенн, крупный торговец вином, ни в чем не мог отказать своему отцу, который несколько лет назад перенес открытую операцию на сердце. Тот недавно открыл завод по заморозке рыбы и теперь набирал надежных молодых людей, которые развозили бы заказы по отелям, ресторанам и частным домам. Они получали солидные денежные суммы, часть которых должны были сдавать ежемесячно на предприятие «Супержель».

– Мороженая рыба! – запричитала Майва. – Что же это делается! Когда я была маленькой, у нас в бульоне рыба еще трепыхалась…

Ивану же беспокоило совсем другое. Ей совсем не нравился Мигель, который совершил такой жуткий поступок – выколол глаз своей сожительнице. За невинным выражением его лица скрывались самые мерзкие мыслишки. Но, конечно, Иван сразу ухватился за этот шанс. Без всяких колебаний он побросал в сумку свои скудные пожитки и уехал с Мигелем, который пообещал дать ему жилье.

Первые месяцы все шло великолепно. По субботам Иван мчался в Ослиную Спину за рулем грузовика с рекламной надписью на борту: «Свежая рыба каждому гурману!» Щеголяя элегантной униформой, он привозил своим килограммы мороженой рыбы – огромные куски красного тунца, белокровок, розовых дорад, разноцветных рыб-кошек, которых Симона готовила в тушеном виде.

На каникулы в честь Дня Всех Святых Ивана поехала его навестить. Как и остальным жителям побережья, Пуэнт-а-Питр казался ей далеким, чужим городом. Ивана была здесь только пару раз, когда пела «Аве Марию» Гуно в соборе Святых Петра и Павла. Запруженные машинами улицы, ливанские магазинчики, откуда неслась оглушительная музыка – последние местные хиты, – все это пугало ее. Но одноглазая Паулина, которая, несмотря на свое увечье, вернулась к Мигелю и даже родила ему сына, непрестанно уговаривала Ивану изменить свою жизнь. Ухватив девушку под локоть, она то и дело уводила ее прогуляться.

– Для людей пришлых в Пуэнт-а-Питре, возможно, нет ничего привлекательного, – трещала она. – Но, когда поживешь здесь, твое отношение меняется. Я вот родилась на канале Ватабль и жила в доме при епархии, потому что моя мать находилась в услужении у пресвитерианцев. Она мыла им полы, чистила столовое серебро и стелила постели. Из-за того что у нас голубые глаза и белокурые волосы, болтали, что наш с братьями отец – один из них, южноафриканец, прибывший сюда из Дурбана. Но это не было доказано. Мать унесла свою тайну в могилу… В моем детстве обитатели нижних кварталов больше всего боялись одного: пожара. В те времена выгорали целые кварталы. Люди теряли всю собственность, а порой даже и детей.

…Как-то днем мы с матерью пошли в церковь на коронование святой Девы Марии[37]. Ты знаешь, этот праздник отмечается ежегодно 15 августа. А когда мы возвращались, то увидели, что наш дом пылает, как факел, а оба брата были внутри. С того дня я и возненавидела эту бедность, эту грязь, неприкаянность. Поэтому я и осталась с Мигелем. Напрасно он старался вести себя, как негр-дикарь, и делать вид, что плевать на всех хотел. Но нет: он буржуа, сын буржуа. Его мать была алжирской крестьянкой, и его отец не захотел на ней жениться. Он предпочел наложницу, красотку-мулатку, которую усаживал на почетное место в своей гостиной.

Ивана не знала, что ответить. Бедность… Может, она и ненавидела ее, но не задумывалась об этом. Просто таков был ее жребий. В школе она посещала Клуб кинолюбов. И читала все, что попадалось под руку: Бальзака, Мопассана, Флобера – они входили в школьную программу; а еще Жюля Верна, Маргерит Дюрас, Ясминá Кадрá и Рене Шара, у которого почерпнула удивительной красоты фразу, не поддававшуюся расшифровке: «Пока ты несешься вдаль, пожертвовав всем, я истекаю кровью, я плачу, я зарываюсь в землю, и я забываюсь и смеюсь меж деревьев. Безжалостная охота, в которой мы все участвуем с искренней страстью, имеет двойную цель: ты остаешься в невидимках, я – в живых».

После получения аттестата зрелости Ивана думала выбирать между двумя профессиями: медсестры – чтобы помогать сирым и неимущим, и сотрудника полиции – чтобы их же оберегать.

А на четвертый месяц все изменилось. Мигель вдруг исчез вместе с женой и ребенком. Сначала все решили, что они вернулись в Гвиану, в Сен-Лоран-дю-Марони, откуда была родом Паулина. Но их там не видели. Не было их и в Блида, у матери Мигеля. В конце концов «проснулась» полиция, которая и выяснила, что они вылетели самолетом в Париж, а оттуда в Турцию. Там их след терялся. Тогда Аликс Авенн заподозрил масштабную аферу. Оказалось, что суммы во многих выставленных счетах были завышены и большинство из них не оплачено. А в кассе гигантская недостача. Ивана арестовали. Его сочли сообщником, ведь он жил у Мигеля и они были напарниками. Так Иван очутился в тюрьме во второй раз. Симона лила слезы без остановки.

Вот тогда-то ее туманная идея снова обратиться к Лансана пустила корни и окрепла. Иван вырос, как бог на душу положил, без отца, который мог бы направить