Михаил Салтыков-Щедрин - Том 16. Книга 1. Сказки. Пестрые письма Страница 128

Одна из главных тем «Пестрых писем» — «писатель и читатель» — как сказано выше, восходит к «Дополнительному письму к тетеньке», переделанному в «Послание пошехонцам» («Письмо к пошехонцам»). С другой стороны, тема «пестроты», намеченная еще в «Письмах к тетеньке», к началу 1884 года приобретает более определенную форму в замысле сказки «Пестрые люди».

Ни «Письмо к пошехонцам», ни «Пестрые люди» не были завершены (см. стр. 519–520 и 524). Именно в «Пестрых письмах» дана художественно завершенная разработка проблемы взаимной социальной ответственности читателя и писателя, а также типа «пестрого человека». Наконец, самый жанр «письма» продолжен и трансформирован в цикле «Пестрые письма».

Цикл «Пестрые письма» публиковался в 1884–1886 годах в журнале «Вестник Европы» за подписью «Н. Щедрин».

До седьмого письма «Пестрые письма» в журнальной публикации не нумеровались, а печатались под общим заглавием.

Дошедшая до нас небольшая часть рукописей цикла (письма V, VIII и IX) хранятся в Институте русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР.

Еще до завершения публикации «Пестрых писем» в «Вестнике Европы» Салтыков начал готовить их для отдельного издания. «Я только что получил, — сообщал 27 августа 1886 года А. А. Хомиховский Пыпину, — письмо Салтыкова, в котором он приглашает меня зайти к нему за статьей для «Вестника Европы», которую он привез. Но от Матвея[130] я слыхал, что Вы к нему сами собираетесь в пятницу, то может быть он Вам передаст. Хотя я думаю, что Салтыков имеет другой умысел, он хочет переговорить со мной относительно издания и вызывает под предлогом статьи, следовательно, я у него побываю во всяком случае, так что Вы статьи не берите, если он сам не будет Вам навязывать» (ИРЛИ, ф. 250, оп. 3, ед. хр. 288, л. 75 об.).

Книга вышла из печати между 9 и 12 ноября 1886 года:[131] Пестрые письма. Сочинение М. Е. Салтыкова (Щедрина). СПб., тип. M. M. Стасюлевича, 1886, 240 стр.

При подготовке Изд. 1886 журнальный текст подвергся дополнительной обработке. Наряду со стилистической правкой Салтыков ввел ряд мест (особенно в V и VI письмах), отсутствовавших в журнальной публикации.

Печатается по тексту Изд. 1886 с устранением опечаток по журнальной публикации и сохранившимся рукописям.

Письмо I*

Впервые — ВЕ, 1884, № 11, стр. 315–322.

Рукописи и корректуры неизвестны.

«На днях был у меня редактор «Русских ведомостей» <В. М. Соболевский> и предлагал участвовать», — писал Салтыков 31 августа 1884 года Н. А. Белоголовому. Начало такому участию должно было быть положено публикацией первого из «Пестрых писем». 27 сентября 1884 года Салтыков извещал В. М. Соболевского:

«Посылаю Вам небольшую статейку. Извините, что замедлил: все время так был болен, что только это и успел написать.

Печатать или не печатать — совершенно оставляю на Вашу волю. Может быть, для Вас покажется несколько неудобным — не стесняйтесь, только не утеряйте и возвратите. Места, обведенные карандашом, можно и не печатать совсем. Я хотел сначала заномеровать письмо I, но потом подумал, что так, без №, надежнее. Но я буду продолжать, ежели настоящее письмо будет напечатано. Не пугайтесь, не часто».

Причины, по которым «письмо» не появилось в «Русских ведомостях», известны из пометы Соболевского на письме к нему Салтыкова от 20 сентября 1886 года: «Пестрые письма», — первый опыт помещения Салтыковым статей в «Русских ведомостях», — были получены в редакции в мое отсутствие из Москвы. Товарищи «Русских ведомостей», ввиду только что полученной «Русскими ведомостями» кары, нашли, что печатать эту статью Салтыкова — рискованно для газеты». Получив очерк обратно, Салтыков предложил его «Вестнику Европы». В письме к Стасюлевичу от 14 октября 1884 года он сообщал: «Посылаю при сем (в корректуре) статейку, которую «Русские ведомости» возвратили мне. Я изрядно ее почистил, как Вы увидите, а в некоторых местах даже и оскопил. Не пожелаете ли Вы напечатать ее в ноябрьской книжке. Я знаю, что книжка уже скомпонована, но пол-листа (или даже меньше) не произведут пертурбации».

В ответ на обращение читателя в редакцию по поводу одной из фраз очерка Салтыков 15 ноября обратился к Стасюлевичу с просьбой: «Письмо, которое Вы мне вчера переслали, заключает в себе весьма едкий, хотя и симпатичный упрек по поводу фразы: стыд есть вывороченная наизнанку наглость. Хотя это не более как недоразумение, но так как и другие читатели могут впасть в него, то не будете ли Вы так добры напечатать в конце декабрьской книжки прилагаемую на обороте «Поправку». Просьба писателя была удовлетворена: «…в статье «Пестрые письма» Н. Щедрина, стр. 319, строка 3 св., вследствие пропуска нескольких слов, напечатано: «По моему мнению, стыд есть вывороченная наизнанку наглость» и т. д. Это место следует читать так: «Предложите этот вопрос любому прихвостню современности и он, не обинуясь, ответит: по моему мнению, стыд» и т. д.» (ВЕ, 1884, № 12, с. 948).

Несмотря на произведенную Салтыковым «чистку» с целью обезопасить очерк в цензурном отношении, «Пестрые письма» вместе с напечатанной в той же ноябрьской книжке «Вестника Европы» статьей «Из общественной хроники» все же обратили на себя внимание цензора В. М. Ведрова. В донесении в С.-Петербургский цензурный комитет (28 октября), находя оба произведения «замечательными в цензурном отношении», «дающими другой колорит ученому направлению журнала и сообщающими ему характер сатирический и тенденциозный», он писал:

«Статья Щедрина «Пестрые письма» имеет содержанием объяснение публике душевного состояния писателя и его взгляда на современное нам положение. Служительские слова: «чего изволите», «как прикажете», «не погубите» заменили нравственное проявление в герое его исповеди (стр. 315)[132], он находит их «в основе человеческого счастья» (стр. 317); полагает, что в «атмосфере служительских слов» для рассуждения нет места (стр. 319);характеризует виды рассуждений, возможных для безопасности процесса личного существования. «В трудную минуту для писателя, — говорит Щедрин, — читатель и в подворотню шмыгнет, а писатель увидит себя в пустыне» (стр. 318, 321). После уничтожения нравственного состояния духа является животное чувство страха, при котором дружественные тайные советники одобрительно кивают автору.

Все это личное проявление чувства автора, ясно рисующее настоящее положение общества, раздражает страсти и напоминает о недавних литературных стремлениях тенденциозного характера».

Останавливаясь далее на статье «Из общественной хроники», цензор в заключение предлагал о таком направлении журнала «представить на благоусмотрение Главного управления по делам печати»[133]. На состоявшемся 31 октября 1884 года заседании С.-Петербургский цензурный комитет согласился с предложением В. М. Ведрова (ЦГИАЛ, ф. 777, оп. 27, ед. хр. 512, л. 277). Посланное (1 ноября) в Главное управление по делам печати донесение комитета было принято «к сведению» (ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 3, 1865, ед. хр. 87, лл. 117–118).

Из-за отсутствия рукописей и корректур невозможно установить, какого рода правка была произведена Салтыковым в тексте «письма» при передаче его в «Вестник Европы», однако несомненно, что, хотя бы частично, он устранил в отдельном издании цензурные купюры журнальной публикации, например:

, строка 4 сн. После слов: «…вопросе о человеческой изолированности» — в отдельном издании дополнено:

вопросе тоже небезызвестном, но который на наших глазах приобрел очень решительные и резкие формы.

«Письмо I», являясь откликом на запрещение «Отечественных записок», представляет собой также введение к циклу «Пестрых писем» и поэтому содержит ряд общих суждений и оценок, определяющих его идейный смысл в целом (см. вступительную статью).

Первая, большая часть «письма» посвящена сатирическому описанию новой общественной атмосферы, когда даже изречение: «ваше превосходительство, не погубите», — оказывается равносильным призыву к оружию.

С помощью «привычки», «опыта», «среднего рассуждения» созидается новая «современная идиллия», более страшная, чем представленная в одноименном романе, ибо в перспективе ее не видится даже «стыда».

Вторая часть «письма» разрабатывает тему «читатель и писатель», которая не была для Салтыкова новой. Еще в 1875 году, со свойственной ему прямотой и резкостью, он писал: «…Я начинаю думать, что моими писаниями никто не интересуется и что «Отечественные записки», несмотря на 8 тыс. подписчиков, никто не читает. То есть читает какой-то странный читатель, который ни о сочувствии, ни об негодовании заявить не может. Это вопрос очень интересный, кто теперешний русский читатель? Во всяком случае, он читает в одиночку <…> ни с кем не делясь своими впечатлениями. Это штука почти безнадежная, и на старости лет тяжело ее переживать» (27 августа 1875 г. — П. В. Анненкову). Общественная реакция на запрещение «Отечественных записок» дала Салтыкову, «пошехонскому литератору» («Приключение с Крамольниковым»), ряд дополнительных штрихов для портрета «пошехонского читателя», «шмыгнувшего в подворотню» в трудный для литератора момент.