Владимир Хлумов - Старая дева Мария Страница 13

- Почему вы так смотрите на меня?

- У вас руки дрожат.

- Ничуть, - Виктор попытался скрыть дрожь сжимая пальцы, - - С чего мне дрожать, идут обычные строительные работы, даже движение в одну сторону перекрыли.

- Вы-то откуда знаете?

- Я вижу, вы мне не доверяете и, следовательно, как выражается поп, остается только плотник.

Виктор встал и, будто преодолевая себя, пошел прочь.

* * *

Зря она задала ему последний вопрос, - думала Мария, глядя на удаляющуюся фигуру Виктора. Да этот ангел - не просто товарищ, - теперь она вспомнила рассуждения научного руководителя о роли предвестника в Новом Завете и последовала за почти исчезнувшей фигуркой. Вскоре фигурка стала разрастаться буквально на глазах. Красавец мог все знать, и про ее застарелую девственность (она живо представила, как Виктор прячется где-то в темном углу своей квартиры и подслушивает их со Змеем разговоры), и про Метрополиум Мюзиум - просто от Змея, а уж про последнее свидание так безусловно! После второго поворота стало очевидно, что Виктор должен пройти мимо грейдера. Так вот он, ключик потерянный. Здесь, повинуясь какому то внешнему толчку, Маша остановилась, и Виктор, сделав еще несколько шагов, остановился напротив грейдера. Потом, оглядевшись вокруг, полез вверх.

- Дха, - словно осенний лист с материнской ветки, слетел с губ Марии удивленный вздох. Она не ожидала такой прыти. Более всего ее поразил професионализм, с каким тот влезал на грейдер, ловко прыгая по ступенькам - с одной лестницы на другую, а потом уж - на порог.

Прежде чем скрыться в кабине, Виктор еще раз оглянулся и, заметив слежку, махнул ей рукой, приглашая последовать за ним.

Господи, что же это такое? Вокруг была еще Москва, но какая-то притихшая и опустошенная - кажется наступил обед, ну точно обед - и дорожные строители ушли... Виктор еще настойчивее приглашал ее последовать за ним, он даже спустился обратно и, стоя на последней ступеньке, протягивал к ней красивую ладонь. Маша тоже, будто вступая в тайный заговор, осмотрелась. Потом смутилась, постояла в нерешительности, и , наконец, двинулась вперед.

Прохладная сухая рука несколько успокоила ее, и у нее даже не закружилсь голова, когда она оглянулась вниз, перепрыгивая с лестницы на лестницу. Она все-таки не представляла истинные размеры чудовища, и если бы не твердая поддержка Виктора, было бы невозможно вынести стремительно уходящих вниз московских кварталов. В какой-то момент появились облезлые московские крыши, утыканные крестами антен, и среди них она отметила крышу родного дома. Все казалось игрушечным, и какое-то давнее воспоминание мягко толкнуло ее в грудь. Она теперь глядела на город глазами пионерки, путешествующей по светлым залам Выставки Достижений Народного Хозяйства. Как сладко было рассматривать изяшные макеты великих электростнаций с крошечными человечками и машинами. Эти кругленькие, крытые блестящим лаком, тепловозики, ведущие за собой аккуратные вагончики, чем-то напоминающие песочные пироженые с розовой глазурью, казались настоящим светлым миром победившей мечты.

- Продолжим? - с приподнятым настроением бросил Виктор, по-хозяйски располагаясь в кабине.

Сейчас он изменился. Его лицо стало сосредоточенным и оттого - еще более прекрасным. Легкая проседь на висках, будто посеребренное воронье крыло, сверкала на солнце. Он включил зажигание, и машина задрожала над далекой столицей.

- Да... с такой махиной мы горы свернем! - ангельским голосом уже кричал Виктор, - Помните, Мария? Ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру хоть с горчичное зерно и скажете горе сей:"Поднимись и ввергнись гора в море", и сойдет гора в море.

- Значит, это вы? - почти не сомневаясь, спросила Мария.

- Да, Маша, я - ангел, я - свободно парящий над собственной жизнью ангел, но - не Змея, а Господа Бога. Да, я - его слуга, посыльный, а сам он грядет через чрево твое, дабы свершить страшный суд.

- А что же делать мне?

- Смириться и ждать.

- Но как же моя любовь, ведь я люблю Верзяева!

- Да о чем вы, Мария! Опомнитесь! Наступает час битвы, и зло будет повергнуто, а доброта и святость, наконец, обретут бессмертие. Так, неужели, вы выберете Верзяева?

- Верзяева уже выбрал грейдер.

- Грейдер - это же символ, смотрите, что делает вера с человеком.

Земля внизу тоже вздрогнула и потихоньку подалась назад,

- Но почему я? - спросила Мария, глядя на уплывающую под нож трижды переименованную улицу Горького. Она оглянулась назад, и на месте оранжевого храма, обнаружила серую ровную поверхность.

- Почему Бог избрал меня - простую, бестолковую женщину?

- Из тысяч! - радостно поддержал сомнения Марии ангел.

- Да, из тысяч и миллионов ничем не примечательных женшин. Ведь та, первая, была особенной.

- Ой-ли?! - Виктор потянул на себя правый рычаг, и они, проплыв над домом Пашкова и восстановленным Храмом Христа, легли на прямой курс вдоль широкого проспекта, упиравшегося в горы имени Ленина.

- А знаете, Мария Ардалионовна, какая дорога ведет к Храму?

- Комсомольский проспект, - сообразила Маша.

- Верно, - Виктор снова рассмеялся. - Вот вы говорите, Маша, тысячи, миллионы обычных, бестолковых людей. А она, мол, была растакая-этакая, и всяких чудес и знамений, при ней - масса. Да позвольте ж, спросить, какого чуда вам еще требуется? Каких знамений, если мы с вами и так парим над третьим Римом? Чего еще желать? А понял! Желаете ту самую гору подвинуть. Сейчас, сейчас, газку подбавим, даром что грейдер, да и какой грейдер, смотри - лезвие, будто туполевское крыло.

Виктор лихо вдавил педаль газа, и огромная, высвеченная осенним огнем гора стала стремительно приближаться. Они пролетели над автомобильной пробкой у метромоста, потом заложили вираж, едва не чиркнув по крыше олимпийского стадиона, и пошли по траверсу горы.

- Час близится, сквозь губы цедил Виктор, - даешь Армагедон, ну, положим, пока, дорогая моя, он во чреве, так - лишь Армагедончик, без этих, знатете ли, семи архаргелов, одним обойдемся. Ну-ка, музычку поставим, шестьсот шестедесят шесть килогерц. Он нажал кнопку встроеного "Пионера", и зазвучала ледянящая душу палеонтологическая труба.

- Там, внизу, сплошные дети кокаиншиков, и, первым делом, сдвинем гору имени главного из них. Чего нам понимаешь Варенух с Сердюками жалеть, все это дерьмо карикатурное, с Лоханкиными, Берлагами и прочими серебрянными детьми серебрянного века. Спасуться лишь избранные, а не эти слепки. Даешь красоту нечеловечскую, час пробил, грядет Апокалипсис.

- Сойди гора в море! - крикнул Виктор.

- Да какое ж это море? Река Москва! - замирая от резкого снижения, возразила Маша.

- Ха, даром что ли мы каналы строили, прямехенько через шлюзы во все бусурманские моря сойдет. Вот так сель будет!

Виктор запел:

- Отсель грозить мы будем Шведу-Сведенборгу...

- Кто такой Сведенборг? - спросила Мария.

- Диссидент от религии.

- Он что, не верил в загробную жизнь?

- Ха, - Виктор рассмеялся, - Нет, наоборот, считал, что она уже давно наступила, и все вокруг есть настоящий ад.

Раздался ужасающий скрежет, видно стал крошиться гранитный парапет смотровой площадки. Маша ухватилась за руку Виктора и закрыла глаза.

- Нет раскрой, раскрой прекрасны очи, глянь назад! - приказал Виктор и больно сжал ее руку.

Маша оглянулась и увидела то же, что и раньше: отвратительно гладкое серое пространство следовало за летящим грейдером.

- Где я? - спросила Маша.

- В своем сознании, - Виктор осклабился.

- А сознание?

- Н-дас, приехали, железная логика серебрянного века.

- Почему же ты не отвечаешь?

- Потому, что есть теорема Геделя, а, иначе, - все, тупик, или, как в простонародье говорят, силлогизм и свободный полет, а, еще точнее, свободное падение сознания.

- Не понимаю, причем здесь Гедель?

- А при том, что если нет бога, то и нет ответа, а лишь больная тавталогия и еще - свободное падение в пустоту. Вот оно и есть - чудо, катарсис человеческого организма, чем не Маргарита с метлой или Просто Мария с Арнольдом? Глянь, красота беспросветная, чудо пустоты. Где мы, кто мы? Е-ге, погодь, щас лунная дорожка появится, гулять будем, эх, жаль, гармонь забыл захватить, я ведь, Маша, на гармони - мастак, ведь это же настоящее, а не то, что раньше было: Варенуха с Ноздревым. Ведь мы ж не зря из людей манекенов настругали, чего там Шинель? Шинель, понимаешь, прохудилась. Да, а новую-то сперли! Кудесники пера сперли, а оставили нам кокаинщиков заместо человеков. Чего мы боялись снов разума, когда душа не то что уснула, а просто сдохла.

Виктор поднял лезвие, и они легли на обратный курс.

- Гляньте, Мария, какая полоса четкая, а, надо будет, мы и все сравняем, раз такого чуда мало.

- Чудо-то чудо, но какое-то книжное.- Возразила Маша, - А я все-таки обычная советская женщина, ну, может быть, с придурью.

- Насчет нашего полета - это точно. А вот по-поводу советской женщины, вы погорячились, Мария Ардалионовна. Не надо бросаться словами.